Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2007
“Когда падают горы” назвал свой роман Чингиз Айтматов (СПб.: Азбука-классика, 2006). Нет — горы остаются на месте. Падают люди. Опускаются в глазах собственных и чужих, так низко, что подняться могут уже, кажется, лишь ценой собственной жизни.
Герой книги писатель и журналист Арсен Саманчин живет в Киргизии конца девяностых годов прошлого века. Когда-то он был знаменит и силен, ногой открывал, как любят говорить в тех краях и некоторых “сферах”, двери любых кабинетов. А теперь его самого выгоняют на улицу в буквальнейшем смысле слова. Бывшая его любовница, звезда ресторанной эстрады, заявляет, что не будет петь, пока этот человек находится в зале. И шеф-директор ресторана просит Арсена покинуть зал, просит по-хорошему, деликатно, даже предлагая записать неоконченный ужин на счет заведения. Что же — видели и мы таблички у входа: кафе принадлежит частным лицам, и посетителям может быть отказано в обслуживании без объяснения причин.
Саманчин отправляется домой, а утром встречает дядю, большого человека из маленького горного кишлака. Бектур-ага предлагает племяннику участие в охотничьем туре по родным горам. Плохо жить нынче людям, зарабатывать нечем, кроме как водить богатых гостей по скалам и ледникам. Да подводить к ним под выстрел местную фауну. В частности — снежных барсов.
Как обычно, Айтматов разворачивает параллельно две истории: человече-скую и звериную. Жаабарс — другой герой книги — самый крупный самец в своем ареале. Когда-то здесь все было в его власти — и архары и самки. Но теперь молодые звери вытесняют старого из охотничих угодий, из жизни. Он и сам хочет уйти, убраться с дороги, но — ему уже не хватает сил даже подняться на гребень. Слишком крут перевальный взлет и к тому же засыпан глубоким снегом. На склоне Килиманджаро леопард погиб на подъеме и высох. В горах Тянь-Шаня барс спускается вниз и готовится встретить последнего врага. Старик остается на месте, и это его выслеживают следопыты Бектургана Саманчина. Это к нему Арсен должен привести нескольких богатых арабов.
Так скрещиваются жизни человека и зверя.
Арсен соглашается на предложение дяди, поскольку ничего не видит в нем криминального. Всегда люди охотились на зверей, почему бы не продолжать это дело и нынче. Да и он нужен, собственно, дядиному кооперативу лишь потому, что знает европейские языки, а значит, может объясняться с дорогими гостями.
Он приезжает в кишлак, и тут ситуация осложняется. Ему предлагают участвовать в похищении. Глава будущих загонщиков, Таштанафган, друг детства Арсена, воевавший когда-то в Афганистане, замыслил модное сейчас предприятие по быстрому обогащению. Захватить неосторожных зарубежных охотников и потребовать выкуп в миллион долларов. По идее организаторов, хозяева нефтяных скважин поделятся куском ренты без особого сопротивления.
Арсену же предстоит сделать выбор в лучших традициях, казалось бы, не модного нынче литературно-философского направления мысли. Либо он приводит спутников в указанную пещеру, либо его укладывают на снег вместе с барсом. Слишком много он уже знает, и выбраться обратно, уйти безмятежно вниз ему не дадут…
Да, в русской литературе (а киргиз Айтматов пишет на русском языке, и потому этот писатель, конечно, русский) последние вопросы до сих пор разрешаются высоко в горах. Но последние, важнейшие вопросы существования встают и перед людьми, живущими на других континентах. Например, в сверхурбанизированной стране Желтого дьявола…
“Мужчина в полный рост” — таким представляет нам своего героя Том Вулф (СПб.: Амфора, 2006). Чарли Крокер — миллионер из Атланты, “хозяин заводов, газет, пароходов”, но прежде всего застройщик. Он строит дома на землях штата Джорджия, берет кредиты, возводит стены, перекрывает их крышами, а потом продает здания за деньги много большие, чем были им вложены.
Но в момент нашего знакомства у Крокера появились проблемы. Конъюнктура строительного бизнеса изменилась, рентабельность упала, как упали и темпы роста, упали вместе с… со многим, что прежде росло, поднималось, радовало душу и тело шестидесятилетнего Чарли.
