Опубликовано в журнале Звезда, номер 10, 2007
ї Звиад Ратиани, 2007
ї Зураб Ртвелиашвили, 2007
ї Владимир Саришвили (перевод), 2007
ї Инна Кулишова (перевод), 2007
ИЗ СОВРЕМЕННОЙ ГРУЗИНСКОЙ ПОЭЗИИ
Представляем нашим читателям трех относительно молодых, но уже всерьез заявивших о себе грузинских поэтов.
Шота Иаташвили (род. в 1966 г. в Тбилиси) — поэт, прозаик, переводчик, арт-критик, автор восьми поэтических книг, трех сборников рассказов и одного романа. Перевел на грузинский многих современных русских и американских поэтов. В 1993 г. в “Дружбе народов” была напечатана его повесть “Больной город” (перевод Александра Эбаноидзе). Работает в Центре культурных связей Грузии “Кавказский дом”, главный редактор издательства и литературного журнала “Альтернатива”. Произведения переведены на многие европейские языки. Лауреат премии “Саба” за лучший поэтический сборник (2007).
Звиад Ратиани (род. в 1971 г. в Тбилиси) — поэт, переводчик. Переводил английских, американских, немецких поэтов XX века. Лауреат молодежной премии Союза писателей Грузии (1995, 1998), премии издательства “Ломиси” за переводы Эзры Паунда и Т. С. Элиота (1998), премии Института Гете за переводы П. Целана (1999), премии журнала “Арили” за лучшую публикацию года (2000), премии Важа Пшавела (2005) и др. Стихи переводились на многие европейские языки.
Зураб Ртвелиашвили (род. в 1976 г. в Караганде) — поэт, автор трех поэтических книг: “Ирекция” (1997), “Апокриф” (2002), “Анарх” (2005). Участник коллективного сборника “Аномальная поэзия” (1993). Активный деятель альтернативных литературных мероприятий. Занимается мультимедийными проектами. Участник поэтических и театральных фестивалей “Поезд”, “Мзиури”, “Арт-Кавкасиа”, “Gift”.
ШОТА ИАТАШВИЛИ
ДЕНЬГИ
Денежки мои красивые,
как и роза, небо, дерево.
Мона Лиза —
не кобыла сивая.
Но и денежки мои красивые.
Я в кармане вас пощупаю,
малышей моих расписанных,
показать кому надумаю —
вдену как тюльпан в петлицу их.
Ох вы, деньги мои, денежки…
Вы цветное представление
с полунищей декорацией,
шкуры пустоты сверкание.
Обернусь парчой купюровой
и войду я в мир, где дерево,
роза, небо с Моной Лизою…
Вот уже
вхожу.
Мне билет, и вам билет —
приглашаю.
О, как может быть красива жизнь,
если ты на гребне красивой денежной волны.
Старею. Старею. Старею.
Все чаще о том размышляю,
не выставить ли мои деньги
в музей, под стекло — и навечно.
Пусть люди придут, насладятся
красавцев-банкнот лицезреньем.
В волнении будут стоять они долго,
потом по домам разойдутся в раздумьях:
какая удача —
красивая жизнь,
красивый дом,
красивый стих…
Они подумают —
какая удача,
когда деньги твои так же красивы,
как беременная супруга твоя…
Перевод Владимира Саришвили
СВОЙСТВА ФАРФОРА
Фарфор
чертовый,
будит во мне желание все рушить.
Он должен разбиться,
пока губы многих изучит,
пока его кожа не покроется пылью,
пока не сгниет.
Таково его свойство.
И пенящийся кофе когда наливают в него,
кипит адский деготь.
И фарфор
(о, неодолимая жажда, разбуженная им во мне,
все рушить)
страшен, красив, беззащитен.
Судьба его сладкая: рассыпаться по полу —
звенит беспощадно в воздухе, в нас.
Через миг-час-ночь
фарфора неуемная
душа должна разбиться, и —
таково его свойство.
ОФИЦИАНТКЕ. КАФЕ В ВЕРИЙСКОМ САДУ
Двумя протянутыми к нам руками
несешь прохладный ритм мелодий лета,
и ароматы,
и видений четкость.
Двумя протянутыми к нам руками
накормишь
и утешишь.
Двумя протянутыми к нам руками
сказала ты: “Красиво все и тщетно”.
