Россия и Запад в зеркалах интернета
Опубликовано в журнале Звезда, номер 10, 2006
Интернет — полезнейший инструмент сравнeния разных национальных культур. Пока еще он практически не используется, по крайней мере в гуманитарных исследованиях. Между тем он мог бы внести статистическую ясность во множество вопросов, которые сейчас обсуждаются на уровне интуитивных догадок или метафизических умозрений. Речь идет о частоте употребления тех или иных слов, имен, терминов, понятий, идиом в разных национальных сегментах интернета. Интернет уже сейчас самое большое хранилище информации, накопленной в живых языках. А главное, все данные, которые в нем хранятся, поддаются мгновенной статистической обработке.
Например, возникает законный вопрос, какое место занимает та или иная страна в представлениях другой страны, какова величина ее «надела» в информационном поле другой культуры. Конечно, можно провести опрос экспертов, но он выявит именно мнение экспертов по данному вопросу, которое может не совпадать с мнением общества. Можно специально заказать и провести массовый опрос по среднестатистической выборке среди жителей данной страны. Но такое мероприятие требует очень больших затрат, долгой, трудной подготовки и займет по крайней мере несколько месяцев. Между тем можно найти статистически достоверные данные по этому вопросу в течение одной минуты, не отходя от экрана компьютера. Достаточно сравнить названия разных стран по частоте их употребления в языке данной страны — и очертится картина их наделов в ее информационном поле.
Поисковые системы интернета мгновенно обрабатывают статистику по огромным базам данных, например, Гугль (Googl) — 8 миллиардов документов. Эта база включает газеты и журналы, частные записи, дневники, блоги, правительственную и коммерческую информацию, научную и художественную литературу и т. д. Лучше, чем любой выборочный опрос, интернет представляет реальное бытие данного термина или концепта в информационной сети, поскольку подсчитываются не представительные тексты или образцы мнений, а едва ли не боvльшая (и непрерывно растущая) часть всех современных источников по данной проблеме. Результаты такой статистики максимально приближены к объему того материала, относительно которого делаются обобщения, т. е. к целостной картине мира данной национально-языковой группы. Во всех других случаях делаются, так сказать, замеры географической карты, и только сетевой поиск производит замеры самой исследуемой местности, в данном случае информационного ландшафта. Эту область исследований я называю гуманетикой (humanetics): электронная сеть (net) как предмет и одновременно инструмент гуманитарных исследований. [[1]]
Когда-то в глобальном эллиптическом, двуцентровом миропорядке, который ныне перешел в одноцентровый, круговой, эмблематическим было словосочетание «США — СССР» и синонимическое ему, хотя и менее точное, «Америка — Россия». Ныне это словосочетание для американского слуха уже не звучит, вытесняясь такими парами, как «Америка — Франция», «Америка — Китай», «Америка — Япония» и даже «Америка — Ирак». Франция — главный европейский соперник, Япония — азиатский, а Китай — мировой по XXI в.
Определим по интернету частоту употребления соответствующих названий стран в англоязычной сети. Среди стратегически и цивилизационно приоритетных стран Россия в сознании американцев и других англоязычных народов оказывается на 13-м месте, позади Мексики, Испании, Кореи, Ирака, Бразилии и Израиля.
1,810,000,000 France
1,740,000 China
1,720,000,000 Germany
1,560,000,000 Japan
1,190,000,000 India
1,110,000,000 Mexico
1,070,000,000 Italy
960,000,000 Spain
738,000,000 Korea
712,000,000 Iraq
694,000,000 Brazil
544,000,000 Israel
500,000,000 Russia
464,000,000 Iran
436,000,000 Indonesia
429,000,000 Turkey
396,000,000 Greece
391,000,000 Egypt
389,000,000 Poland
305,000,000 Vietnam
Я не включал в этот список англоязычные страны: США, Великобританию, Канаду, Австралию — потому что они, понятно, больше всего говорят о себе по-английски и затмевают по частоте названия других стран.
