Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2005
* * * Это чудо, что все расцвели, Все воспрянули разом, воскресли, Отогрелись и встали с земли, Улыбнулись друг другу все вместе, И в душе ни обиды, ни зла, Ни отчаянья не затаили: Смерть была, но, как видишь, прошла. Видишь: Лазаря нету в могиле. Снова в трубочку дует нарцисс И прозрачна на нем пелерина. Как не славить тебя, Дионис? Не молиться тебе, Прозерпина? Одуванчик и мал, да удал, Он и в поле всех ярче и в сквере. Если б ты каждый год умирал, Ты бы тоже в бессмертие верил. * * * Мысль о славе наводит на мысль о смерти, И поэтому думать о ней нам грустно. Лучше что-нибудь тихо напеть из Верди, Еще раз про Эльстира прочесть у Пруста Или вспомнить пейзаж, хоть морской, хоть сельский, С валуном, как прилегшая в тень корова, Потому что пейзаж и в тени, и в блеске Так же дорог, как музыка или слово. Я задумался, я проскользнул на много Лет вперед, там сидели другие люди, По-другому одетые, и тревога Овладела мной, но ничего по сути Рассказать не могу о них: не расслышал И не понял, о чем они говорили. Был я призраком, был чем-то вроде мыши Или бабочки. Бабочки речь забыли. * * * Какой холодный май! Как будто лед в бокале: Пей - быстро не глотай. А как его мы ждали! Чьим клятвам верить впредь? Надежна чья расписка? Как страшно зеленеть И сколько в этом риска! Черемуха смелей Всех - сладкое дыханье, Как если бы мы ей Назначили свиданье. А тополь гол и сух. Не позволяет опыт Ему одеться в пух И перейти на шепот. Весна - какая ложь! Сквозь дымку и сквозь ветку Она грозит, как нож, Завернутый в салфетку. Какой холодный май! И честь каких мундиров Спасти речной трамвай Спешит без пассажиров? И я зачем надел Не плащ, а эту куртку, Кто в мае мне велел Бродить по Петербургу? Небес голубизна И приступ жалкой дрожи. Вдруг вечная весна Холодной будет тоже? * * * Раньше обедали под "Баркароллу" Шуберта или его "Серенаду", Нынче спустились в начальную школу, Переметнулись к слоновьему стаду. На человечество в этом забеге Я б не поставил, одышливо-длинном, Лучше к стрижам присмотрюсь на ночлеге, В небе снующим, и к гнездам осиным. Как одинок композитор, кому он Нужен сегодня, под грохот там-тама? Шуберт, прощай! До свидания, Шуман! Нас удивит и простейшая гамма. Шел я вчера мимо окон открытых: Кто-то с запинкой с великим поляком Вел разговор о мечтах и обидах, Робко и тихо, - я чуть не заплакал. * * * Вертящаяся дверь впускать по одному В приморское кафе входящих позволяла. Я сел бы к ней лицом, чтоб видеть что к чему, Кто выйдет, кто войдет, и легкий для начала Коктейль бы заказал, и пенную кайму Я видел бы в окне и катер у причала. В вертящуюся дверь собака не пройдет Бродячая, в Крыму всегда их было много, И чайка не влетит, и ангел, свой полет Прервав, чуть-чуть смущен, помешкает немного, А девушка, попав как бы в водоворот, Офелию в ручье напомнит, недотрога. Я выпил бы - и вдруг прошел бы всякий страх, Когда бы что-нибудь помнилось с перепугу. И комика легко в вертящихся дверях Представил бы, как в них он бегает по кругу. Пропеллер, ускоряй вращенье впопыхах, Размашистый, устрой нам маленькую вьюгу! Вертящихся дверей неровен легкий нрав. Я лестницу бы мог припомнить винтовую, Как я на башню лез и вымазал рукав В побелке, сырость стен вдыхая вековую, И в смотровую щель, на цыпочки привстав, Увидел Божий мир - и вот я торжествую. Евангельский ландшафт лежал передо мной, Осмысленный, в тенях от туч, одушевленный, Как в живописи, но с поправкой дорогой На темный русский лес и берег, окаймленный Ракитником... Ползи, жук-трактор, в мир иной, За здешний горизонт по плоскости наклонной. На бархатную я откинулся б скамью, Кого-то разглядеть надеясь и мечтая, И выпил бы еще, и в дверь, пока я пью, Вошла бы ты, рукой мне издали махая. Вертящуюся дверь поставят и в раю: Стеклянная, она удобней, чем любая. Я что-нибудь еще покрепче б заказал. Вертящаяся дверь и головокруженье Меняют взгляд на жизнь. Я что-нибудь сказал Не то, обидев смысл и вместо заключенья? А Бог и без дверей войдет в любой подвал, И в непробудный сон, и в место заключенья... * * * Море плескалось в балконном окне Чуть ли не явственней, чем под балконом. Не было комнаты. Выбора мне Не было в синем и ярко-зеленом. Волны ходили по жизни моей С синим отливом, с зеленым коварством: Донные травы и тени камней. Жизнь представлялась затопленным царством. Надо нырять, чтоб увидеть на дне Стол, телевизор, колонны, ступени, Статуи, спящую на простыне: Волосы, руки, купальник, колени. * * * На острове Висбю я видел в музее Скелеты двух викингш (а как бы назвали Вы девушек-викингов?). Бусы на шее. О, сколько достоинства в них и печали! Как будто от старости и увяданья Красавицы выбрали лучшее средство. Как некогда Пушкин сказал о Татьяне, Вульгарности не было в них и кокетства. А только изящество, только смиренье, На диво всем странникам и вертопрахам, Всем циникам, к ним подходящим в смущенье. Прямая победа над смертью и страхом. * * * Эти дамы на пляже без лифчиков, голые, Совершенно нагие и, значит, бесполые Интересны, я думаю, только себе, Навевая какие-то мысли тяжелые О невольничьей, пленной, несчастной толпе. На глумление отданной и в услужение. У тебя что-то отняли, - воображение? Пусть не тайна, загадка хотя бы, секрет. И недаром придумано это сужение Юбки, вырез на платье, и страсть, и сюжет. Боже мой, достижения цивилизации! Переписка, звонки, пребыванье в прострации И отчаянье, чай, голубой ободок Чашки, новая живопись, вплоть до абстракции. Как там, у Достоевского... "узкий следок"?