Письма Д. Л. Андреева к Л. А. Андрееву. Публикация, вступительная заметка и примечания Галины Павловой
Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2006
30 марта 1959 г. в Москве, в коммунальной квартире дома на Ленинском проспекте, где позднее размещался изысканный для своего времени магазин “Власта”, тихо и незаметно для официальной культуры ушел из жизни поэт, творчество которого потрясло читающие умы и души в конце ХХ века, — Даниил Леонидович Андреев (1906—1959).
Он родился 2 ноября 1906 г. в Берлине, почти на месяц раньше Дмитрия Сергеевича Лихачева. Его мать Александра Михайловна Андреева, урожденная Велигорская, умерла через две недели после родов. Детство и большую часть жизни он прожил в Москве, в семье своей тети Елизаветы Михайловны Добровой, урожденной Велигорской. Сын одного из ярчайших представителей литературы Серебряного века Л. Н. Андреева, автор глубоких, образных, тонких стихотворений и философской книги “Роза мира”, Даниил Андреев при жизни не опубликовал ни строчки своих произведений. Впервые его стихи были напечатаны лишь через шесть лет после его смерти в журнале “Звезда” (№ 10 за 1965; № 10 за 1966).
В 1947 г. за написание не дошедшего до наших дней романа “Странники ночи”, о судьбах русской интеллигенции в послереволюционной России, он был арестован и приговорен к 25 годам тюремного заключения. Его жена — художник Алла Александровна Андреева (1915—2005), арестованная вслед за ним, — получила 25 лет лагерей строгого режима. Всего по их “делу” проходило 19 человек родственников и друзей, читавших роман или слушавших его чтение в рукописи. Многие из них не вынесли тягот лагерной жизни, те же, кто дожил до принесшей освобождение хрущевской “оттепели”, вышли на свободу тяжелобольными людьми. Даниил Леонидович перенес в тюрьме обширный инфаркт. Алле Александровне предстояла серьезная операция. У них не было ни жилья, ни работы, ни денег. “Неумолимый рок” оставлял Даниилу Андрееву неполных два года жизни для того, чтобы привести в порядок черновики произведений, написанных им во Владимирской тюрьме.
К сожалению, рукописи Даниила Андреева не поступили на хранение в государственные архивы и музейные фонды России. Основная их часть находится в Англии, в университетском архиве города Лидса, что-то попало в частные собрания. Немногие автографы хранятся в андреевском фонде Орловского объединенного государственного литературного музея И. С. Тургенева. Среди них два письма Д. Л. Андреева к своему двоюродному брату Л. А. Андрееву.
Леонид Аркадьевич Андреев (1903—1974) — младший сын сестры Леонида Андреева Риммы Николаевны Андреевой и сотрудника московской газеты “Курьер” Аркадия Павловича Алексеевского. Брак его родителей был гражданским, поэтому при крещении ребенок получил фамилию своего крестного отца — Л. Н. Андреева. В семье доброго и веселого мальчика все называли ласковым именем Люсик, а Леонид Николаевич прозвал его Арфой за неугасаемую жизнерадостность. Детство Люсика проходило в Москве, в Петрограде, часто и подолгу он жил также у своего отца в Чистополе и в селе Старые Челны Чистопольского уезда Казанской губернии. Учился он в начальном училище в местечке Мстёра Владимирской губернии, в петроградской гимназии Лентовской, которую окончил в 1921 г. Позднее Леонид Аркадьевич окончил 4 курса Ленинградского института гражданских инженеров, работал в проектных организациях, занимаясь проектированием гидроэлектростанций. Большую часть жизни он прожил в Ленинграде.
В силу того что братья жили в разных городах, встречались они редко. Но родство душ было сильным. Причиной тому — прежде всего огромная, доходившая до благоговения, любовь Леонида Аркадьевича к личности и таланту своего крестного, которую он переносил и на его сына. К тому же Даниил был единственным из детей знаменитого писателя, оставшимся после революции в России. Братьев объединяло военное прошлое — оба были участниками Великой Отечественной войны, воевали на Ленинградском фронте. Оба осуждались по пресловутой 58-й статье (однажды инженер Л. А. Андреев похвально отозвался о зарубежной технике, в результате чего был отправлен на восемь лет в лагеря и ссылку). В 1947 г. Леонид Аркадьевич женился на Елене Гавриловне Кушниковой, а Даниил Леонидович в том же году был арестован, и его поздравление брату, содержащееся в одном из публикуемых писем, задержалось на одиннадцать лет.
