Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2006
* * *
И конь споткнулся, и уснули львы.
Весь львиный прайд, пристывший к пьедесталам.
Мерцают стекла листьями травы,
Пылают каждым ледяным кристаллом.
Все антики — кто нагишом, кто как,
Все, как деревья, умирают стоя.
В хрустальных кронах ни вороньих драк,
Ни ветерка, ни жизни… Все пустое.
С мороза врется славно, вот кино,
А на душе — не сладко, и не горько.
Лишь человечьей особи пятно,
Вдали маячит — для масштаба только.
* * *
Средь отражений и полутеней
двоится все, однако не двулико.
Владыка полумира, царь царей,
волной с накатом плещется туника.
Волна всегда с накатом,
коль одна,
другая следом, как в стихосложенье,
где рифма парная — и даром что бедна,
но цепкая и держит в напряженье.
* * *
Скворечник сбит, поломан куст сирени.
Кругом черно — предзимье, тишина.
И саженцами в полиэтилене
Веранда наша загромождена.
Сосед по даче землю соскребает
С резиновых сапог, с граблей, с лопат
И, разогнувшись, долго наблюдает,
Как стелется дымок вдоль черных гряд
От куч ботвы картофельной к воротам.
И я в делах — остатки лета жгу.
Пора домой, к многоэтажным сотам,
Укроюсь в них, приветствуя пургу.
* * *
Нахохлились птицы, под крыльями клювы,
Не дрогнет перо, не натянется нерв.
Как будто трудились в лесу стеклодувы,
Гляжу — что ни ветка, то новый шедевр.
Здесь все подавляет — сиянье, величье,
Свинец тишины оглушает вполне…
Стою и вхожу в положение птичье,
И текст их следов всё понятнее мне.
* * *
Был лесодол, берёзоснег…
Всю зиму длился клятвовек…
Но преломился, и весной
Он каждой тропкою лесной
Растекся, стал слезлив, нелеп…
Глаз одного пруда ослеп,
Сквозь ряску чуть синел второй…
Слова сбивались в мошкорой,
Тесня дыхание и взор.
Изыскан ревности узор,
Каким соткал его паук,
Когда любви замкнулся круг.
Из детства
Я — голова на тонкой птичьей шейке,
А в остальном — вся гипса изваянье.
Мне роvдная играет на жалейке —
Жалеет, значит.
Без словомаранья,
Как столпница, в себя погружена я,
В небесные разводы акварели —
От серого до розового края
И купол, подсиненный еле-еле.
И взглядом внутренним я упираюсь в своды.
Страх вечен, как и боль. И горько-горько…
Да, вечность не отсчитывает годы,
Не девять мне, не десять, мне — нисколько.
* * *
Своей клешней нацелен рак в меня,
В тебя, в него, во всех вокруг — в любого.
На миг глаза от света заслоня,
Вглядись в ничто и вслушайся в неслово.
Сигналю всем с предсмертной высоты,
Моей штрафной отчаявшейся роте:
Клешнею мерзкой выпотрошен ты,
А рядом он — лишь скорлупа без плоти…
Но верьте в чудо, мир не без чудес —
Кого-то пуля, обогнув, не тронет,
В кого-то солнце с молодых небес
Зерно выздоровления заронит…
* * *
И вязь словес, и интонаций вязь…
Золотошвейкою над ней склонясь,
Плела то в полутьме, то в полусвете…
Рванулась вдруг, в рыбачки подалась,
Вяжу узлы, раскидываю сети.
Вся в рыбьей чешуе — сверкаю, как циркачка.
Вплелась в канат дубеющей пятой.
Высь, бездна, высь, стихия, качка…
И все-то ради рыбки золотой.
* * *
Расцвели и мои небеса
Облаками подснежников, что ли…
Вслед им — день или четверть часа…
Вот очнулась — уж клевером в поле
Запестрела небесная сень,
На просвет — розовато-белёса,
Как побитая зноем сирень.
В сад небес по тропинке с откоса
Я сбегаю, петляю, пою…
* * *
Кружение сердца — вот танец, доступный и мне.
Сто двадцать в минуту… шажка, поворота, удара,
Ну что же, как йоги станцуем на голом огне,
Уйдем в невесомость веселыми кольцами пара.
Да, лишь невесомость кружению сердца сродни.
Я в танце, о чудо, я в самой его сердцевине.
Ты перышко времени сдуй с меня, милый, стряхни,
И сбросим тела, что когда-то исполнены в глине.
* * *
Скворцы чернеют густо, кучно,
Шагают целиной без троп,
Весна отчаянно и звучно
Рванула вожжи — и в галоп.
Так, что пространство рвется в клочья,
Все в пятнах солнечных кругом.
Навек отвыла вьюга волчья,
Проснулись рыбы подо льдом.
И выпорхнула, как из клетки,
Насквозь продрогшая душа.
Отогревается на ветке,
И весела, и хороша.
* * *
Так любовь окольцевала,
Нет конца и нет начала,
Ни начала, ни конца —
Семь иль семьдесят, о Боже,
Те же слезы, счастье то же,
Горе так же без лица,
Так же обло, неподвижно,
Слепо, сумрачно, булыжно,
Та же страсть — взаимный шок.
Две сплетающихся выи,
Будто плети дождевые,
И беспамятство меж строк.