Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2007
ї Петр Горелик, 2007
НЕ СОВСЕМ ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ…
И СОВСЕМ НЕ ПОВЕСТЬ
Опубликованная в “Звезде” документальная повесть Игоря Николаева “Генерал” (2006, №2) посвящена выдающемуся командарму Великой Отечественной войны Александру Васильевичу Горбатову. Не соглашаясь с жанровым определением текста, я тем не менее полностью разделяю пафос автора, едва ли не впервые в литературе о Великой Отечественной войне выделившего из многих полководцев военачальника, для которого цена победы значила не меньше, а может быть, и больше, чем сама победа.
На войне мне повезло: полтора года, с момента когда генерал А. В. Горбатов принял командование 3-й армией, и до конца 1944-го я был офицером его штаба. Большая часть событий, описанных и справедливо высоко оцененных автором, происходила на моих глазах. Был я свидетелем и многих событий, которых автор не касается. Говорю об этом не в упрек. И того, что упомянуто, достаточно, чтобы достичь поставленной цели.
Есть, однако, один сюжет из числа “пропущенных”, на котором следует остановиться. Я имею в виду взятие Белостока и действия армии на реке Нарев. Здесь особенно ярко проявились принципы, которыми руководствовался генерал Горбатов как военачальник. На событиях под Белостоком и на Нареве следует остановиться еще и потому, что с ними связано снятие с должности командующего фронтом генерала Захарова, причины которого в повести указаны неверно.
И. Николаев пишет, что генерал Захаров был снят “вскоре после конфликта с Горбатовым по поводу леса”1. Между тем дело было совсем не связано с “лесной историей”. К тому времени, когда Захарова сняли “с понижением”, эта история была прощена Сталиным и давно забыта.
Как же обстояло дело в действительности?
В конце июля 1944 г. 3-я армия вышла на подступы к Белостоку. Армия тогда входила в состав 2-го Белорусского фронта, командовал войсками фронта генерал Г. Ф. Захаров. Фронт успешно наступал, но за последнее время в полосе его действий не встречалось городов, так сказать, достойных московских салютов. Между тем соседние фронты именно в эти дни были неоднократно отмечены приказами Верховного главнокомандующего и салютами (1-й Белорусский фронт: 21.07 — Ковель, 23.07 —Хелм, 26.07 — Люблин, 27.07 — Демблин; 3-й Прибалтийский фронт: 22.07 — Остров, 24.07 — Псков). Наш фронт с 17 июля, когда мы вместе с 3-м Белорусским фронтом взяли Гродно, не удостаивался ни приказов, ни салютов. Видимо, это больно било по самолюбию командующего. Наверстать упущенное можно было только взятием Белостока. И генерал Захаров настаивал, чтобы армия с ходу, чуть ли не штурмом, овладела городом.
Генерал Горбатов как мог противился этому. Мы в штабе знали обо всем, хотя громко об этом не говорилось. Знали по слухам, доверительным разговорам с начальниками среднего звена, а главное — по донесениям во фронт о фиктивных контратаках противника, якобы задерживавших продвижение армии. Горбатов выигрывал время для тщательной разведки и поиска брешей в обороне противника, с тем чтобы обойти город и овладеть им с наименьшими потерями. Разведка доносила, что Белосток укреплен по всему периметру, и генерал решил действовать с осторожностью.
После войны в своих воспоминаниях Горбатов писал: “Брать Белосток в лоб —значило затевать трудное и кровавое дело”.1 Он предпочитал отказаться от салю-тов, но сохранить жизнь солдат. План взятия Белостока созрел, когда разведка нащупала слабое место в обороне противника к северу от города. Командарм решил небольшими силами выйти на юго-восточную окраину, удержать ее и, привлекая к этой группе внимание противника, заставить его ослабить усилия к северу от города. Трудный и рискованный маневр с выходом на юго-восточную окраину был осуществлен полком Беляева. О его смелых до дерзости действиях еще долго говорили в армии. Пользуясь успехом Беляева, две дивизии (Никитина и Маслова) обошли город с севера и тем решили его судьбу. Уличные бои были сведены к минимуму. Тем самым были минимизированы и потери.
Белосток был взят. И не с наскока, а обдуманно, после тщательной разведки, в результате смелого маневра. В этом суть. Здесь проявились два полководческих почерка: для одного характерно игнорирование вопроса о цене победы, для другого цена успеха была одним из важнейших критериев при выборе способа действий. Первый олицетворял собой генерал Захаров, второй — наш командарм.
Обходя Белосток, соединения армии быстро продвигались на запад. На подступах к Нареву продвижение замедлилось, противник создал здесь сильное предполье. И все же 6 сентября армия вышла к реке и с ходу овладела городом и крепостью Остроленка. Попытка тут же форсировать реку не удалась, и до половины сентября мы вели разведку и поиски выгодных направлений для форсирования.