В 1970-е гг. Леонид Аркадьевич поддерживал тесные связи с Орловским музеем И. С. Тургенева, ратовал за открытие его филиала — Дома-музея Л. Н. Андреева на Пушкарной улице; откликнулся на празднование 100-летнего юбилея своего знаменитого дядюшки, написал о нем свои воспоминания. Тогда же он почувствовал признаки обострившегося заболевания сердца, от которого и умер в 1974 г.
Публикуемые письма относятся к 1957—1958 гг. Первое письмо (датируется по почтовому штемпелю) написано полностью от руки. Второе письмо, от 2 июля 1958 г., отпечатано на машинке, содержит авторскую правку и подпись, а также — небольшую приписку в конце рукой Аллы Александровны Андреевой. Несмотря на переживаемые в то время Даниилом Андреевым трудности, оба письма наполнены юмором и оптимизмом. Наличие этих замечательных качеств в его характере не раз подчеркивала в своих рассказах о нем Алла Александровна. Да и сама она была очень жизнелюбивым человеком. Она прожила без мужа еще сорок шесть лет, бережно сохранила и издала его творческое наследие, оставив при этом и свой оригинальный след в культуре России. Ее наполненная тонким лиризмом и романтикой графика хранится в художественных собраниях музеев Москвы, Саратова, Запорожья, Тарусы. 34 графических листа подарены ею Орловскому музею И. С. Тургенева. Вопреки полной слепоте, постигшей ее в последние десять лет жизни, Алла Александровна откликалась на все приглашения, приходившие с разных концов России, выступала с чтением стихов Даниила Андреева перед самыми разными аудиториями.
25 февраля 2005 г. Алле Александровне исполнилось 90 лет. Свой юбилей она отметила циклом литературных вечеров. Один из таких вечеров прошел 11 марта в Орле, в музее Тургенева. Затаив дыхание, орловцы слушали в ее исполнении поэму Даниила Андреева “Немереча”. Потом были цветы, поздравления, восторги, автографы и фотографии на память. А 30 апреля Алла Алексадровна Андреева трагически погибла. Но сбылось предсказанное ей Даниилом: “Ты умрешь, успокоясь, когда буду читаем и чтим”.
Кажется, она прожила долго, успела сделать многое. И все же она ушла из жизни так рано! Так неожиданно для всех, кто ее знал, кто разделял с ней планы в связи с отмечаемым нами сейчас столетием Даниила Андреева. В эти планы входила и публикация нижеприводящихся писем, написанных в те дни, когда она совершила счастливое, хотя и запоздавшее свадебное путешествие по Волге с человеком, которого любила и делу которого была верна всю свою жизнь.
Оба письма переданы в музей вдовой Л. А. Андреева Еленой Гавриловной Андреевой (во втором браке — Федченко), с 1962-го по 1982 г. работавшей главным хранителем, экскурсоводом и вообще единственным сотрудником Музея-квартиры
И. П. Павлова, созданного при Институте физиологии РАН. Имея богатый опыт музейной работы, Елена Гавриловна не только сохранила и передала в Орел огромное количество бесценных материалов, пополнивших андреевский фонд, но и снабдила их подробными сопроводительными записками.
Орфография и пунктуация приближены к общепринятым.