Такова иерархия англоязычного интернета (ангнета) по состоянию на 3 мая 2006 г.: количество сетевых страниц, где появляются соответствующие названия стран. Следует оговорить, что, к сожалению, все поисковые системы дают статистические флуктуации, даже в продолжение дня или недели. На протяжении нескольких лет я наблюдаю в Гугле явление, которое можно назвать статистическим приливом и отливом: поиск дает то больше, то меньше результатов по одному и тому же термину. Это плохая новость, а хорошая — та, что эти приливы и отливы одновременно охватывают все термины, по которым ведется поиск. Поэтому стоит производить замер всех сопоставляемых терминов в один день, лучше даже в один час, тогда соотношение их частот будет показательным. Еще точнее, хотя и более трудоемко, — взять несколько замеров на протяжении, скажем, месяца и усреднить результаты. В больших промежутках времени — многомесячных, годовых — статистические показатели возрастают; сеть информационно пополняется, и поисковая система ищет лучше, находит больше, открывает доступ к новым или прежде закрытым источникам. В маленьких промежутках, днях и неделях, колебания происходят в разные стороны.
Итак, по данным англоязычной сети Россия сдвинулась для Америки на
13-е место в списке международных интересов. Статистика статистикой, но и мой слух (я живу в США 17 лет), и опыт чтения полос новостей подтверждает примерно такой ранг России в современных американских интересах и общественном сознании — притом что мой слух, естественно, настроен именно на это слово и склонен скорее преувеличивать, чем преуменьшать его частоту.
А вот Америка для России все еще остается главной парой, хотя, стоит заметить, Россия все чаще рифмует себя с Германией и с другими европейскими странами (Великобритания, Франция, Италия, Испания), а также азиатскими (в таком порядке: Китай, Турция, Израиль, Япония, Иран, Индия). Если составить такой же список по Гуглю в русскоязычной сети, он выглядит так (в миллионах): 1. США, Америка (101). 2. Германия (40,4). 3. Великобритания, Англия (35,2). 4. Франция (33,2). 5. Италия (28,9). 6. Китай (27,5). 7. Испания (24,9). 8. Турция (22). 9. Израиль (21,8). 10. Япония (20,3). 11. Польша (17,9).
12. Чехия (17,2). 13. Канада (15,8). 14. Греция (15,7). 15. Иран (15). 16. Египет (14,6). 17. Индия (14,5). 18. Швеция (13,6). 19. Австралия (13,3). 20. Ирак (12,2).
По той же причине, по какой я не включил в англоязычный список англоязычные страны (Великобританию, Канаду, Австралию), в этот список российских приоритетов я не включаю страны СНГ (Украину, Белоруссию и др.); ближнее зарубежье все-таки слишком близко и русскоязычно, чтобы не исказить статистики.
Отметим лидерство Германии среди европейских стран и Китая среди неевропейских, сравнительно высокое место Турции и низкое Японии. Но если наряду с названиями стран рассмотреть этнонимы, доминирующее положение американцев окажется менее очевидным, а немцы еще более укрепят свое твердое второе место (рунет, в миллионах):
американцы 8,86
немцы 6,11
англичане, британцы 5,06
французы 4,66
китайцы 4,28
японцы 3,33
Если страна по имени США или Америка доминирует в мире в восприятии россиян (в 2,5 раза превосходя следующую за нею Германию), то американцы, населяющие эту великую страну, не особенно отличаются от других народов, превосходя немцев всего на одну треть. Здесь обнаруживается интересное различие между страной как политико-географической реальностью — и человеческой реальностью ее обитателей в восприятии других народов. Если Америка, США, — это «сверхдержава», то американцы вовсе не «сверхчеловеки», это люди как люди, часть пестрого, многообразного мира «других».
В общем, если «Америка — Россия» еще и рифмуются, то это бедненькая, любительская рифма, вроде «пришла — весна» или, в лучшем случае, «она — влюблена». А той глубокой, точной рифмы, чтоб «враз убивала, нацелясь», как во время «холодной» войны, между этими странами уже нет. Возможно, и к лучшему.
