Опубликовано в журнале Звезда, номер 10, 2006
* * *
Слова поставь на полку, где стоят
кувшины, вазы, амфоры, бокалы,
чтоб солнце бликовало и стократ
по выгнутым поверхностям стекало…
Слова нежнее глины и стекла,
и хрусталя, и хрупкого фарфора,
из этого боязнь проистекла
внезапного и быстрого разора.
Надежнее упрятать, утаить,
в наследственный тяжелый шкаф посудный
поставить и на крепкий ключ закрыть
словесный ряд, сквозной и безрассудный…
БАЙРОН В ВЕНЕЦИИ
Поэт в путешествии — разве не суть,
что долог, опасен и призрачен путь.
Вот Байрон в Венеции. Пушкин в Крыму.
Тайком пробираются, по одному.
Натягивать долго пришлось удила,
чтоб рысь не догнала и власть не взяла.
Чтоб душу утишить. Чтоб свет повидать.
Чтоб в Греции землю крестьянам отдать.
От крымских степей да в одесский лиман,
где грезы и слезы, любовь и обман,
где стансы, романсы, восточный напев,
где строфы «Онегина» ветер напел.
Венец златоуста — нисколько не мил,
когда за тобою немеряно миль,
житейское море неволит гребцов…
Как схожа недоля великих певцов.
Хрустальная в небе сияет луна.
Вот Байрон в Венеции выпил до дна.
В чернильнице пусто. Европа во зле.
И слезы Августы застыли в стекле.
* * *
Тишь… и на
тебе — звуки все…
Вот овсянка поет в овсе.
То ли поздней звезды полет,
то ли в кузне
кузнечик кует…
Тишь… и на
тебе — блажь да глушь.
Эту музыку не разрушь,
отмикшируй,
не заглуши,
полежи в золотой тиши.
Благовейная тишь —
и на
небосклоне царит луна,
над цикадой,
и словно над
злой цитатой из серенад.
СНОВИДЕНИЕ В САДУ
Тебе охотно расскажу, а ты послушай,
о сновидении в саду под старой грушей,
под белой яблоней, под голубой сиренью,
где веет негой золотой и сладкой ленью.
В саду, под полною луной, в траве медвяной,
ты мне приснился молодой, смурной и пьяный
от ярой страсти, от любви неутолимой,
под росной вишней и под изморозной сливой.
А там, во сне, в голубизне, ясней детали:
миндаль отцвел, но абрикосы расцветали,
и трепетали на груди, на влажном теле,
не мотыльки, а лепестки, что облетели.
С такою силой все вокруг благоухало,
что сновидения в саду мне было мало,
и захотелось мне с тобой вдвоем проснуться,
чтоб с этой призрачной судьбой не разминуться.
Клубились в розовом дыму цветы и травы.
А мы любили наяву и были правы.
И устремлялось к небесам любви цветенье.
И снился снова сон во сне — про сновиденье…
* * *
Слова поставь на полку, где стоят
кувшины, вазы, амфоры, бокалы,
чтоб солнце бликовало и стократ
по выгнутым поверхностям стекало…
Слова нежнее глины и стекла,
и хрусталя, и хрупкого фарфора,
из этого боязнь проистекла
внезапного и быстрого разора.
Надежнее упрятать, утаить,
в наследственный тяжелый шкаф посудный
поставить и на крепкий ключ закрыть
словесный ряд, сквозной и безрассудный…
БАЙРОН В ВЕНЕЦИИ
Поэт в путешествии — разве не суть,
что долог, опасен и призрачен путь.
Вот Байрон в Венеции. Пушкин в Крыму.
Тайком пробираются, по одному.
Натягивать долго пришлось удила,
чтоб рысь не догнала и власть не взяла.
Чтоб душу утишить. Чтоб свет повидать.
Чтоб в Греции землю крестьянам отдать.
От крымских степей да в одесский лиман,
где грезы и слезы, любовь и обман,
где стансы, романсы, восточный напев,
где строфы «Онегина» ветер напел.
Венец златоуста — нисколько не мил,
когда за тобою немеряно миль,
житейское море неволит гребцов…
Как схожа недоля великих певцов.
Хрустальная в небе сияет луна.
Вот Байрон в Венеции выпил до дна.
В чернильнице пусто. Европа во зле.
И слезы Августы застыли в стекле.
* * *
Тишь… и на
тебе — звуки все…
Вот овсянка поет в овсе.
То ли поздней звезды полет,
то ли в кузне
кузнечик кует…
Тишь… и на
тебе — блажь да глушь.
Эту музыку не разрушь,
отмикшируй,
не заглуши,
полежи в золотой тиши.
Благовейная тишь —
и на
небосклоне царит луна,
над цикадой,
и словно над
злой цитатой из серенад.
СНОВИДЕНИЕ В САДУ
Тебе охотно расскажу, а ты послушай,
о сновидении в саду под старой грушей,
под белой яблоней, под голубой сиренью,
где веет негой золотой и сладкой ленью.
В саду, под полною луной, в траве медвяной,
ты мне приснился молодой, смурной и пьяный
от ярой страсти, от любви неутолимой,
под росной вишней и под изморозной сливой.
А там, во сне, в голубизне, ясней детали:
миндаль отцвел, но абрикосы расцветали,
и трепетали на груди, на влажном теле,
не мотыльки, а лепестки, что облетели.
С такою силой все вокруг благоухало,
что сновидения в саду мне было мало,
и захотелось мне с тобой вдвоем проснуться,
чтоб с этой призрачной судьбой не разминуться.
Клубились в розовом дыму цветы и травы.
А мы любили наяву и были правы.
И устремлялось к небесам любви цветенье.
И снился снова сон во сне — про сновиденье…