Твои вперед протянутые руки
так безусловно правы
и движутся на маленьком клочке земного шара
целенаправленно и грустно.
Твои вперед протянутые руки —
знак равенства,
соединивший жизнь и смерть.
Прошу,
твои вперед протянутые руки
подними
и покажи,
кто есть там,
кто шлет все это нам на самом деле
к столу, рассчитанному на двоих,
в кафе в саду Верийском
сегодня, мне и другу моему,
в 1998 году, 30 июля, вечером.
Перевод Инны Кулишовой
ЗВИАД РАТИАНИ
СНЕГ, СНЕГ. ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА
Жизнь прекрасна. Проснулся в начале седьмого
и зажег огни нашей елки, хорош
блеск ее разноцветных свечей. Жизнь
прекрасна. Дети спят. И взрослые. Снег,
первый, кажется, в этом сезоне, падает.
Падает снег, и светает. Тридцать Четыре —
шепчу я себе. Нет, не годится. Тридцать Четыре —
повторяю погромче. Опять не то. Что-то не нравится
в этой цифре; а ведь именно столько исполнилось мне
сегодня. Минимум полчаса
в моем распоряжении, могу сидеть и писать. Нет,
не могу. За окном залаяла собака, и так энергично,
что я подумал: ей еще о многом и многом лаять,
но она вскоре притихла. Жизнь
прекрасна. Быстро светает,
и заранее ленюсь прожить этот день, этот
конкретный. Я не о жизни. Жизнь
прекрасна. Жить я люблю. Я ленюсь прожить
именно этот, наступающий день,
шагать по грязи — ведь снег в этом городе не держится долго,
принимать поздравления, не-поздравления, говорить “спасибо”
с соответствующей мимикой. Быстро светает,
и в дневном свете уже не так хорош
блеск разноцветных елочных свечей. Жизнь
прекрасна. Моя дочка бежит к окну
и с криком “снег, снег!” несется по дому,
а сын еще маленький, ничего пока не понимает, но и он радуется
и подпрыгивает на кровати. Я мог предугадать
такое начало дня, так как проснулся в начале седьмого
и первым увидел снег за окном. Дитя мое,
не так уж и хорош этот снег —
час, другой — и растает, превратится в грязь,
он так же безжизнен, как число Тридцать Четыре,
так же бездушен, как блеск елочных свечей в дневном свете,
бесплоден, как твой отец за письменным столом.
Но эти слова, дитя мое, плохие слова, а снег — снег хорош,
и твой отец, представь себе, тоже. Пока он не вышел из дому
на улицу, где снег еще не затоптан и чист,
скажи ему что-то, неважно что, любое слово шепни,
пусть даже бессмысленное Тридцать Четыре,
и он станет красивее, чем был, и с легкостью будет шагать по тающему снегу,
принимать поздравления, благодарить поздравляющих
и хотя бы некоторое время не вспоминать,
как усложнилась жизнь,
как упростились мечты. Жизнь
прекрасна.
МАЛАЯ ЭЛЕГИЯ ДЛЯ ОТЦА
Смотри, это дерево и есть мой отец.
Ты удивлен?
Дуб ожидал увидеть?
Нет, это дерево и есть мой отец,
это тонкостволое
и еще совсем не старое,
которое чутко спит зимой
и весной пробуждается при первом тепле.
Оно не затеняет половину двора,
не заслоняет свет другим деревьям,
его тень не тяжела и послушна —
даже слабое осеннее солнце
без труда вращает ее вокруг ствола,
ну а летом, когда у нас невыносимо жарко,
его тень пятерых-шестерых, если не больше, укрывает свободно,
и нам этого хватает. Нас больше и нет. Большего
и не надо.
ЖИЗНЬ СРЕДИ КАМНЕЙ
Да понимаю я все.
И сам такими же мудростями одурачивал
себя, и сердце свое, но затянулось
это время собирать камни — я правильно сказал? — и вот это время
что-то слишком, постыдно затянулось:
все камни и все камешки, большие и крошечные, собраны,
огромные стены воздвигнуты
вокруг меня,
высокие такие —
если и придет пора разбрасывать,
даже самый легкий камешек не перебросить
за стены.
И шевельнуться боюсь — ведь могут упасть
эти мои, годами собираемые, выразительные камни
и раздавить меня. Сижу неподвижно
и рассматриваю каждый камень по отдельности;
в некоторые, случается, влюбляюсь,
но не решаюсь признаться.
