Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2005
СОЧЕЛЬНИК Here we must separation... Ezra Pound Смуглый вечер. Сочельник по старому календарю. Голубые горы к северу от моей цитадели. Белая река мстит течением январю. Здесь мы должны расстаться, у самой цели, и пройти миллионы верст по мертвой траве, и взамен путеводной звезде загорятся две. Голова растекается облаком, и закат, как щенок, то и дело тычется слепо в память. Не разнять. Когда время идет на спад, даже волки в глуши начинают от страха лаять, и стреножены кони, и вдаль голоса зовут, и за лунным огарком вершится надзвездный суд. ПИСЬМО В КИОТО Ты зашел в ресторан на окраине бывшей столицы. Было зимнее утро, и небо бело. Плосколицый человечек подал тебе кофе в изящном фарфоре. Так душа, как стекло, - только хрупче становится в горе. Ты нашел, что искал: как капризный божок приношеньем, здесь любуется время вчерашним своим отраженьем, черепаха колышется подле в коричневой ряске, и сосна за окном истомилась от взоров и ласки твоих рук незнакомых, которые иглы и ветки рисовали на мокрой от слез ресторанной салфетке. Потому и душа в этом зимнем затерянном мире потянулась к словам, как палач в день возмездья к секире. Вкус небесной золы, вкус восточного белого утра на губах моих тоже. Как будто я рядом. Как будто. * * * Покой - уставшему, умершему - хвала, живому - солнце, мертвому - ограда. Но для кого рождаются слова стиха в ночи и пламенной баллады? Зачем звезда зияет, как дыра, на зимнем небе? - чтобы не споткнуться волхвам Твоим, которые сюда (настанет час!) когда-нибудь вернутся. * * * Только ведь небо меняет, не душу - кто за море едет... Гораций. Послания, I, II, 27. Мы меняем души, не тела... Н. Гумилев Вот мы и за моvрем. К небу чужому возможно привыкнуть - к мрамору туч по зиме, к половодью лазури в апреле. Только ведь души меняют впридачу к небесным чертогам те, кто за тридевять верст в неизвестное едет. Те ж, кто остался под небом отчизны упрямой, - не боги! Им не подвластно строптивое время. Их опыт тоже оставил рубцы и внутри, и снаружи, не признавая даров благородно-спесивой Европы. Нет постоянства ни в душах, ни в теле. В природе всё переменчиво пошло и глупо повтором. Так и пройдем по земле своим племенем, кланом и родом, тешась мечтами и к ночи пустым разговором. Мы - одинаковы. Мы - беззащитны и слабы. Мы - одиноки и временны. Мы - не герои. Только любовью и можем себя обессмертить и без дождя прорасти сорняком на развалинах Трои. * * * Уедем в Англию. Научимся с тобой любить монархов, как бекон и поридж. Под небом, незнакомым с синевой, освоим быта мелочи и в кои лета начнем опять почти с нуля: кочевники - без племени, без рода... Что Англия! - куда-нибудь в края, где всё на карту ради кислорода поставлено. Возможно, это рай. А нет, и там к чему-нибудь привыкнем, но, обнаружив (разве невзначай), что легче промолчать, чем в голос всхлипнуть, вчитаемся в судьбу наискосок - что есть, что было. Пусть к местам восхода спешат светила. Место - не порок: запомнится пустяшным эпизодом. На пыльный ельник у ручья в грязи садятся бабочки, по глупости не зная, что родина (особенно вблизи) - совсем не рай, но заповедней рая.