Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2005
* * * Ты видишь стол, клеенку в клетку, обрывок берега, прибой, остекленевшую креветку на клетке серо-голубой, перелинявший лист ореха в эмалированном тазу и кулинарного огреха вздох - подгоревшее азу. Ты видишь чернь и позолоту черешен с вымокшей листвой, пса безразмерную зевоту над косточкою мозговой. Как пристальный фотохудожник, перемещая объектив, ты перехватываешь дождик, репейника императив, на желтой лавке пассатижи, гвоздей разбрызганный запас... Спросил бы лучше, что я вижу, когда я вглядываюсь в нас: двор, сад, где ежики сновали. А там, в дыму, наверно, ты? Но все засвечено словами. Исчеркано до черноты. * * * На зимнем рынке чучмек патлатый с прищуром Цоя сбывает высохшие гранаты, хурму с гнильцою. Сминая линию меловую, сквозь гул и давку пес по-пластунски, как в мировую, ползет к прилавку. На левом фланге - ряды медовы и каплет с крыши. Купи мне черную гроздь "молдовы" и горсть кишмиша. Согласно тексту, что под копирку вразброс и списком, - купи мне гипсовую копилку в обличье свинском. Февральский полдень блажит и дразнит ручьем на входе, бубня, что рынок - еще не праздник, но нечто вроде. И можно (лакомо окликая; инжир, халва ли?), соря рублевками, медяками, всплывать волхвами в жизнь, что - не сахар, но и не калька с чужих феерий, неся пурпурных рыбешек Фалька в стеклянной сфере.