1
[Москва, 12 октября 1957]
Дорогой Леонид,
ты хороший человек, а я плохой; этим и объясняется мое свинское поведение. А еще оно объясняется тем, что с апреля месяца мы с Аллой шумною толпой по Подмосковию кочуем. И не только по Подмосковью: пришлось побывать и в Торжке1, и в Рязанской обл.2, и в Тульской.3 Все время хотелось отложить писание письма — казалось, вот-вот что-то образуется, что-то прояснится и тогда можно будет дать о себе более вразумительные сведения. Куда там!.. Чем дальше в лес, тем больше дров. Встреча с Вадимом4 произошла при довольно трагических обстоятельствах: он прилетел, сам не свой, на 4 дня в глухую рязанскую деревушку, где я в это время находился в самом подходящем состоянии: с tє 40, без мед. помощи, причем окружающие решили, что у меня уже агония. Алла с помощью Димы5 сдвинули с места целые горы, и в итоге я в лежачем состоянии был доставлен в Москву, где медленно и нудно выздоравливал. Эта чертова пневмония сильно отразилась на сердце, кот. и без того уже никуда не годилось. Теперь ситуация такова. Живем на даче у знакомых.6 Прописаны в Москве у Аллиных родителей, но жить там невозможно. А на даче — холод и отрезанность: для меня теперь, увы, даже поездка <в> 20 км на автобусе в Москву — грандиозное предприятие, на которое я отваживаюсь только в крайнем случае. А сам знаешь, что значит “организационный период”: тут и комнатные дела, и пенсионные, и инвалидные, и рабочие, и лечебные, и пр. и пр. И все стоит без движения, если не толкаться по учреждениям непрерывно. А т. к. для толкания надо жить в Москве, то мы и наши знакомые с похвальной энергией, но без похвальных результатов, ищут для нас какую-ниб<удь> комнатушку (ибо площадь взамен утерянной мы получим неведомо когда). Опасаемся, что на днях все-таки, волей-неволей придется перебираться в М<оскву>, но не в какую-ниб<удь> комнатушку, а свалиться прямо на голову Бружесам.7 А Ал<ексан>др Петрович работает большей частью дома, в той же комнате; а у Аллы — громоздкая оформительская работа; а мне для работы нужен покой и тишина; а нервы у всех никуда не годятся; а у нас с Юлией Гавр<иловной> были уже инфаркты; а из длительного отпуска8 я привез (гл. образом в голове) материалы, требующие немедленной обработки; а… еще 10 “а”.
Ал<ексан>др Викт. добился разрешения привезти из Потьмы гроб с прахом Шурочки.9 Это было сделано, и 6-го окт<ября> урну с ее пеплом опустили в Добровскую могилу1 0 на Новодевичьем. — Саша Добров с женой1 1 находятся в Потьме в инвалидном доме. Его дела очень плохи, по-видимому, жизнь подходит к последней черте. И нет возможности не только съездить туда, но даже чем-нибудь существенным помочь.
О Владимирском периоде я не жалею. Он дал мне столько, сколько я, суетясь в Москве, не получил бы и за 30 лет. Но беда в том, что я принадлежу к тому сорту людей, которые приобретя что-нибудь ценное, жаждут придать этому надлежащую форму и поделиться с другими. Вот теперь и стоит передо мной задача — выполнить это при минимуме благоприятных внешних условий.
Отчаянно хотелось бы повидать тебя и побеседовать. Слышал о перемене в твоей личной жизни1 2 и очень за тебя порадовался. Передай пожалуйста твоей жене от нас с Аллой самый сердечный привет. А тебя обнимаем, и целуем твой римский носик.1 3 Пиши, не сердись. Не собираешься ли побывать в Москве? При благоприятном стечении обстоятельств мы с А<ллой> в мае можем оказаться в Ленинграде. Итак, жду вестей. Адрес на конверте.
Даниил
2
[Москва, 2 июля 1958]
Дорогой Леонид!
Не суди, да не судим будеши. Не насмехайся, дабы не насмеялись над тобою. Это напоминаю я тебе потому, что вижу совершенно отчетливо, какая мефистофельская усмешка искажает твои прекрасные черты в ту минуту, как ты распечатываешь конверт, написанный моей рукой и посланный тебе три дня назад, и обнаруживаешь странное отсутствие какого бы то ни было текста внутри. Да. Несчастный похохатыватель на<д> оплошностями: мужественно признаю, что я забыл вложить свое письмо в конверт, и, что еще досаднее, найдя неожиданно это письмо сегодня утром, потерял его к середине дня. Но если ты от природы добр, благороден и гуманен, ты, узнав, сколько переживаний выпало мне на долю в связи с письмом к тебе, должен почувствовать по крайней мере щемящее соболезнование, а может быть и тайные угрызения совести: конечно, такой человек, как ты, который не пишет брату по полгода, не может послать даже и пустого конверта, но вряд ли это служит к украшению подобных людей, эгоистичных и безответственных, чтобы не сказать — бессовестных!
