Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2007
* * *
Вьется робкая тропка, щавель, подбоченясь, цветет,
Оловянные тучи, как ложки в столовой, гремят.
Отдуваясь фонтаном земли, пробирается крот.
Новорожденный лист оглушительной каплей примят.
К шапке болиголова кокардой прилипла пчела,
Желтый выстрел сурепки застыл в камуфляже травы,
Отирая туман с холодеющего чела,
Навзничь луг опрокинулся, и не сносить головы
Ни кудрявому доннику, ни молодцу-васильку,
Ни богатому клеверу в бархате, в сладкой росе.
Кружат бражники, брагой опившись, на спящем лугу,
Приближается утро, и солнце блестит на косе.
Дом
1
Сохрани, Господь,
Колючую плоть
Леса возле нашего сада
И пожарный пруд,
Где лягушки поют, —
Большего мне не надо.
Сохрани в саду
Мяту и резеду,
У сарая — две ржавых бочки
И сухие пни,
А еще помяни
Бабу Лелю, работавшую
на почте.
И ее отцу —
От венца к венцу
Он растил свой дом,
Только не жил в нем —
Отпусти грехи.
Пыль из-под стрехи
Помнит, как его уводили,
А прощальный взгляд,
Пронизавший сад,
Никогда не гас.
Помяни и нас —
В волнах света стоящих
и в тучах пыли.
2
Помянем Осипа, что строил этот дом.
Мы виноваты перед ним, что живы.
Он здесь не спал. Он строил день за днем,
И в теле, как орган, гудели жилы.
Фальцетом пела нежная пила,
И молоток плясал, не нарушая стиля,
И бревен загорелые тела,
Вздохнув, друг в друга намертво входили.
Квадратные объятия избы
Еще теплы, жужжат пчелиным роем
Дрова в печи. Печали не избыв,
Помянем Осипа — и дом его достроим.
Помянем Осипа у старого крыльца,
В пыли опилок, в кружеве из стружек.
Вот мир его, в отсутствие творца
Свечения и ритма не нарушив,
Вращается. Висит на нитках сад,
Дождем подвешен к облаку большому.
И всяк живой пред мертвым виноват,
И всякий мертвый смотрит вслед живому.
* * *
Золотая трава не шелохнется на лугу.
Клевер клейкую сладость под ноги пролить готов.
Подорожник раскрыл ладони — и ни гугу.
Спит под елкой ветер — пастух цветов.
Далеко под холмом пуховый туман лежит.
Полбуханки хлеба темнеет на валуне.
Половина поля скошена — до межи,
За межою кто-то идет ко мне.
Не торопится, видно, — лица не видать пока,
Приникаешь к земле — не слыхать шагов.
Только свита вдали — многокрылые облака,
И зарницы в них — словно лики чужих богов.
* * *
Над заросшею тропинкой
Гордо реет стрекоза,
А под каждою былинкой
Помещается слеза
И катается, как шарик,
Землю мучит, теребит,
Ну, а самая большая —
В круглой выемке, в груди.
И от них идут, вестимо,
Борозды — и вкривь и вкось.
Туча в небе, как картина,
Что повешена на гвоздь
Золотого да косого
Лучика последнего.
И гроша не дам за слово —
Ломаного, медного.
Когда нам сыграют зорю —
В рай ли, в бездну лютую —
Все равно платить слезою,
Твердою валютою.
* * *
Георгины, флоксы, настурции,
Вдоль дороги — елки зеленые,
На веревке — шмотки из Турции,
В кулачке — орешки каленые.
Полбутылки пива “Останкино”
Возле магазина на столике,
И забор, унизанный банками.
Правильно внушали нам стоики —
Прилепляться сердцем бессмысленно
К бренной плоти, к полю цветастому.
Вон девчонка шею намылила
Парню, побушует — и даст ему.
Вон мычит буренка у станции,
Баба Галя шествует с граблями.
Скоро и коров не останется,
Вместо сливок пиво, а главное —
Что там говорится у столика,
Не понять, о чем там хохочется,
Даже если малую толику
Отхлебнуть. По имени-отчеству —
Хорошо, что можно хоть с елками
Всласть навеличаться, а с местными —
Все смешками да недомолвками,
Все кивками больше да жестами.
Может, слово, оно и лишнее.
Продают грибочки да венички
За деревней ближней, за Пижмою.
Вот пойду куплю себе семечки.
* * *
Закружилась блестящая карусель
Многокрылого августа. По дуге
Облака потянулись на запад, ель,
Заскрипев, привстала на каблуке,
Повернулось поле вокруг оси
Золотого луча, обмерла вода,
Зазвенели тяжелые караси
Чешуей, полопались провода,
И как только свечка рванулась вверх,
Стало видно с веранды, из-за стола,
Как планеты яблок, незрелых сфер,
Зачарованно движутся вкруг ствола.