Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2004
ФИНСКИЙ ЗАЛИВ Я скинул рюкзак и присел на валун - Под задницей холод прожег мешковину: Привет почечую. Что делать, не юн. Когда я все прочее с остова скину, Сосновую рощу в оазисе дюн В июне том - вспомню хоть наполовину? Консервная жесть, арматура на дне, Но хруст ледяной позабыть я не вправе - Светлела ручная вода в глубине И в каждом ломалась хрустальном суставе: Дробился о камни ручей, но во мне Был целым, во всем своем хрупком составе. Звало эти промельки хвойных теней И лаковых бликов пространство залива, Хотелось им стать и вольней и сильней, Но гасли, мутнели в безумстве порыва, К большой припадая воде, чтобы в ней Пропасть, красоту растеряв торопливо. Английский романтик во мне умирал Бесславно от пpиxoти правды позорной: Коротким, увы, оказался привал. И что оставалось oт "школы озерной"? Балтийского моря приплюснутый вал Да приступы боли вполне непритворной. Я, собственно, вот что хотел объяснить: Все низкие истины сдохнут со мною, Но эта водичка, которую пить Накладно, в душе обернется волною, Прозрачность которой нельзя отменить, И в землю уйдет, чтобы стать неземною. * * * В стакане выпуклой воды Скривился тополь, став растеньем, Стена, окно, - не жди беды Вот с эдаким преуменьшеньем. Но я подумал вот о чем: Когда вокруг ломают кости И кто-то слезы льет ручьем - Конец кошмару - на погосте. Господь беспомощен, а смерть, Которую придумал дьявол, Таким позволила сгореть, Чтоб я решил, что Ты оставил. Все это выглядит общо, А в частностях - одно расстройство: Того гляди, кого еще Заставят проявить геройство. Где жало, измышленный ад? И без того мой ум расстроен… Я выпил воду - и назад Вернулся мiр: огромен, строен. ЗВЕЗДЫ He говорите мне про звезды. А свет в окне - от фонаря. Они же, в сущности, прохвосты, Трансцендентально говоря. Вещицы мелкие, осколки, Так холодны, так далеки, Игрушки с выброшенной елки, Вместилище ее тоски. Но, разрастаясь непомерно В моих мозгах, а не в глазах, Я должен чувствовать, наверно, То восхищение, то страх. На что вы мне, и вам на что я? Вам перемыли все лучи. А мне бы что-нибудь простое Произнести в сырой ночи. Хотя бы то, что спящий возле Родной, любимый человек Проснется - ну а после, после, О звезды, не уснет навек. МЕДВЕЖЬЕ ОЗЕРО Двухъярусные облака Творили Парфенон, Лепили, покривив слегка, Ряды своих колонн, Рассчитанных не на века - На лень, июль и сон. Ты говорила: Погляди, Как здорово! - Ну да. До боли у меня в груди Сжималась красота, Что отражала впереди Всей кожицей вода. Она валила наповал Еловую дугу, Ловила тот полуовал На дальнем берегу, Что клином в озере всплывал, Углом в резном кругу. Мы провели примерно час Под глубью голубой, На дне клубящихся террас, У камышей, с тобой… И, заплывая, всякий раз Я делал гладь рябой. На середине этих вод, Оборотясь к лесным Угодьям неба, думал: вот Тот Иерусалим, Где все, что умерло, - живет… Но что мне делать с ним? И выходил я, и рвалась На мне вода, как та Плацента, в коей родилась От плоти плоть, когда Лишь начиналась эта связь Со смертью, красота. ОПЫТ Детский опыт печатанья фото В совмещенном, увы, санузле - Кропотливая эта работа - Речь, конечно, о заднем числе - Мне давала понять: хоть измерьте По секундам, а все же на глаз Очертания жизни и смерти Проступают в кювете у нас. Полумрак полон красного света, О котором узнаю потом, Что соблазна он был и запрета Фонарем; что он воду вином, Розовея в ней, делал, возможно... Негатив, проявитель, фиксаж: Постепенно, дождись, осторожно Черно-белый возникнет пейзаж. Недодержишь - проявится слабо, Передержишь - все станет черно, Словно тоника жизни силлабо С горним дольником тут заодно: Это мама в Таврическом, горка, Санки, дед мой, что умер уже, - Как мне весело там! Как мне горько Передерживать память в душе… ARS POETICA Все прочее - макулатура... Что поделать, приснилось. Борис, Леонид - незнакомцы при жизни - со мною сидели Среди ящиков, сбитых из досок на вид: Раньше тара такою была, в самом деле. Мы в какой-то каптерке. Конечно же, пьем. Неужели опять "охраняем объемы"? Говорим - я не помню о чем. О своем. На газете бутылки, бокалы (!), объедки. Подавались когда-то и мы в сторожа, Наплевав на дипломы, зарплату, карьеру. Нам была интересна, простите, душа. Стыдно молвить. Ну, это я так, для примеру. В общем, кто-то из нас, поднимая бокал, Пошутил без особого блеска и толка: "Мы последние, кто относился, - сказал, - К ars poetica русской всерьез и надолго". Всякий сон, так и быть, пошловат как прием. И "последними" кто только не был на свете. Только я все живу, все держу на примете Ту каптерку ночную, мы все еще пьем. * * * Покрыта лунным пеплом ночь: Укладываешься в кровать, - Но, чтоб заснуть, так долго надо Гнать мысли всяческие прочь, А главное - не вспоминать Ни жеста милого, ни взгляда. Вина утихнет как-нибудь - Какого свинства не простишь Себе, стремясь в провал зазорный… Подушку бы перевернуть. Друзей покойных нужно лишь Не вызывать из глуби черной. Сереет за окошком снег, Продленный мятым тюлем здесь; Меж них стекло - и слава богу. Ворочается человек, Он тоже в комнате - не весь, А там, где все мы понемногу. Заполнить паузу молчком, Звездой, чей глаз, кошачий ромб, Слегка прищурен, одеялом, В котором прячешься ничком: Ни сном ни духом. Стол и комп. Зажмурься: тьмы и там навалом. И там, где все они совсем, Куда не пробежит и мышь… Не рви мне душу, было - было. Хотя ты, может быть, затем Воспоминания бежишь, Что все, боишься, в нем остыло… НОЧЬ Из ночи в ночь - и нет пути мне Куда-то вбок или назад, Сознанье как на паутине Лежит - и это ли не ад? Вниз провисает, вверх пружинит, И лучшей жизни - грош цена. Кто знает, может, и души нет, А лишь иллюзия одна, Самовлюбленность и защита От боли и от пустоты: Все просто, а не шито-крыто, Как часто полагаешь ты… Но рядом спит, сопит, в проточный Свет окуная пол-лица, На зубчик месяца чесночный Во сне не отвлекаемся - Та, о которой нету силы Подумать так… Душа ее Избегнет боли и могилы... И сквозь ночное забытье Представлю мысленно, что если Нас Кто-то полюбил всерьез, Желанье, чтобы мы воскресли, Не сил Ему прибавит - слез.