Но я от природы мягок и склонен к всепрощению: не сочти это за бахвальство, но к чему, посуди сам, ложная скромность? Поэтому я не собираюсь считаться письмами, а, напротив, решил осчастливить тебя еще одним, содержащим краткую информацию о незаслуженно забытых тобой родственниках. Мы только недавно покинули борт парохода, на котором совершили бурное плавание по пяти рекам и трем водохранилищам, вплоть до Уфы1 4 — удовольствие, доступное для граждан Порта Пяти Морей, столицы нашей родины, но о котором могут только бессильно мечтать обитатели заштатного, хотя все еще кичащегося своей былой славой города, до сих пор остающегося портом о д н о г о-единственного моря — того самого моря, которое в просторечии именуется Маркизовой лужей. Будем надеяться, что со временем расширение Мариинской системы даст возможность и бедным ленинградцам плавать невозбранно по всем русским рекам.
На днях, кажется 6-го, мы опять пускаемся в путь, на этот раз посуху: хотим остаток лета прожить в старинном городке Переяславле-Залесском.1 5 Алла собирается там работать для предстоящей в будущем году выставки “Советская Россия”, а я надеюсь немного наверстать пропущенное, ибо четвертый месяц я ничего не делаю, — сначала из-за болезни, а потом из-за лени, бездомья и бытового неустройства.
Состояние здоровья сносное. В ясную погоду чувствую себя прилично, в пасмурную — никуда не гожусь. Алла еще не вполне оправилась после чудовищного ожога, причиненного ей пресловутой рентгенотерапией.1 6
Если, паче чаяния, ты превозможешь нашептывания Матери всех пороков и решишься информировать нас о том, как складывается лето для тебя и Леночки17, пиши по-прежнему на Подсосенский пер., 23, кв. 28.1 8 Письмо может задержаться доставкой, но найдет нас непременно.
Алла шлет Вам обоим, естественно, нежный и даже горячий привет.
Обнимаю!
Даниил
2 июля 58
[Приписка рукой А. А. Андреевой]
Дорогие! Так как я в силу врожденного миролюбия не участвую в семейной Ленинградско-Московской распре, мне, по поводу нашей поездки по рекам, остается сказать одно: хочу такой катер, о котором рассказывал Люсик, хочу по этим рекам шляться вместе со своей компанией в своей посудине. Вот. Это — главное… Сто раз вспоминала Люсика и неосуществившийся его катер.1 9
Все относительно благополучно, даже здоровье, насколько это для нас возможно. От Димы давно нет письма.
Целую
Алла
1 После освобождения из мест заключения Андреевы действительно “кочевали” из-за отсутствия жилья и прописки. Алла Александровна освободилась из Мордовских лагерей 10 августа 1956 г., Даниил Леонидович освобожден из-под стражи во Владимирской тюрьме
22 апреля 1957 г. (реабилитирован 11 июля). До реабилитации Д. Л. Андреев был прописан в Торжке, где жили его друзья и “однодельцы” — В. А. и А. В. Кемницы. С Кемницами был хорошо знаком и Л. А. Андреев, который тоже жил в Торжке после освобождения из лагерей и работал вместе с В. А. Кемницем.
2 В Рязанской области Андреевы жили “в глухой деревушке” Копаново Шиловского района, на берегу Оки в июле-августе 1957 г.
3 В Тульской области Андреевы гостили в деревне Вишенки (недалеко от знаменитой усадьбы Поленово) у А. Д. Смирновой и ее тети. Дядя Смирновой — дипломат И. М. Вольфин, в свое время работавший с Коллонтай в Швейцарии, сидел во Владимирской тюрьме вместе с Д. Л. Андреевым.