Теперь ему нечем отдать кредит. Он не может даже платить проценты по займу. Это хорошо понимают в банке и спускают на должника своих цепных псов. Есть, есть у финансовых воротил в загашнике специально обученные люди. Целый отдел занимается тем, что выколачивает деньги из “заср….в”. Именно до этого разряда грешников от коммерции опускается Чарли Крокер. В романе название десятого круга современного ада произносят многие, с удовольствием и без купюр. Но не все так скверно в подлунном мире. Чарли еще может выпутаться, решить проблемы реструктуризации своих долгов. Попросту говоря, отложить выплаты до лучших времен. Но для этого ему придется принять участие в одном политическом шоу.
Вулф не ограничивается одной фабульной линией. Он проводит по всему тексту по меньшей мере три, чтобы в финале искусно связать их накрепко.
Некоего Фарика Фэнона, чернокожего футболиста, обвиняют в изнасиловании. Жертва — белая девушка, дочка одного из приятелей Крокера. Адвокат парня приходит к мэру Атланты, давнему своему приятелю. Два афроамериканца (слышала бы это Скарлетт О’Хара) решаются вытащить третьего из ямы, куда он сам себя посадил. И мэр предлагает через адвоката сделку Крокеру — тот выступит в защиту Фэнона, а мэр попросит банк не давить на корпорацию Чарли.
Все не так однозначно в нашем мире, оттого проблема выбора делается стократ труднее. Чарли помнит себя молодым знаменитым спортсменом (тоже играл в футбол), оттого и не может сходу обвинить Фэнона. И Элизабет — та самая, якобы жертва, — похоже, с умыслом провоцировала горячего парня, пока вдруг не испугалась последнего шага. Выступи на стороне правды, говорит Чарли его жена — ровесница, кстати, Элизабет, и мы сохраним свои деньги. Но что-то беспокоит Крокера, мешает, отпугивает, не пускает даже не в суд, а всего лишь на пресс-конференцию… Верность своему другу? Да! Но еще и ощущение несправедливости, неправедности дела, в которое втягивают его нагрянувшие в дом люди… Как наш магнат, суровый, грубый южанин, разрешит эту дилемму? На суперобложке книги человек на фоне застекленной стены небоскреба подносит ко рту пистолет. Такой ход напрашивается, но кажется чересчур примитивным автору…
Том Вулф — основатель (или изобретатель) любопытного направления в современной литературе. “Новый журнализм”, насколько я могу судить по прочитанным книгам, есть совмещение современных реалий с беллетристическим вымыслом. Нечто похожее делал Эмиль Золя, но тогда эта школа именовалась “натурализмом”. Думается, штука в том, что француз позапрошлого столетия ставил на первое место литературу. Для американца, перевалившего вместе с нами в новое тысячелетие, главным оказывается его величество факт. Остальное прилагается по мере умения и фантазии.
Хотя, пожалуй, последний роман Вулфа куда более литературен, чем знаменитые “Костры амбиций”. Во всяком случае в том, что касается главного героя. Он избежал частой ошибки литераторов, когда центральный герой оказывается тенью, когда короля играет одна лишь свита, а он только лениво меняет позу время от времени. Чарли Крокер в самом деле хорош. Не по сути своей, но как живо, броско, выпукло выписанная фигура. Нутряной человек, потомок южных белых, которых уважали даже зависимые от них черные. Он, как и его немногочисленные друзья, консерватор от пуза, а не от мозга. Не любит геев, больных СПИДом и сифилисом, длинноволосых и тонконогих. Не то чтобы чурается негров, но предполагает, что они должны знать свое место на задней скамейке. Вулф не боится подставить своего персонажа и выписывает сценку, когда Крокер, представляя возможного бизнес-партнера, вдруг оговаривается совершенно в духе пациентов венского доктора. Которого он бы тоже невзлюбил, если бы вдруг услышал о нем и его идеях.
“— Джонни, — обратился он к Гройнеру. — Знакомься… Жид Ричман.
└Что я сказал?!” Волна жара накрыла Чарли с головы до ног.
— То есть Джин Ричман! Ну вот, совсем из ума выжил… — Чарли беспомощно развел руками…”
Насчет “беспомощно” кто-то ошибся: то ли переводчик, то ли сам автор. У Крокера еще достаточно сил, чтобы стать одному против всех. Да, он с его “фобиями” кажется динозавром, мастодонтом среди современных людей, но интересен именно своей неуместной громадностью. Он пугает и притягивает одновременно.