В виде отступления заметим, что помимо созвучий возможны еще и перезвучия. Если, например, переставить первые гласные в словах «Америка» и «Россия», то получим точную характеристику обеих стран: «Омерика», которая все мерит-омеривает, и «Рассия», которая все рассеивает и сама рассеивается. Приладив начало одного имени к концу другого (Америка — Россия), получаем «Амессия» намек на мессианские притязания обеих стран, которые жаждут спасать мир и тем самым противостоят настоящему Мессии. Отсюда и отрицательная приставка «а» в начале (ср. «атеизм», «аморализм»).
Перейдем к другим аспектам соотношения двух культур, какими они предстают в зеркалах ангнета и рунета. Прежде всего определим количественный объем этих двух разноязычных сетей (подчеркиваем, речь идет об ангнете, а не латинете, более обширном сегменте интернета, охватывающем все языки на основе латиницы). Таких готовых данных в интернете мне найти не удалось, но их несложно вычислить. Известна по лексикографическим исследованиям и частотным словарям степень распространения слов в разных языках. В русском языке самое употребительное слово — предлог «в», в английском — определенный артикль «the», практически они встречаются на каждой странице текста. Найдя по Гуглю частоту употребления предлога «в» и артикля «the», легко вычислить объем двух сетей. Русскоязычная охватывает примерно 647 миллионов страниц, англоязычная — 22 миллиарда 670 миллионов, т. е. в 35 раз больше.
Разумеется, мы говорим только о том объеме сети, который охватывается самым мощным поисковым мотором Гуглем. Если исходить из поисковых возможностей Яндекса, то размер рунета во много раз меньше. Гугль дает более широкую картину, но у него есть один недостаток — продолжение его достоинств. Гугль ищет не слова, а словоформы. Таким образом, чтобы вычислить частоту употребления фамилии Пушкин в Гугле, нужно провести поиск по всем шести падежам и суммировать результаты, тогда как Яндекс позволяет это делать одним нажатием клавиши, поскольку ищет слова. Все наши дальнейшие вычисления по умолчанию основаны на Гугле. В принципе, для многих сопоставительных расчетов нет особой необходимости в знании абсолютной частоты словоупотреблений, нужна соотносительная частота.
Для начала отметим забавную разницу. Первая страница, которая выскакивает на предлог «в» в рунете, — «Aвтомобили в России». Первая страница на артикль «the» в ангнете — «The White House» (Белый дом). Первая страница, которую Гугль предлагает под рубрикой «Мне повезет», обычно является самой популярной, посещаемой, информационно значимой. Соответственно рисуется разная ментальность двух сетей, коль скоро самое употребительное слово на самой репрезентативной странице указывает в одном случае на технические средства передвижения, в другом — на политический центр власти.
Далее поставим вопрос, как соотносятся две центральные фигуры государственного пантеона, американской и советской «гражданской религии» — Линкольн и Ленин. Каков их символический капитал в общественном сознании двух наций? Для простоты выражения мы введем информационную единицу — один гуглик, равную одной странице, на которой встречается данное слово по статистике Гугля. Гуглик — это, так сказать, мера сетевой славы, единица информационной валюты. Символический капитал Линкольна в англоязычной сети — 286 миллионов гугликов, Ленина в русскоязычной сети — 23,5 миллиона. Хотя Линкольн по абсолютному исчислению превосходит Ленина в
12 раз, напомним, что ангнет превосходит по объему рунет в 35 раз. Это значит, что, соотносительно с размером сетевых ресурсов, имя Ленина примерно в 3 раза популярнее в русском языке, чем имя Линкольна в английском. Имя Линкольна встречается в среднем на каждой 79-й странице ангнета, имя Ленина на каждой 28-й рунета.
