Стихи
Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2006
Италия, ты сердцу солгала…
Поскольку не обещала.
Только звала,
Звала за собой, прощала
Наши претензии глупые, охи-вздохи.
Мы из другой страны, из иной эпохи.
В небе ликует свет,
Как трубач с золотой трубою.
Ты не Италия — нет,
Ты сама собою.
Елки в лесах, фархверковые клеенки
Маленьких городков, блондинки или болонки —
Перемешались: арочка,
Кирха; цеплялась взглядом
Сладкая парочка —
Шиллер и Гете рядом.
Вдоль автострад бежали поля и парки
От Вюртемберга до самой Восточной марки.
Нет, я бы жить не смог здесь на самом деле.
Как уже было сказано выше, встречали ели
И провожали нас мрачным своим приветом.
Мы побывали в Германии этим летом.
* * *
Еще мы были в доме Гете…
Признаюсь, олимпиец наш
Любил, как видно, навороты —
В своей квартире Эрмитаж
Соорудил; второй этаж:
Хариты, гении, эроты —
Все гипсовые. Черепки
Античной моды запоздалой.
Полы скрипучи, окна малы,
И низковаты потолки.
Вот тот монументальный фон
Величья, славы европейской:
Советник тайный, бард ганзейский,
И Веймарский Анакреон…
Мудрец, зачем весь этот хлам?
Как пыльно в комнатах, как душно!..
Твоя ли Муза равнодушна
К словам, поступкам и делам?
Но, слава богу, что строка
Про суетность и быт поэта
Не знает. Ей довольно света,
Слез, чтоб звучать наверняка.
* * *
А умирал в каморке темной
Внизу, на первом этаже.
К чему богатство, дом огромный
И слава, тошная уже?
Малинового одеяла
Не отменит ни герб, ни чин.
И вряд ли Муза повлияла
На выяснение причин.
Скажите, к герцогу послали?
Ах, все тщета и суета,
Когда окажется в финале,
Что жизнь прожитая не та,
Вернее, та, но с той поправкой,
Что все же главным были в ней
Кузнечики с весенней травкой,
Прикосновенье строчки плавкой
И заклинание теней.
И вот, поскольку эфемерна,
Неудержима, как вода,
Их сущность, за тобою, верно,
(Будь осторожен — здесь каверна,
А там провал), нелицемерно
Они последуют туда.
* * *
Парки Касселя… Рисовали
Здесь палитрою крон, ветвей.
Мы как будто в огромной зале,
И плафон голубой над ней.
Продолжение рококошных
Интерьеров: каскад, цветник.
Городов наших пыльных тошный
Образ память кольнул на миг.
Нет, про злую судьбу не надо
И про барскую “с жиру” спесь.
Счастлив я, что два этих сада
Удивительных в мире есть.
Видишь ли, прозябать в печали
Все же легче душе, когда
Она знает иные дали
И прекрасные города.
* * *
Любовь, оставшись без предмета
Любви, не знает, как ей быть…
Смеркается к исходу лета
Все раньше. Хочется забыть
Не то, что было, — нет, — что будет:
Осеннюю сырую муть.
Она остудит и простудит,
И примиришься как-нибудь.
Нам достается напоследок
Лишь опыт, а не человек,
Лишь колыханье черных веток
И расставание навек,
Нам достается ум бесплодный
И сердца жар глухонемой,
Последний, от всего свободный
Путь в серых сумерках — домой.
В ЕГИПЕТСКОМ МУЗЕЕ
1
Плетя из тысяч взглядов нити,
Блуждая между стел и плит,
Мы в зал вошли, где Нефертити
В ковчеге кварцевом парит.
Тяжел для стебля шеи нежной
Цветок венца ее страны,
И губы в легкой, безмятежной
Улыбке чуть напряжены.
Слегка опущенные веки
Со взглядом грустным заодно.
Все, что нам знать о человеке
И этой женщине дано,
Осталось там — за гранью плоской
Стекла, в тысячелетнем сне.
И лишь всплывают отголоски
Тревожно, радостно во мне.
2
Она всего лишь голограмма —
Неосязаемая плоть.
Там, где супруг ее упрямо
Богов пытался побороть,
Где медленные воды Нила
Живят кремнистые пески,
Ее страна, ее могила,
И вечность, полная тоски.
Она не здесь. Всмотрись: усталый,
Но царственно спокойный вид,
Над головой огромной калой
Корона тяжкая парит.
И в складках возле губ, и в смутном
Пятне, где не прорезан глаз,
Печаль такая о минутном,
Такой от времени отказ!
До капли кубок жизни выпит,
Погас сиявший в небе Бог,
Разрушен храм, и твой Египет
На дно, в зеленый сумрак лег,
Зачем же ты еще меж нами,
Пришлец иных миров, мираж,
Смущающий своими снами
Больной, нетвердый разум наш?
В ПЕРГАМОНЕ
1
Славу держит за руку смерть, —
Цезарь, это ль тебе не знать?
Так и будешь во тьму смотреть,
Строгим взглядом века пронзать,
Устрашая белками глаз
И кривя тонкогубый рот?
Неужели ты видишь нас —
В залах движущийся народ?
Чем мы лучше? — добрей? умней?
Не судивший — да не судим.
Вот придет темнота, за ней
Вместе что-нибудь разглядим.
Над берлинским музеем гул —
Нескончаемый дождь стеной.
Цезарь голову отвернул:
Что ему разговор со мной!
2
Будучи в Пергамоне,
Загляни в Вавилон.
На лазоревом фоне —
Лев, за ним его клон.
Смело топчет ворота
И другое зверье —
Неизвестна порода,
Впрочем, нам до нее…
Посетители трутся,
Льются, словно вода.
Никому не вернуться
Никуда никогда.
Синими кирпичами
Как ты ни обложи!
Только бродят ночами
По стене миражи.
3
Ты меж хеттских стояла львов —
Прямо над головой клыки…
Знаешь, я ко всему готов:
Что не сбудется — пустяки.
Хорошо мне с тобою лишь
И легко идти под уклон,
Мы видали Берлин, Париж,
Мы почти вошли в Вавилон.
Жизнь пройдет стороной, как дождь.
Вон, стоящий у той стены
Знает мраморный римский вождь:
Все однажды уснуть должны.
А уснув, оказаться там,
Где сейчас он, где эти львы.
Только тронуть я им не дам
Головы твоей, головы.