Как и сам Том Вулф. У которого, как ни странно, найдется много общего с писателем совершенно другой страны. Я сомневаюсь, что Вулф слышал о государстве Киргизия; я не знаю, читал ли Чингиз Айтматов книги Вулфа (Тома, не Томаса), но эти два литератора смотрят на окружающий мир одинаково — внимательно, но несколько отстраненно и прищуренно.
Конечно, Том Вулф мощнее. Хотя ему и недостает неистовой энергии его гениального однофамильца, но он все-таки еще не потерял способность поднимать здоровенные и неудобные глыбы. Теперешний Айтматов предпочитает вести тонкую линию там, где раньше лепил бы густые мазки. Но ведь прежде и он, случалось, бушевал не хуже американца. Когда я читал подробное описание случки жеребца-производителя — технологический процесс, за которым с ужасом и восторгом наблюдают приятели Крокера, сразу вспомнил бешеного и гневного верблюда из “Буранного полустанка”. Конечно, и тогдашние цензурные условия, и собственные установки не дали Айтматову прописать все и полностью. Как литератор он воспитан в более целомудренной культуре. Но, может быть, это и к лучшему. Границы любого рода повышают внутреннее давление. А расширяясь в пространстве, газ теряет давление…
Главный пафос обоих романов — способность человека подняться. Стать одному против мира и все-таки выстоять. Подобные проблемы были в фокусе внимания литературы прошлого. Сейчас индивидуальность не в моде. Персонажи современной прозы по большей части люди без свойств. Не маленькие люди, но только тени бывшего человека. Виноваты в том прежде всего, конечно, не литераторы, но само общество. В зеркале нынешней прозы отражается, увы, даже не уродливый сын Сикараксы, но — некая аморфная масса, из которой трудно вычленить отдельного индивида.
Пример — некто Реймонд Пипкас, персонаж Тома Вулфа. Один из служащих того самого банка, которому задолжал полмиллиарда долларов Крокер. Пипкасу приходит в голову замечательная идея, как распорядиться собственностью Чарли, как увести ее из-под носа не только нерадивого заемщика, но и своего банка. Выполняя свой план, он знакомится с первой женой Крокера, дамой лет пятидесяти с лишним, и сходится с ней. А план его, разумеется, сгорает. Разумеется — потому что таким людям по большому счету не удается ничего в жизни. Как писал Джозеф Конрад: “…не можете даже жениться на старой деве или доставить до места назначения злополучный груз угля в шестьсот тонн”.
Хотя сам клерк оценивает себя по-другому.
“Никто даже не догадывался, что он, Рэймонд Пипкас, уже спустил своего рыжего пса с цепи, чтобы тот впервые вволю порезвился… Внутри каждой мужской особи сидел такой рыжий зверь, но только настоящие особи, мужчины в полный рост, осмеливались спустить псину с поводка…”
Впрочем, Пипкас (говорящая фамилия) все-таки женится на богатой пожилой даме. Но, чтобы хоть как-то проявить себя в постели, ему приходится вспоминать некую хорошо ему знакомую молодую особь противоположного пола…
“Ну, с чего ты решил, что тебе положено быть богатым?!” — орал на подобного человечка Хозяин в романе Уоррена.
Кстати, Вулф, хотя и ссылается на журнализм, все-таки в прозе своей беллетрист вполне добротный и добросовестный. Он показывает ничтожество Реймонда Пипкаса изнутри, вполне умело. Рисует фигурку человека толпы поначалу с некоторой симпатией, которая, кажется, не исчезает окончательно даже к финалу. В тот самый момент, когда уже понятно, что жизненный проект банковского клерка реализовался окончательно, счастье предстало ему в образе, подобном семипудовой купчихе, о которой мечтал собеседник Ивана Карамазова. Что же, если нельзя изменить мир в свою пользу, то можно хотя бы к нему приспособиться.
Такая же неудача подстерегает и наполеоновские планы приятеля Саманчина у Айтматова. Он тоже, как и Пипкас, недоволен несправедливым устройством мира, где у одних есть все, а другие обречены существовать впроголодь.