4 Вадим Леонидович Андреев (1902—1976) — старший брат Д. Л. Андреева. Поэт, прозаик, автор послесловия к первой публикации стихотворений Д. Л. Андреева (“Звезда”, № 10, 1965). Переписка братьев публиковалась в журнале “Звезда” (№ 4, 1997; № 3, 2000; № 8, 2005). Оказавшись с 1918 г. с семьей отца в эмиграции, В. Л. Андреев прожил жизнь вне России. После Второй мировой войны принял советское гражданство и работал в издательском отделе ООН в Нью-Йорке и в Женеве. Начиная с 1957 г. неоднократно приезжал в СССР. Встреча братьев, не видевших друг друга с 1916 г., произошла в д. Копаново, куда Вадим приезжал нелегально, так как, будучи иностранным гражданином, он имел право перемещения по стране лишь по заранее оговоренному маршруту.
5 В. Л. Андреева.
6 В октябре 1957 г. Д. Л. и А. А. Андреевы жили в подмосковной Перловке, на даче семьи художников Л. Ф. и Г. Б. Смирновых, с которыми Д. Л. Андреев познакомился в 1920-х гг. в Судаке на археологических раскопках.
7 Родители А. А. Андреевой, урожденной Бружес: Александр Александрович Бружес (1887—1970), ученый-физиолог, и Юлия Гавриловна, урожденная Никитина (1885—1962).
8 “Длительный отпуск”, а далее “Владимирский период” — период заключения
Д. Л. Андреева во Владимирской тюрьме, длившийся с ноября 1948-го по апрель 1957 г.
9 Александр Викторович Коваленский (1897—1965) — поэт, переводчик; муж “Шурочки” — Александры Филипповны Коваленской, урожденной Добровой, двоюродной сестры
Д. Л. Андреева (1892 — 08.02.1956, в лагерной больнице). Коваленские были арестованы
1 октября 1947 г. по делу Д. Л. Андреева и отбывали срок в Мордовских лагерях.
10 “Добровская могила” — могила родителей А. Ф. Коваленской — Елизаветы Михайловны (1868—1942) и Филиппа Александровича (1869—1941) Добровых, в семье которых воспитывался Д. Л. Андреев.
11 Александр Филиппович Добров (1900 (?)—1957) — двоюродный брат Д. Л. Андреева, по образованию архитектор, работал художником-оформителем, страдал последствиями энцефалита, кроме того, подорвал здоровье употреблением алкоголя, а впоследствии и наркотиков, он и его вторая жена, художник Г. Ю. Хандожевская (1896—?), были осуждены по делу Д. Л. Андреева, отбывали заключение в Мордовских лагерях.
12 Речь идет о женитьбе Л. А. Андреева на Е. Г. Кушниковой, о чем Д. Л. Андреев узнал лишь в 1957 г.
13 “Римский” носик — выражение, бытовавшее в андреевской семье с легкой руки
Л. Н. Андреева — от имени “Римма”.
14 4 июня 1958 г. А. А. и Д. Л. Андреевы обвенчались в Ризоположенском храме на Шаболовке и отправились в свадебное путешествие по Волге на пароходе “Помяловский” по маршруту Москва — Уфа — Москва, повидали города Горький, Казань, Касимов и др.
15 В самом Переяславле-Залесском Андреевы пробыли всего два дня, после чего переехали в д. Виськово на берегу Плещеева озера, а с 20 августа жили в пос. Горячий Ключ Краснодарского края, где в октябре 1958 г. Д. Л. Андреев закончил работу над рукописью “Розы мира”. В Москву они вернулись в середине ноября.
16 Вскоре после возвращения из лагеря Алла Александровна перенесла операцию по удалению злокачественной опухоли, после чего прошла несколько сеансов рентгенотерапии.
17 Е. Г. Андреевой.
18 Московский адрес родителей А. А. Андреевой.
19 Как и Л. Н. Андреев, Леонид Аркадьевич питал огромную любовь к морю. Проводя летние месяцы на даче на Черной речке, Леонид Николаевич часто брал детей и племянников в морские прогулки на моторной лодке “Савва”. Большими компаниями на нескольких лодках взрослые и дети отправлялись на рыбную ловлю. Писатель мечтал иметь большой пароход и даже, по воспоминаниям Р. Н. Андреевой, пытался заказать его строительство в Гельсингфорсе, осуществлению планов помешала революция, а в 1919 г. Л. Н. Андреев умер. Но его мечта о собственном судне продолжала жить в сердце его племянника.
Публикация и вступительная заметка Галины Павловой