Теперь перевернем контекст, определим, насколько эти имена распространены в иноязычной сети. Надел Ленина в ангнете — 12,4 млн., Линкольна в рунете — 1,13 млн. Имя Ленина встречается на каждой 1828-й английской странице, а имя Линкольна на каждой 5746-й русской. Отсюда следует, что Ленин гораздо глубже, более чем в 3 раза, проник в сознание англоязычных наций, чем Линкольн — в сознание россиян. Очевидно, большевистская революция и опасность мирового коммунизма сильнее откликнулись в англоязычных странах, чем гражданская война в США — в России. Еще больше, чем к Ленину, это относится к Сталину. Его символический капитал в родном рунете почти вдвое уступает ленинскому — 12,5 млн. А вот в ангнете Сталин примерно в полтора раза популярнее Ленина — 18,8 млн. против 12,4 млн. (встречается на каждой 1206-й странице). Иными словами, информационный индекс Сталина в три раза вырастает в сравнении с Лениным при переходе из рунета в ангнет. Как руководитель СССР в годы Второй мировой войны, союзник по антифашистской коалиции, а потом враг в «холодной» войне, Сталин гораздо больше значил и значит для американцев, чем Ленин, чья деятельность была замкнута пределами России-СССР. Для россиян же именно с Лениным связаны Октябрьская революция и гражданская война — самый радикальный переворот в исторических судьбах страны.
Вообще русскоязычные и англоязычные данные по лидерам России XX в. обнаруживают любопытные сходства и различия (фамилии исчислены только в именительном падеже; в миллионах):
рунет ангнет
Ленин 12,5 18,9
Сталин 5,4 24,6
Хрущев 1,3 2,2
Брежнев 1,2 1,2
Горбачев 2,8 7,9
Ельцин 3,3 3,8
Путин 22,2 31,7
Как видим, меняются местами Ленин и Сталин (2 и 3) и Горбачев и Ельцин (4 и 5). В обоих списках на последнем месте Брежнев, а на предпоследнем Хрущев, но в ангнете он популярнее, чем в рунете. Еще в большей степени это относится к Горбачеву: в рунете он несколько уступает Ельцину, а в ангнете более чем вдвое превосходит его, что подтверждает широко известный феномен «горбимании» в западном мире. Горбачев спас весь мир от угрозы коммунизма и ядерной войны, Ельцин же оказался лидером слабеющей и стратегически все менее значимой полуазитской провинции Европы в эпоху безусловного господства США на мировой арене. Чемпион обоих списков — нынешний президент России, сумевший стать союзником США в период их новой уязвимости от террора, когда сверхдержава стала отчаянно нуждаться в каких угодно союзниках. Впрочем, в какой мере путинские цифры относятся к его собственной популярности, а в какой — к быстро растущим в XXI в. информационным емкостям интернета, требует дополнительного исследования. Вообще интернет быстро обновляется и соответственно ориентируется большей частью своих источников на новых лидеров.
Выше говорилось, что Ленин со Сталиным более популярны в англоязычных странах, чем Линкольн в России. Если же сравнить современных лидеров Америки и России, то картина меняется: Буш в 20 раз более популярен в рунете, чем Путин в ангнете. Имя Буша встречается на каждой 35-й русской странице, тогда как имя Путина — на каждой 695-й английской. (Правда, к очкам Буша-младшего в таком подсчете добавляются очки Буша-старшего, президента США в 1989-1993 гг., но доля последних составляет не больше одной пятой). Очевидно, это прямо отражает разный статус держав и, соответственно, их руководителей в сознании друг друга (США — номер 1 для России, Россия — номер 13 для США).
Перейдем от политики к культуре. Как соотносятся два величайших
писателя, культурные святыни — Шекспир и Пушкин — в сознании их языковых сообществ. У имени Шекспира (Shakespeare) — огромный символический капитал, равный 105 млн. гугликов а англоязычной сети (он, конечно, уступает капиталу Линкольна — 286 млн. гугликов, да и вообще большие политики, как правило, превосходят в сетевой славе больших писателей). Имя Шекспира составляет часть информационного пространства ангнета, выражаемую дробью 1/216; оно приходится на каждые 216 страниц в англоязычной сети.