ДРУГОЙ БЕРЕГ. ФРАГМЕНТ
Солнце спускалось куда-то в сторону, не в море,
и само море было каким-то не таким, северным,
с удивительно плоской тканью поверхности
и с тонким, глазом почти неуловимым, горизонтом,
линия которого проходила гораздо ближе,
чем в том другом, единственном море,
которое я видел. И я, девятнадцатилетний
и слегка удивленный тем, что даже моря не похожи друг на друга,
с радостью смотрел на красивую русскую девушку,
которая выходила из воды на берег, ступая
медленно, спотыкаясь — так как дно было каменистым. Солнце спускалось,
и в его лучах блестело тело, покрытое глазурью соленой воды,
я же был девятнадцатилетним, прошлого пока не имевшим, и не мог понимать,
что это и есть красота: удачное сочетание
нескольких теплых цветов, и только…
Перевод Инны Кулишовой
ЗУРАБ РТВЕЛИАШВИЛИ
STATUS QUO ANTE BELLUM…*
Свой прежний статус теряют планеты…
Как поблекшая бумажная валюта,
отчеканенная медная монета.
Да будут легки имена и лики их…
Статус-кво теряют вечные города,
как старые партийные друзья-товарищи
расстаются с безупречной репутацией.
Да будут праведны имена и лики их…
Свою первозданность теряют дома.
Когда ранним утром мы отворим очи,
бесконечные молитвы прочтут нам заводы.
Да будут насыщенны и священны гудки их…
Размахом и расстоянием распоряжаются дороги,
как рыбы с девственностью прощаются в морях,
на взлете славы волны опрокинут дамбу.
Да будет свободно и свирепо песнопение их…
И в эту ночь, от Тбилиси до Джа-ла-ла-бада!
И в эту ночь, от Багда-да до Тбилиси!
Джордж-W-Буша проспект проезжая,
свой статус теряют обреченные солдаты.
Да будут спокойны и блаженны имена их…
МАЛАЯ ПОЭТИЧЕСКАЯ ОНТОЛОГИЯ
Бижутерия:
Для внутренней курицы,
Для внутренней свиньи,
Для внутреннего зверя.
Акт 1
Выходит внутренняя курица,
Выходит внутренняя свинья,
Выходит внутренний хищник.
Выходит внутренняя курица. Возмущена.
Выходит внутренняя свинья. Рассержена.
Выходит внутренний зверь. Разгневан.
Внутренняя курица проста.
Внутренняя свинья массивна.
Внутренний зверь опасен.
Внутренняя курица — скрытно.
Внутренняя свинья — скрытно.
Внутренний хищник — скрытно.
Женщина (?) — внутренняя курица.
Женщина (?) — внутренняя свинья.
Женщина (?) — внутренний зверь.
Мужчина (?) — внутренняя курица.
Мужчина (?) — внутренняя свинья.
Мужчина (?) — внутренний зверь.
Богобоязненная курица во время поста (!)
Богобоязненная свинья во время поста (!)
Богобоязненный хищник во время поста (!)
Внутренняя курица — ненавидит,
Внутренняя свинья — завидует,
Внутренний зверь — жаждет.
Финальный акт
Внутренняя курица бьет клювом,
Внутренняя свинья бьет рылом,
Внутренний хищник опасен!!!
Внутреннюю курицу зарежут,
Внутреннюю свинью зарежут,
Внутреннего зверя убьют.
(Занавес)
ОДА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ ГРАЖДАНСКОМУ ОБЩЕСТВУ
Хвали меня и сторонись!
Приготовь мою долю
Риса и пшеницы,
От луга до луга — от луга до луга,
Там, где косы тушат огонь
В золотом колосе,
Хвали меня и сторонись!
Когда мне ветры расчесывают,
Волнуясь, волосы,
Хвали меня и сторонись!
Наточи косу и повторяй
Десять строк из моего стиха,
Хвали меня и сторонись!
В святом шуме, искреннем шуме, беззвучном шуме
Много рук, которые просят
Право слова!
От луга до луга — от луга до луга,
Там, где косы тушат огонь
В золотом колосе, —
Хвали меня и сторонись!
Хвали меня и сторонись!
Хвали меня и сторонись!
Перевод Инны Кулишовой