Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2004
* * * О. Мексиной Зашкурит ветер суховейный ночное небо добела. От португальского портвейна весь вечер голова светла. А с юга облаком косматым летит над каменной грядой не то Осама с автоматом, не то Хоттабыч молодой. Блажен, кто мыслит скрупулезно, блажен, кто портит общий фон, кантуясь в скверике морозном, где по субботам марафон. И если каждому - по вере за строгой выслугою лет, мы остаемся в этом сквере, как тот философ без штиблет. Как тот, присевший на поребрик с газетной вырезкой в руке, пока бравурный марш колеблет отрепья флагов вдалеке. * * * За хорошее поведенье год за годом на день рожденья неврастеник дядя Кирилл книжку толстую мне дарил - в темно-синей обложке с медным ликом Барда, зело надменным, "внемли, сыне, моим речам", говорившим мне по ночам. И смеялся дядя, приблизив взгляд в очках, качал головой: "Ваш ребенок - вылитый Изя". Точно - Изя. Только живой. Соскребали добавку ложки, рюмки чокались пур-ле-фам. Но глядел в пустоту с обложки непрочитанный корифан, будто знал, что пора на выход в мир и в люди, которых нет, наугад отличать живых от оживающих в каждом сне, где катарсис сродни катару, в слове "адрес" есть корень "ад"; в будний день сдают стеклотару ветераны всех илиад. *** Средь немытых вилок и тарелок циферблат находишь наугад. Шесть часов. Вечерний циркуль стрелок, тикая, садится на шпагат. Время сникнуть, время сгинуть вовсе, свой обед, не разогревши, съесть время есть, и в гусеничном ворсе пледа мерзнуть - тоже время есть. Но не время у лихого беса философской внятности просить, потому что жизнь - не только бегство, потому что стоит погасить искру, как опять по коридорам дед-уборщик примется мести пепел сигарет твоих, в котором вряд ли Феникс вздумает взрасти. *** Целлофановый куль, как упавшее облако, юго-западный ветер поднимет с земли. Изучая приметы дрожащего облика, неприглядным Нарциссом над лужей замри. Вот летит грузовик, след печатая вафельный; паутиной осенней сквозит естество. И не прав метафизик, но нет основательных у природы причин опровергнуть его. Ибо жил пешеход, что-то слышал и видел он, пенопластовый крейсер по лужам пускал в кругосветный круиз. Тонкой ретушью выделен, на визитках блестел его бодрый оскал. И куда он пойдет, где толкнет свою исповедь, бытовую полемику с пеной у рта? Так уже самого себя хочется выставить властным жестом за дверь. Только дверь заперта. *** Дверь, прилагательную к косяку, осуществлю, на себя дернув ручку, что-то граничное пересеку и тормозну раскатать самокрутку. Темень. Украшенный звездами щит, что-то с ковшом или как там, с подковой. В диком шиповнике ветер трещит опытным сварщиком тьмы светлячковой. Благодари эту полночь за сон на пятачке, уже сданном в аренду; даже за лампы ночной патиссон, что, перезрев, освещает веранду; и, если надо, за то, что во мгле жизнь твоя с этим участком совпала, как совпадает на грязном стекле с теплой рукой чей-то след пятипалый.