Имя Пушкина в рунете обладает символическим капиталом в 17 млн. 197 тыс. гугликов (по употреблению во всех шести падежах). Это значительно меньше в абсолютном выражении, чем у Шекспира (более чем в 6 раз), но составляет гораздо большую долю русскоязычного информационного поля: 1/38. Имя Пушкина встречается в среднем на каждых 38 страницах русского текста, т. е. примерно в 5,7 раз славнее в своем народе, чем имя Шекспира — в англоязычных народах. Это одно из маленьких, но статистических ясных подтверждений все еще сохраняющейся литературоцентричности русского информационного поля — разумеется, за счет других его тематических составляющих (научных, рыночных, производственных, развлекательных, гораздо шире представленных в ангнете).
А теперь сопоставим представленность этих гениев в чужих культурах. У имени «Pushkin» символический капитал в ангнете — 3 млн. 90 тыс. У имени «Шекспир» в рунете — 4 млн. 647 тыс. Пушкин вроде бы немногим уступает Шекспиру, но, если сопоставить их долю в объеме двух сетей, разница колоссальная. Имя «Pushkin» встречается в среднем один раз на каждых 7557 английских сетевых страницах. Имя Шекспира встречается на каждых 139 русских сетевых страницах, т. е. даже существенно чаще, чем в его родном языке (одно на 216 страниц).
Это значит, что имя Шекспира примерно в 54 раза славнее в России, чем имя Пушкина в англоязычных странах. Этим подтверждается не только литературоцентричность русской ноосферы (инфосферы, семиосферы, лингвосферы), но и то ее свойство, которое сам Пушкин назвал «переимчивостью», а Достоевский — всеотзывчивостью, «всечеловечностью» русской души, способной принимать в себя гении других народов и делать их своими. Пушкин всего лишь в 3,7 раза роднее русской душе, чем Шекспир. Между тем Шекспир в 34 раза роднее душе англичанина или американца, чем Пушкин. Нас не должно смущать, что такое, казалось бы, высокодуховное понятие, как родство, оценивается в числах: информатикa, как и генетика, устанавливает степени родства, внедренности чужого имени или крови в данный словесный или клеточный организм, а любить или не любить, духовно проникаться или не проникаться этим родством — это уже дело личного вкуса и выбора.
Надо сказать, что из русских литературных фамилий Pushkin -далеко не самая родная англоязычному миру. На первом месте, безусловно, был и остается Лев Толстой (Tolstoy, Tolstoi), его символический капитал (в миллионах) — 8,135. У Достоевского (Dostoevsky, Dostoyevsky) — 5,233. Чехов — 4,730. Набоков — 4,040. Гоголь — 3,720. Пушкин — 3,090. Пастернак — 2,320. Солженицын — 1,640.
Все остальные русские писатели — далеко позади, меньше миллиона. Например: Тургенев — 573 тыс., Булгаков — 564, Ахматова — 390, Лермонтов — 367, Бунин — 367, Маяковский — 238.
В рунете первая восьмерка русских писателей выглядит существенно иначе (дальше статистика основана на фамилиях только в именительном падеже, поскольку важны не абсолютные, а соотносительные величины; в миллионах): Пушкин — 7,96, Толстой — 5,90, Чехов — 4,11, Гоголь — 2,99, Достоевский — 2,53, Булгаков — 2,79, Маяковский — 2,26, Лермонтов — 2,21.
Разница очевидна: в ангнете Пушкин стоит ниже, Достоевский выше в сравнении с рунетом, причем оба — на четыре ступени. В рунете Пушкин — на 1-м месте, Достоевский — на 5-м. В ангнете Достоевский — на 2-м, Пушкин — на 6-м. Почти одинаковы в обоих списках позиции Толстого (2 и 1), Чехова (3 и 3), Гоголя (4 и 5). Дальше опять начинаются сильные расхождения. Ангнет чтит Набокова (наполовину американского писателя), Пастернака, Солженицына (два последних — нобелевские лауреаты, с яркой политической составляющей). Рунет явно им предпочитает фантазийно-сатирического Булгакова, школьно-советского Маяковского и школьно-романтического Лермонтова.