Соседняя слева 48-я армия захватила участок западного берега реки, и Горбатов предложил командованию фронта переправить соединения 3-й армии на уже захваченный плацдарм, чтобы понапрасну не тратить сил на форсирование. 6 октября мы сменили части 48-й армии на отведенном нам участке, а 10-го после мощной артподготовки перешли в наступление с целью расширения плацдарма. Задача была — выйти на реку Ожиц.
Не буду вдаваться в подробности боев на западном берегу Нарева. Они были тяжелыми и кровопролитными, как обычно и бывало при расширении плацдармов, с которых в последующем (это противник всегда чувствовал) могло начаться крупное наступление. А тут особый случай. Мы подходили к территории Рейха, наревский плацдарм выводил войска к границам Восточной Пруссии. В результате напряженных боев к 15 октября армия расширила плацдарм до шестнадцати килиметров по фронту и углубила до двадцати. И все же задача еще не была выполнена, до Ожица оставалось почти пять километров. Сосед слева подошел к городу Макув, но не смог овладеть им. Разведка доносила, что немцы перебрасывают в нашу сторону отборные танковые дивизии; пленные показывали, что немецким войскам приказано восстановить утраченное на Нареве положение. Предполагая сильный контрудар, генерал Горбатов на свой страх и риск приказал перейти к обороне. Вновь пришлось всеми правдами и неправдами доказывать командованию фронта невозможность продолжать наступление.
Разведка не ошиблась. Контрудар противника не заставил себя ждать.
Заблаговременный переход к обороне позволил отразить его и удержать позицию, в дальнейшем обеспечившую проведение войсками фронта Восточно-прусской наступательной операции.
Пользуясь наступившим затишьем, генерал Захаров собрал высших офицеров фронта на совещание, где предполагалось обсудить итоги летней кампании. Было известно, что командующий недоволен действиями танковых начальников и неодобрительно относится к замыслам и решениям генерала Горбатова. В книге, о которой я уже упоминал, приводятся слова Захарова, сказанные после того, как Горбатов доложил решение о проведении операции по расширению плацдарма: “Вы все чудите, умнее всех хотите быть!” По свидетельству Горбатова, сказано это было с явным раздражением.
В огромном каземате старого русского форта Рожан собралось несколько сот генералов и офицеров.
Захаров действительно обрушился с упреками на танкистов, обвинив их в трусости. Дескать, вместо того чтобы вести свои части в бой, командиры танковых полков отсиживаются на командных пунктах стрелковых дивизий, в боевых порядках их не увидишь, танки атакуют робко, с оглядкой на пехоту.
Между тем упреки в адрес танкистов были несправедливы. Кто-кто, а командующий фронтом должен был знать, что в танковых полках ко времени выхода на Нарев оставалось всего по нескольку исправных машин. Стоило ли командиру полка, чей опыт будет востребован при проведении последующих операций, когда его часть будет доукомплектована, рисковать, ведя в атаку два-три танка?
Покончив с танкистами, Захаров взялся за командующих армиями. Он упрекал Горбатова и Романенко (командующего 48-й армией) в том, что они не выполнили приказа — 3-я армия не дошла до реки Ожиц, 48-я не овладела городом Макув. И заключил эту часть своего выступления требованием, которое потрясло всех присутствовавших: “Если я даю вам столько-то дивизий, столько-то танков, столько-то орудий — уложите все, но задачу выполните. О дальнейшем я подумаю и решу сам”. В каземате воцарилась тишина, которую нарушил вставший генерал Горбатов. “Я, — сказал он, — так выполнять приказы не буду”.
После совещания командующий фронтом успел печально реализовать свою теорию использования танковых частей. Мы получили шифровку, которая обязывала передать 48-й армии наши оставшиеся в строю танки. Потом стало известно: 48-я армия сформировала танковую группу, которой была поставлена задача: действуя впереди стрелковых соединений, прорвать оборону противника и овладеть городом Макув. Результат был плачевным — противник отсек нашу пехоту, пропустил танки в глубину и там методично уничтожил своими “Фердинандами” и “Пантерами”. Мы все тяжело переживали эту трагедию, хотя она произошла и не в полосе нашей армии.
О событиях под Макувом стало известно в Центре (будучи слушателем академии, уже после войны в архиве Штаба бронетанковых и механизированных войск Красной Армии при подготовке дипломной работы я читал шифровку на имя И. В. Сталина, подписанную Командующим БТ и МВ маршалом танковых войск Я. Н. Федоренко, в ней и сообщалось о последствиях операции, и вина за бессмысленные потери и неграмотное использование танков возлагалась на генерала Захарова). Судьба Захарова была предрешена. Вскоре он был освобожден от командования фронтом и назначен командующим армией на юге. В начале декабря командование войсками 2-го Белорусского фронта принял маршал К. К. Рокоссовский.
