Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2006
Рискнуть и проиграть, не оказаться в белом,
не разбивать бокал «на счастье», никаких
речей не говорить, исчезнуть между делом
без хлопанья дверьми, в отсутствие шумих.
Смотреть издалека, из пропасти, из щели,
из ямы выгребной — и видеть: лавр увил
достойное чело…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…А правда ли, Сальери,
что Бомарше кого-то отравил?
* * *
Даже если нет никакой свободы,
никакого счастья любви взаимной,
все равно, колышутся тихо воды
только что оттаявшего залива,
все равно, невозможно остановиться,
запуская камешки, соревнуясь
непонятно с кем, все равно, слезится
глаз от ветра, как если бы ты вернулась…
* * *
Ничто, ничто не онемело,
не кровоточит, не болит…
Душа, покинувшая тело,
уже летит.
А ты в потемках шаришь слепо
(так бьется о стекло оса),
как будто выпавшая скрепа
найдется… Вряд ли небеса
тебе помогут. Невесома,
как пух лебяжий, как дымок,
лети (не там ли ждет плерома?),
протискиваясь между строк.
НАБРОСОК
Скажешь: «поэт» — вообще не поднимут зарплаты,
птичка, известно, не знает забот, труда,
вирши чирикает, тянет свои рулады…
Что же, платить за песенки? Ерунда!
Вот и снимаешь с эпохи декалькомани
там, где придется, и так, как придется, — что ж…
Нет, не теперь, но тогда — в мировом тумане,
полосы вид заслонят на телеэкране:
будет ли поздно? Не знаю — но все поймешь.
РЫБА
Первоначальная тишь, синева, прохлада…
Видом своим говоришь обо всем и всем,
рыба, останься со мной, ничего не надо
больше от мира сего. Никаких лексем
и никаких на холстах разноцветных струпьев,
как говорил Мандельштам, никаких иных
звуков, помимо всплесков, давай уступим
место природному, вместо полубольных
этих фантазий двуногих, которым что-то
вечно придумывать хочется, вечно ум,
словно горчичник, прикладывать…
Позолота
мелких чешуек, прохлада…
Silentium!
* * *
Не потому, что кинешься в костер ты
и превратишься в пепел и золу,
а потому, что крылья распростерты
и рвут — как шелк, растянутую — мглу,
не потому, что гибельность в основе
твоей красы недолгой, неземной,
а потому, что, воплощаясь в слове,
ты каждый миг становишься иной,
не потому, что мысли и желанья
несбыточны, что нужно все отдать…
А потому, что, зная все названья,
я не могу тебя назвать.
* * *
Не смей в прощании бесслезном,
ненужном, как гнилой сарай,
речь заводить о «небе звездном»,
волнения не допускай,
а просто констатируй сухо,
мол, расстаемся — впереди
не смерть, костлявая старуха,
а счастье… очи отводи,
смотри как бы поверх… сутулость
спрячь, плечи разом распрями.
Чтобы случайно не вернулась
любовь с когтями и плетьми.
* * *
Жизнь не нуждается в приятии,
принятии и прочих «при»:
весь день сидишь на предприятии,
выходишь — светят фонари.
И все твои немые странности
их тусклым светом прощены,
и жизнь достойна благодарности
за это только. Белизны
необычайной снег скитается,
и ты тем снегом занесен.
Одна беда — что жизнь кончается,
она проходит. Вот и все.