Особенно поучительно сопоставить четырех русских классиков середины XX в., чье творчество и судьбы так тесно переплелись. Интернет выстраивает такой порядок (по)читаемости (в тыс.):
рунет ангнет
Ахматова 1,170 390
Пастернак 1,050 2,320
Цветаева 882 134
Мандельштам 555 4571
Очевидны резкие числовые перепады между двуми рядами. Ахматова возглавляет русский список, Пастернак — английский, причем с резким отрывом от остальных троих, которые вместе набирают меньше половины его величины. Мандельштам, последний в рунете, оказывается вторым в ангнете, а Цветаева спускается на последнее место, с резким отрывом от предпоследней Ахматовой (втрое меньше). Вообще, если в рунете «гуглеемкость» поэтов одного порядка (первая, Ахматова, лишь вдвое опережает последнего, Мандельштама), то ангнет резко размежевывает их: надел у Пастернака почти в 20 раз больше, чем у Цветаевой.
Это вполне объяснимо: Пастернак воспринимается в США прежде всего как прозаик, автор «Доктора Живаго», по которому был снят популярный фильм (1965). Иностранная проза в США всегда превосходит популярностью поэзию, тем более если она превращена в видеоряд. Второе место О. Мандельштама объясняется, я думаю, тремя причинами. Во-первых, он вызывает особый интерес филологов и славистов многозначностью своих текстов, их интертекстуальной насыщенностью, перекличкой с темами мировой культуры. Во-вторых, он не просто еврей по происхождению, но один из немногих русских писателей советской эпохи, кто пытался остаться евреем и творчески осмыслить свое еврейство. В-третьих, привлекают внимание его гонимость, его сложные отношения с режимом, со Сталиным, его трагическая смерть — но здесь он не одинок, третий фактор действует как усилитель первых двух.
Первое место Ахматовой в рунете тоже, конечно, не случайно. Ее стихи наиболее доступны массовой аудитории и по свойству сопереживания больше всего привлекают женщин, которые, как известно, составляют основной контингент читателей поэзии. Кроме того, Ахматова стала мифообразующим началом русской культуры, а популярность мифа всегда превышает популярность просто поэта. Это миф о Женщине, которая научила своих сестер говорить о любви, утвердила глагольные окончания женского рода в любовной лирике. Кроме того, это миф о матери и страдалице, разделившей горькую участь своего народа. Цветаева тоже мифологизирована в сознании русского читателя, но это более сложный, интеллигентски утонченный миф, соответствующий модернистской поэтике Цветаевой, ее романтическому индивидуализму и склонности к экспериментам, как художественным, так и жизненным.
Разумеется, объяснить можно все, что угодно, после того как факты или цифры предъявлены, — но предсказать их, основываясь на собственных ожиданиях и представлениях о должном, гораздо труднее. Я, например, не ожидал, что Толстой превосходит Достоевского по популярности как в рунете, так и особенно в ангнете, причем до такой степени — примерно вдвое! По моим наблюдениям, американские студенты гораздо охотнее читают Достоевского и записываются на курсы о нем. Но что противопоставить цифрам? Возможно, следует провести различие между старым и новым символическим капиталом, проследить динамику роста интереса к Достоевскому по годам и десятилетиям. Все это в принципе поддается изучению и составляет область гуманетики — гуманитарных исследований интернета как самого широкого и представительного слоя ноосферы.
Завершим наш опыт гуманетики списком наиболее упоминаемых мыслителей и интеллектуальных направлений по данным латинета и рунета. Латинет охватывает все языки с алфавитом на латинской основе и тем самым создает более полное представление о весомости того или иного имени для всего, условно говоря, западного мира (в миллионах; 09.05.2006):
латинет рунет
Маркс 55,1 3,88
Энгельс 45,0 2,38
Кант 42,8 1,56
Сократ 40,4 1,18
Платон 38,4 2,11
Фрейд 34,4 1,68
Аристотель 29,1 1,24
Ницше 21,6 1,15
Декарт 21,4 0,72
Вольтер 20,1 0,76
Так выглядит первая десятка мыслителей по списку латинета. Руссо, Рассел, Фуко, Витгенштейн, Гегель, Лейбниц, Сартр, Хайдеггер, Деррида, Адорно составляют вторую десятку (в таком именно порядке, от 19,5 до 7,7 млн.).