Итак, факты подтверждают, что снятие генерала Захарова не было связано с давно забытой “лесной историей”.
Пресловутое совещание и последовавшие за ним события под Макувом все послевоенные годы волновали меня. Я удивлялся, что не находил ни слова о них в наших военных исследованиях и мемуарах. Когда же в 1965 г. я прочел книгу генерала Горбатова и не нашел упоминаний об этом даже в ней, я обратился к своему бывшему командарму с письмом. После поздравления с наступающим Новым годом (1968) я писал: “Как преподаватель тактики и оперативного искусства в военной академии я постоянно обращаюсь к богатому опыту минувшей войны, который не только полезен, но дорог и близок нам, участникам войны. При этом у меня возникает желание привлечь не только общеизвестное, но и оказавшееся по тем или иным причинам за пределами нашей военной литературы. Мне представляется очень ценным опыт нескольких операций, проведенных под Вашим командованием. Во-первых, форсирование р. Днепр в январе 1944 года. Замысел этой операции и его реализация — яркий пример независимого, не шаблонного оперативного творчества. С точки зрения книжной теории такая операция была бы совершенно невозможна. Обессиленная и обескровленная в предыдущих боях, почти без танков, армия предпринимает попытку форсирования крупной реки, имея у себя на фланге на восточном берегу противника (в районе села Селец-Холопеев). И эта попытка не только осуществляется блестяще, но, более того, войска захватывают и удерживают плацдарм на следующей реке, на р. Друть, создав условия для проведения Бобруйской операции.
Замысел, как мне всегда представлялось, основывался прежде всего на том, что противник именно с позиций “правильной” теории оценит силы нашей армии. При такой оценке ему никогда не могло прийти в голову, что 3-я армия способна на столь дерзкую операцию. Мы, офицеры Вашего штаба, знали, что в интересах внезапности действий Вы настаивали перед командованием фронта, чтобы в сторону армии не было никаких передвижений фронтовых резервов, что Вы категорически возражали против выдвижения в нашу полосу танкового корпуса, на чем настаивал командующий фронтом.
Во-вторых, взятие Белостока. Если на Днепре Вы шли на риск и дерзкие действия, то под Белостоком Вы предпочли действовать осторожно, добившись цели малыми потерями.
И, наконец, отражение контрудара и удержание плацдарма северо-западнее Рожан в октябре 1944 года. Несмотря на категорический приказ фронта продолжать наступление, Вы приняли решение перейти к закреплению плацдарма. Ваше решение основывалось на понимании того, что дальнейшее наступление не приведет к сколько-нибудь существенному увеличению и без того уже большого плацдарма, но окончательно обескровит войска, и мы потеряем все. Последующие события подтвердили правильность такого решения, и можно ли забыть фронтовое совещание, на котором генерал Захаров обрушился на Вас за невыполнение приказа и где Вы мужественно и достойно отстаивали свою позицию. Не часто приходилось видеть суд над победителями!
К сожалению, в Вашей книге днепровская и, особенно, рожанская операции не нашли отражения. Во всех перечисленных действиях интересен момент, так сказать, “оперативного неповиновения”. Мне трудно говорить о причинах умолчания. Хотелось бы знать не только о фактах, но и о подоплеках (в архиве можно выяснить документальную сторону, но разве документы сохраняют мотивы и побуждения?)”.
Генерал Горбатов тут же ответил мне поздравительным письмом. В конце он писал: “Относительно поставленных Вами вопросов в письме, конечно, лучше поговорить нам лично. Когда будете в Москве — заходите. Буду рад вас видеть”.
К сожалению, эта встреча по разным причинам не состоялась.
Но даже сейчас, когда я давно уже вне строя, меня не оставляют в покое все те же вопросы. Особенно “оперативное неповиновение”. Ведь выполнение приказа — закон для подчиненных, это стержень воинской службы. Что же, оказывается, в тактике и оперативном искусстве, как в микрокосме и макрокосме, действуют разные законы?
Возвращаясь к “документальной повести” Игоря Николаева, хочу подчеркнуть, что при всех несомненных достоинствах ей все же не хватает более широкого охвата фактов, связанных с полководческой деятельностью генерала Горбатова во время Великой Отечественной войны. Недостает ей и большей жанровой определенности.
Петр Горелик
1 По просьбе донбасских шахтеров, испытывавших крайнюю нужду в крепежном лесе, в обход запретов Верховного командования генерал А. В. Горбатов распорядился о рубке леса на оккупированной территории и его отправке на Донбасс.
=====================================================================
Erratum
На второй полосе обложки №10 допущена досадная опечатка — четвертую строку стихотворения О. Мандельштама следует читать: “Вся ковровая столица”. Приносим извинения нашим читателям.
Ред.