“Правильно, надо соображать — международный скандал учинить нельзя, фирму └Мерген” завалить нельзя, приставить нож к горлу мировых миллиардеров нельзя, а в нищету нас втаптывать можно? Без образования оставлять наших детей можно? Без лечения бросать нас можно? Вот так и получается в жизни: у богатых богатство в океан не вмещается, а у бедных бедность в океан не влезает…” Таштанафган произносит длинную речь, вполне в духе лидеров современного антиглобализма. Клеймит людей, сидящих на нефти, и предлагает разделить их богатства хотя бы и силой оружия. Он прошел большую войну и теперь без особого затруднения готов пустить автоматную очередь что в зверя, что в человека.
Все складывается в его пользу. Ему удалось напугать, запутать Арсена, которому вроде бы и не осталось другого пути, кроме как помогать доморощенным террористам. Но Саманчин в конце концов приходит к другому решению. Мы же помним, что даже в пограничной ситуации человеку остается выбор между жизнью и смертью. В кульминационный момент охоты Арсен поднимает шум, кричит в мегафон на нескольких языках проклятия богатеньким буратинам из дальнего зарубежья, пугает их, а также выслеженного и загнанного зверя. “Руки прочь от наших снежных барсов! Немедленно убирайтесь вон отсюда! Я не дам вам уничтожить наших зверей! Мотайте в ваши дубаи и кувейты, прочь с наших священных гор!..” И — получает несколько пуль в живот, как прощальный привет от кишлачного детства…
Такой же выбор совершает и Чарли Крокер. Но к этому решению его подталкивает стечение обстоятельств. Сначала Чарли пытается ускользнуть от какого-либо решения. Он ложится на операцию, которую откладывал уже несколько лет. Но и в больнице его достает Роджер Белл, черный адвокат футболиста Фарика Фэнона. Кстати, о цвете кожи. Хотя роман Вулфа и не лишен полутонов, противостояние черного и белого проступает в тексте отчетливо.
Одна из первых сцен книги — негритянская молодежь едет провести субботний вечер в Атланте. Хорошо одетые парни и девушки, в дорогих машинах, купленных им преуспевающими родителями. Автомобилей богатых негритян-ских парней так много, что они парализуют движение в городе. Остановившись в очередной раз, они устраивают танцы прямо на мостовой, рядом с четырехколесными друзьями, а то и на их крышах. Подогревает их энтузиазм кроме текста модного репера еще и вывеска престижного клуба, куда до сих пор пускали только белых.
Один молодой человек, совсем разошедшись, спускает до колен брюки с трусами и показывает консервативным столпам бывшего общества свою задницу. Мы видим эту сцену глазами того самого афроамериканского адвоката. Слышим его голос. С одной стороны, ему хотелось бы заставить молодых сограждан вести себя более сдержанно, с другой…
Трудно разбираться в чужих проблемах. Кажется, что и потомки дядюшки Тома влились в общий процесс восстания масс. Но ведь новое поколение всегда начинало с мощного бунтарского подъема, а заканчивало консервативнейшим охранительством. И нынешних радикалов так же смоет поток жизни, и поплывут они по течению, болтаясь между топкими берегами.
Но существуют еще люди, что, кажется, не боятся выгребать на самую стремнину жизни. Таким “мужчиной в полный рост” оказывается не Реймонд Пипкас и даже не Чарли Крокер, а незаметный поначалу Конрад Хенсли…
Мы встречаем его грузчиком на холодильном складе одной из фирм корпорации Крокера. А слышим о нем даже раньше, когда Чарли рассказывает гостям о людях, которых ему приходится встречать по работе.
Представляете, говорит он с гадливостью, у парня из носа торчали сосульки!..
Да, работа досталась Конраду не из престижных. Пододев несколько пар шерстяного белья, затянувшись в комбинезоны, грузчики ночи напролет крутятся на электрокарах, забивая продуктами подъезжающие рефрижераторы. Курей туда, креветок сюда… Оторвать от полки примерзшие коробки, положить на рога своей желтой машинки — и скорее к выходу; выгрузил и тут же рванул обратно. Работа тяжелая, рискованная. Но оплачивается неплохо. И Конрад мирится с ней, надеясь, что сумеет скопить денег на первый взнос за собственный домик, а потом выскочить из этого ада. Напомню, что читаем мы не Золя, не Дос Пассоса и не Стейнбека, а писателя дня сегодняшнего. Том Вулф показывает нам недра современной Америки.