Боюсь, читатели вздрогнут, приступив к чтению этого списка. Какое ныне тысячелетие на дворе? Список начинается, да в общем и продолжается так, как мог бы выглядеть вполне казенный перечень величайших мыслителей, составленный Институтом марксизма-ленинизма в СССР (за исключением, пожалуй, Фрейда и Ницше и с включением Ленина и Гегеля). Но так и есть, Маркс и Энгельс и в начале XXI в. оказываются наиболее популярными мыслителями по версии и латинета, и рунета. Правда, фамилии Маркс (Marx) и Энгельс (Engels) имеют и других небезызвестных обладателей в западном мире, но все-таки их попадание в первую десятку бесспорно.
То, что левые умонастроения, которыми Россия «переболела» (чуть не до смерти) в XX в., все еще популярны на Западе, особенно в интеллектуальных, академических кругах, мало кого удивит. Но что вся информационная сеть проникнута левизной до такой степени, что два теоретика пролетарской революции остаются самыми популярными мыслителями на Западе, где почти уже не осталось пролетариата и где нет ни малейшего намека на революционную ситуацию, — вот это достойно изумления. В этом же ряду и тот факт, что марксисты третьего поколения Грамши и Беньямин обгоняют в сетевой популярности таких великих мыслителей-творцов, как Бергсон, Гуссерль и Кьеркегор. Поистине, интернет способен преподносить сюрпризы, он контринтуитивен, он противится прогнозам, как и всякая глубокая реальность. (Кстати, непредсказуемость этих чисел делает сетевой поиск еще и подходящим предметом интеллектуальных игр, состязаний, пари.)
Удивительно и то, что современный русский взгляд на великих мыслителей не слишком отличается от западного, несмотря на огромную разность исторического опыта. Самое заметное отличие — более низкая оценка Сократа (соответственно 4-е и 7-е места). Сократ, западный интеллектуальный и моральный герой, зачинатель индивидуальной философской рефлексии, для России значим гораздо меньше, чем его ученик Платон, поднявший рефлексию до высот государственной философии, идеализма и идеократии.
Что касается основных направлений современной мысли (-измов и смежных понятий), то выстраивается такой порядок (в миллионах; 12.05.2006):
латинет рунет
марксизм 13,8 1,20
психоанализ 12,7 1,96
феноменология 10,5 0,36
прагматизм 10,2 0,58
деконструкция 8,99 0,15
постмодернизм 8,77 0,62
дарвинизм 6,33 0,32
экзистенциализм 4,88 0,21
позитивизм 2,45 0,23
структурализм 1,90 0,16
Марксизм опять-таки на первом месте в западном мире. Да и в России он уступает в популярности только психоанализу, который за постсоветские годы, сломав механизм политической и психологической репрессии, быстро вышел в лидеры. Феноменология и деконструкция гораздо более распространены на Западе (3-е и 5-е места, сравнительно с 5-м и 10-м в России), а вот постмодернизм хотя и пришел с Запада, но больше прижился в России (3-е место сравнительно с 6-м в латинете). Разумеется, нужно учитывать разный объем этих понятий: психоанализ и деконструкция — не только направления мысли, но и методы, приемы работы (с душевными заболеваниями, с текстами и языком); постмодернизм — название эпохи, культурной формации… И все-таки в современном интеллектуальном обиходе эти термины сопоставимы как знаки определенных идейных движений, философских умонастроений.
В досетевую эпоху такие концепты, как «общественное сознание», «национальное самосознание», «мысль народная», «душа нации» и пр., могли представляться мистическими сущностями или идеологическими конструктами. Во всяком случае, не существовало надежного способа выверить, измерить реальность общественного сознания, емкость и соотношение заложенных в нем идей и ценностей. По мере того как интернет сосредоточивает в себе информационные ресурсы человечества, общественное сознание все больше обретает числовую явь. Числа, выдаваемые поисковыми системами, определяют значимость тех или иных слов и понятий в сознании как авторов, так и пользователей сетевых ресурсов. Это и есть мысли народа и человечества, в том виде, в каком они только и доступны для измерения и изучения.
