Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2007
в С.-Петербурге.
ї Алексей Машевский, 2007
То, что знают мертвые, — не для нас,
Не для юношей, стариков.
Погружаясь, слушает водолаз
Лепет маленьких пузырьков.
Там на дне — другие совсем дела:
Приглушенные свет и мгла,
Чтоб душа в забытьи, не дыша, брела
В мир, где нету добра и зла.
Подожди, Орфей, не спеши, побудь
Среди птиц полевых, цикад!
Для тебя Эвридика готовит путь,
Нескончаемый путь назад.
Только ты, ступая теперь след в след,
Проходя через толщу вод,
Не теряй из вида ее — о нет! —
И все время смотри вперед.
* * *
Ну вот, пошли дожди. Все снова затянуло,
Притихли воробьи средь мокнущих ветвей,
Забытый старый плед висит на спинке стула,
Который сам забыт и пледа не новей.
Колышется листва, чувствительно уколы
Холодных острых струй перенося с небес,
И с криками бежит соседский мальчик голый,
Застигнутый врасплох, дождю наперерез.
Я слушаю, пока читаю Сологуба,
Как звонко в ведра бьет, стекая с крыш, вода,
Как жадно пьет земля, слежавшаяся грубо,
Как ветер шелестит, качая провода.
И, отвлекая от стихов, все эти звуки,
Прохлада из окна и свежий дух дождя
Берут мой грешный ум, усталый, на поруки,
Куда-то далеко от мира уводя.
* * *
Доживать потихоньку, от одного к другому
Переходя, канва бесконечных дел —
Что со здоровьем хлопоты, что по дому,
Что по работе… и так перейдешь предел,
Тихо, почти незаметно, без потрясений.
Есть в этом что-то солдатское (на посту).
Так облетают деревья порой осенней,
Долго… еще по эту, уже по ту.
Анненскому, говорят, не хотелось сразу:
“Это как ресторан покинуть, не заплатив”.
Я почему-то часто его вспоминаю фразу,
Слишком банальный, зловещий ее мотив.
Не получается. С жизнью не договориться,
А уж тем более с мрачной ее сестрой.
Здесь, у дверей вокзала оно перестало биться.
Снежные сумерки, зданий походный строй…
* * *
Здесь понятие дома совсем другое:
На открытом воздухе ночью спишь.
Не от стужи лютой — от пыли, зноя
Защищает легкий речной камыш.
И с природой не разделяют стены,
Конопатить не надо сквозных щелей.
Хорошо вам, жители Мителены,
Оттого и песни у вас смелей.
Но в моей России от зимней вьюги
Только дом спасает, и гонит мрак
Свет в окне, и липнет душа в испуге
К теплой печке (даже доныне так).
И полгода ждешь грозового лета,
И расстаться в августе с солнцем жаль,
И никак не можешь забыть… За это
Наши песни тихо поет печаль.
* * *
Ожесточенье, отвращенье:
Строфа не движется вперед,
И нудных рифм коловращенье
В мозгу — искомой не дает.
Зачем же пишешь — вот дилемма?
Таких мучительных потуг
Не стоит гулкая фонема
И мысль, осознанная вдруг,
Не говоря уже о внешних
Смешных надеждах на успех.
Слова сидят в своих скворечнях,
Попробуй, вымани их всех.
А то еще собьются в стаю —
Ни дать ни взять, сплошной Хичкок.
Зачем же я пишу? — Не знаю.
Ищи ответы между строк.
* * *
Красим дом, но ему уже восемьдесят,
На фронтонах резные фитюльки висят,
Кое-где оторвавшись неровно,
И давно-то в хлеву никаких поросят,
И гниют в основании бревна.
А в подвале… Но лучше не надо в подвал.
Дом, как старый больной человек, отдавал,
Пока мог, а теперь проседает.
Тяжело опускается солнца овал,
Вечер всюду лиловых теней насовал,
И вообще к сентябрю холодает.
Я не знаю, зачем эти хлопоты нам.
Цепенея от ужаса по временам,
Видишь ясно, что все бесполезно:
Не подкрасить изношенной жизни никак.
За вечерней зарей надвигается мрак,
А за ним миротворная бездна.
* * *
Смерть, пожалев, дала ему,
Любившему жену и дочку,
Не выносившему тюрьму
Больничную — халаты, робы…
Но он не понял. Он хотел
Совсем поправиться. Еще бы:
Ведь столько планов, столько дел!
Мы в молодости не готовы,
Да и потом — друзья, семья.
Как тяжко расторгать оковы
Земного, злого бытия.
И, оставляя без защиты
Любимых, уходить туда…
Туда… туда… Цветы и плиты,
Да луж кладбищенских вода.
* * *
Сколько лет уже ем эту гречу
С бутербродами по утрам…
Я за все непременно отвечу,
Как Адам, прикрывая свой срам,
Цепенея, шаг сделав навстречу
Огнедышащим звездным мирам.
Понимаю Паскаля, который
Меж собою и бездною стул
На ночь ставил. За каждою шторой
Колыхания, хаоса гул,
И везут человека на “скорой”,
И вот так Коневской утонул.
Потому ли, что нет перехода
От житейских пустых мелочей
К содроганью небесного свода
И истоме последних ночей,
Еще как-то возможна свобода,
Или призрак ее: ты — ничей!
* * *
Дождь, дождь, дождь,
Дождь по кустам калины,
Дождь по дорожке
длинной,
К дому когда идешь,
С ветки на ветку синей
Лиственницы, осины —
В иглах небесный еж,
Дробью по крыше гулкой,
Змейкою — в закоулки
Выбоин и щелей,
И по скамейке сада,
Грядкам — так вам и надо,
Бей же наотмашь, лей!
Плетью из брызг зеленых
В мокрых, обвисших кронах
Зябнущих тополей.
Сеткой по черной глади
Речки, не знаю, ради,
Ради каких проказ, —
По полю, по коровам
И по лесам суровым,
Что окружают нас.
Сизое поднял знамя
Тучи, ведет над нами
Грозные силы вождь —
Падающей стеною,
Волею ледяною —
Дождь, дождь, дождь…