Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2005
* * *
Козы травку щиплют свежую,
За оградой старый сад…
Только все зачем-то езжу я
С дачи в город и назад.
То ли лето невезучее
Нынче, то ли я уже
Сочинять могу от случая
К случаю, и там, в душе
Тишина, как после поезда,
Что сейчас прошел, гремя.
Или время так напористо?
Скоро вытолкнет меня?
Подожду, не стану маяться —
Электрички нет как нет.
Козы вяло разбредаются,
Доедая свой обед.
* * *
Глаз неба синий, дальнозоркий —
Стоят безоблачные дни.
Под ветки яблони подпорки
Пришлось подставить, чтоб они
Не подломились. Вся плодами
Усыпана, позлащена,
Вновь, как при Еве и Адаме,
В саду красуется она.
На клумбе скоро хризантемы
Цвести начнут. Ну, чем не рай?
И не подозревали, где мы
С тобой все лето! — Выбирай:
Какое хочешь, это? — или
Вон то? Как налилось оно!
Не бойся, нас уж осудили,
И завтра в город все равно.
* * *
На веранде светом со всех сторон,
Словно сетью, охваченный я лежал.
Облаков топтанье, круженье крон,
Сквозь которые сотни горячих жал
Пробиваются. Солнце сойти с ума
Норовит к июлю, пчелиный гул…
И спокойно так, словно жизнь, сама
От себя утомившись, взяла отгул.
И вот этого-то я не мог как раз
Никогда понять, никогда простить,
Что, мгновением одаряя нас,
Жизнь — увы — не может его вместить,
Что и свет поблекнет, и гул замрет,
И стремясь куда-то туда, вперед,
В непонятную точку сливаясь ту,
Буду лишь ощупывать пустоту.
* * *
Усадьбу в восемнадцатом спалили,
А церковь разнесли в двадцать седьмом.
Культура — плод усилий и насилий,
И тяжело природе под ярмом.
Ослабни дух — тотчас же эти путы
Срывает плоть, свихнувшийся народ,
Забыв свои Полтавы и Гангуты,
Суется прямо через реку вброд.
Река времен… Шоссе в своем стремленье
Через сырые, жухлые леса,
Болота, опустевшие селенья
Уходит вдаль, вперед, под небеса.
Смотрю в окно: как, вырвавшись на волю,
Пространство обращает время вспять,
Как клочья сена носятся по полю,
И ветер подгоняет их опять.
БОГ
Апофатически: не там, не то, не ты…
А так, вообще, что о Тебе мы знаем?
Создавший этот мир из пустоты,
Непостижим в делах, неосязаем. —
Красивые слова, но охватить
Их разумом — бесплодные усилья.
Ты просто Тот, который должен быть,
Чтоб у души не подломились крылья.
Мой вечный страх остаться одному,
Мое необъяснимое желанье
Вместить все то, что мне же ни к чему, —
Превыше сил, мудреней пониманья.
Зачем? Чтоб знать? — Но мы не можем знать!
Чтобы любить? — Кого? Чтоб нас любили
Навеки Бог-отец, Природа-мать
В неизреченной благости и силе?
Какой-то странный детский комплекс тут:
Все от Него всегда чего-то ждут.
Напрасно, может быть, затем, что свет
И так, без наших просьб на Землю льется,
А жребий твой — согласен или нет —
В конце концов тебе и достается.
Не золотая рыбка Он, не джинн;
Быть может, шорох ветра, шум вершин
Деревьев в час осеннего заката,
Быть может, сон, быть может, тот покой,
Когда душа согласием объята,
И видит мир — наш мир — таким, какой
Он сотворен, и эта радость свята!
* * *
Зачем уже сейчас, сейчас уже
Тот страх дано предчувствовать душе,
Как будто жизнь была одной погоней,
А не включала тысячи вещей,
Улыбок, снов, на грядке — овощей,
Не клумбе — флоксов, бархатцев, бегоний?
Тебя любил я и, томясь тобой,
С тобою был, но поцелуй любой
Засасывало время, как зыбучий
Песок. И вот мне нечем доказать,
Что все сбылось… Послушай, дай сказать
На всякий случай:
Я все же был, и ты была, и там —
До нас, в тени, в теряющейся дымке,
За кем идем мы следом по пятам,
Глухонемые предки-невидимки,
И звезды, пережегшие свой свет,
И существа, которым нет названья,
И наши чувства, для которых нет
Опознаванья, —
Все были!..
Ты запомни, завяжи
На память узелок, чтоб перед бездной
Всепоглощающей и миротворной лжи
Не трепетать с тоскою бесполезной.
* * *
Одни — обыкновенные нарциссы,
Другие же — махровые. Но все
Украдкой смотрят в зеркало. Актрисы,
Актеры… Проводить вас за кулисы? —
Вот где любовь к себе во всей красе!
Но если мир — театр, как в нем без грима,
Интриг, аплодисментов и цветов?
Мой ангел, ты почти невыносима,
И я, конечно, тоже. Счастье мимо
Плывет. Никто к нему ведь не готов.
Хотя, быть может, занятым собою,
Нам стоит только руку протянуть.
Туда-туда, за дымкой голубою…
Недалеко, благодаря прибою,
Кораблик, но зато не близок путь.
А помнишь, у Ватто — как на Цетеру
Отплыть спешили в праздничном чаду,
Как ручку подавала кавалеру
Прелестница, его слова на веру
Приняв, шепча (наверно, ерунду)?
Но вот и в этом нашем мельтешенье,
Нарциссианстве, сдобренном тоской,
Есть легкость нежная, есть как бы приглашенье,
Какой-то важной тайны разрешенье.
Я только не скажу тебе, какой…
* * *
Трава повысохла — белесые метелки,
Но как-то здесь пасут еще коров.
Поодаль от реки березы, елки,
Лес сыроват, пустынен и суров.
И, честно говоря, мне углубляться
Не хочется в чащобу. Повернем?
Зато над полем бабочки резвятся —
Не надоест бродить погожим днем.
Как странно, почему сейчас буколик
Не пишут? Впрочем, нужен персонаж.
Но поселянин нынче — алкоголик,
А песня — скажем так, помягче — блажь.
Ни Леля не слыхать теперь, ни Пана.
Лишь соловьи, засевши в ивняке,
По вечерам насвистывают рьяно,
И месяц грустно плавает в реке.