О чем думают Саша или Маша, можно узнать от них самих. А как узнать, что думает русский народ или англоязычные народы? Обращайтесь к интернету, он готов ответить на любой грамотно поставленный вопрос.
Этот ответ не есть истина в высшей инстанции, он лишь представляет сумму мнений по данному вопросу: в ней складываются мнения всех пишущих в сети — знатоков и невежд, умных и глупых, гениев и идиотов. Но из них же слагается и то, что называется «общественным мнением». Разумеется, не числа сами по себе являются мнениями, а то, какое соотношение определенных слов и понятий, терминов и идей в них выражается. При этом очень важно разработать стратегию поиска, который принес бы математически наиболее достоверные и гуманитарно наиболее значимые результаты. Вообще сотрудничество гуманитария с программистом представляется наиболее оптимальным способом проведения таких исследований: один устанавливает задачу поиска и интерпретирует его результаты, другой определяет последовательность операций, необходимых для отсеивания лишнего материала и отбора нужного. Так постепенно кристаллизуется числовая структура искомого смысла.
В этой статье я использовал только простейшую методику поиска статистических данных по именам собственным. Но возможны самые изысканные методы с разными степенями «фокусировки», приближения к точному результату, который иногда может и должен оставаться не вполне точным (человеческое лицо исчезает, если рассматривать его чересчур пристально, в микроскоп). Можно исследовать совместную встречаемость или, напротив, несовместимость определенных понятий в текстах любого народа любой эпохи. Как соотносятся «лес» и «поле», или «любовь» и «ревность», или «Данте» и «Гете», или «философия» и «филология» в сознании немцев и итальянцев? Какие насекомые или птицы более всего значимы для русских и с какими моральными, психическими, антропоморфными качествами они чаще всего ассоциируются (сочетаются на одной странице, в прямой близости, в отстоянии на два или три слова — все параметры исчислимы)? Какие названия профессий, ремесел встречаются чаще всего и в каком падеже, есть ли в них определенная предрасположенность к именительности, творительности, предложности?
Поисковые системы позволяют исследовать реальность общественного сознания по всем его знаковым составляющим и их бесчисленным связям и срезам. Можно предвидеть новую волну структурализма в гуманитарных науках на основе растущих исследований сетевых ресурсов; причем структурализма динамического, отражающего временную подвижность и выразительность информационного лика человечества.
[[1]] Разумеется, приложимость гуманетики к разным национальным культурам и языкам зависит от степени их представленности в электронном пространстве. Англоязычная культура в этом отношении оказывается в выигрышном положении, поскольку ее информационные ресурсы наиболее полно перенесены в интернет. Однако русскоязычная культура, проигрывая в технических аспектах своей репрезентации, выигрывает в юридических, в частности, в рунете почти не действует авторское право. В результате российская художественная и газетно-журнальная словесность гораздо более полно представлена в открытом электронном доступе, чем, например, американская. Конечно, было бы неправильно отождествлять объем сетевых ресурсов со всем информационным капиталом данной нации или языка, но в перспективе эти показатели уравниваются. С каждым годом, по мере развития интернета, он представляет все больший объем символического капитала данной нации, и неоспоримо, что ни один другой ресурс не представляет его в более полной форме, доступной для исследования.
Иногда можно слышать возражения, что некоторые имена, понятия, марки, бренды искусственно раскручены в интернете и мера их популярности завышена. Но раскрученность — это и есть составляющая символического капитала. В информационном поле все искусственно, все создается путем умножения и распространения знаков, и если имя Х чаще упоминается в сети, чем имя Y, то этим и выражается мера его популярности. В том аспекте интернета, который мы исследуем, значение каждого количественного показателя автореферентно. Мы не определяем сравнительную степень художественных дарований Шекспира и Пушкина или политического влияния Линкольна и Ленина, мы лишь рассматриваем символический капитал этих имен, степень их распространенности в англоязычной и русскоязычной сети, а дальнейшие выводы могут быть самостоятельно сделаны читателями.