Однако Конраду не везет. Крокер решил, по требованию банка, снижать расходы и — уволил тысячу человек. Среди них оказался и Конрад. Человек молодой, едва успевший преодолеть первые два десятка лет жизни. Он не очень уверенно чувствует себя дома рядом с властными женщинами — женой и ее матерью. Пытается как-то переломить неудачу — устроится, например, набирать текст на компьютере. Но его не берут, поскольку руки уже раздались за месяцы работы на холодильнике и не очень-то помещаются на клавиатуре. Одна неприятность тащит за собой другую — его машину увозит эвакуатор за неправильную парковку. Конрад лезет в драку и в результате оказывается в полиции. И тут в человеке начинает просыпаться собственное начало. На предварительном следствии он мог бы признать себя виновным и остаться на свободе. Но он требует доказательств, и судья отправляет его за решетку. Порядки в тюрьме Вулф описывает дотошно, но нас тоже знакомят с ними последние полтора десятилетия. Скажем так, в американской тюрьме больше места. А остальное отличается мало.
Конрад просит прислать ему книгу. Роман некоего Люциуса Тумса “Стоики в игре”. Но вместо занятной шпионской истории растерявшаяся жена присылает ему тексты античных философов… “Я должен умереть. Так разве вместе с тем и стенать? Быть в заключении — в заключении, сказал он! — но разве вместе с тем и скорбеть? Быть изгнанным. Так разве кто-нибудь мешает мне вместе с тем смеяться, не поникать духом, благоденствовать…”
Хенсли делается фанатичным последователем учения стоиков, восстает против тюремных законов и ломает руку одному из местных авторитетов. Это не приближает его к элите, напротив, его собираются уничтожить. Причем ненавистью к одиночке объединяются все группировки тюрьмы: черные, белые, латиноамериканцы. А ведь только что они враждовали, да еще как!
Дальше начинается ненаучная фантастика. Автор устраивает побег своему персонажу. Землетрясение разламывает барак, и Конрад выходит на вольный воздух. Находит нужных людей, ему подбирают фальшивый паспорт, а потом и работу по способностям и возможностям. Он устраивается помощником сестры-сиделки к… Чарли Крокеру, которому крайне трудно двигаться после операции на колене.
Дальнейшее предугадать в общем несложно. Конрад обращает Паркера в свою веру, и тот выступает на пресс-конференции в пользу своего друга, отца той самой Элизабет, жертвы разгорячившегося футболиста.
Дальше Вулф снова преисполняется сарказма и показывает, как лихо разыгрывают сложные комбинации деятели современной политики. Мэр Атланты предусмотрел все варианты. И даже такой. Взбунтовавшийся Паркер сыграл все-таки на его стороне. В итоге выигрывают все — мэр, адвокат, футболист, и так далее, и так далее…
Проиграл Чарли, которому пришлось расстаться с нажитым богатством. Но его утешают слова Эпиктета, которые он переводит на понятный ему язык:
“Почему бы не уделить побольше внимания единственной ценности, которой мы действительно владеем, — искре Всевышнего Менеджера в своей душе?..”
Он приходит на пресс-конференцию, но, когда поднимается к микрофону, мигом расправляется с Фэноном и начинает говорить о гнили, подточившей современное мироустройство. Журналисты и прочие гости решают: у мужика поехала крыша…
Что же, каждый исполняет свой долг. Так, как он его понимает. Арсен Саманчин тоже выступил в одиночку — и умер в пещере, куда заполз раненным. Туда же приполз умирать и Жаабарс. Ему тоже досталось свинца от той же очереди, выпущенной тем же Таштанафганом. Человек и зверь застывают чуть не в обнимку, скульптурной группой, изваянной запоздалым романтиком.
Айтматов присылает убийц Саманчина хоронить свою жертву с честью. Хотя, может быть, в высоких горах у людей еще сохранились иные представления о жизни. Конрад же с Крокером уходят от мира, и никто их не собирается провожать. Остальные персонажи находят себя места поютнее. Вроде того, что отыскал себе Пипкас…
Но ведь, как предполагали древние, наградой жизни может служить только сознание того, что жизнь, которую ты живешь, и есть твоя собственная…