Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2004
* * * По небу тучка без пилота, за нею - глубь и синь - без дна. И в ожидании чего-то душа притихла, как струна... Нет, в ожидании не чуда за гранью жизни; не броска "туда" из краткого "отсюда", а в ожидании... пивка. Всё проще в этой жизни бренной и слаще, и еще милей, чем там, в молитвах, над Вселенной, где не воскликнешь: "Друг, налей!" * * * Что можно передать словами? Почти что - всё. И все ж - почти... ...Войну, увиденную вами, сердцебиение в груди; весну и на столе - колбаску, луну, дрожащую струну, печаль и песенную ласку - все можно! Даже - тишину... А что - не можно? То, что разум не одолел и не впитал: то, что отвергла память сразу, к примеру - Маркса... "Капитал". * * * Трясущуюся, как в истерике, такую дивную вначале, чуть в отдалении от берега, - "барашки" лодочку качали. На веслах - он. Она без паники и без восторга - на корме. Такие с виду - дети, паиньки, но всяк - с идейкой на уме. Вот и трепещет от предчувствия кораблик, утлый и бездомный. ...Куда плывут с такими чувствами? И не плывут, а гибнут, тонут! * * * Облокотясь о ветер сильный, что растрепал ее прическу, она смотрела в вечер синий, сжимая в пальцах папироску. Нет, не бралаv ее усталость, созревшая за день минувший, - но ей чего-то не хватало: не золотых сережек в ушки, не милого дружка, не Бога, которого она не знала, а так... чего-то там... немного, что как бы выцвело... слиняло. * * * Не спалось. Болела голова. Мысль в мозгу ворочалась едва, червяком в извилинах виясь... Сон не шел. Мыслишка извелась. Мрак. Рука нащупала стакан. Спал в окне Исакий-истукан. Ну, а мне - не мнилось, не спалось. Где ты, милость Божья? Только - злость! ...Так тонул я, нахлебавшись зла. За спиной - два сломанных крыла. Мысль пришла! И в ней был свой резон: лучший сон - могильный... Вечный сон. * * * В ледовитом стекле кружок продышу - посмотрю наружу и увижу тебя, дружок, окунувшую сердце в стужу. Опушенный твой воротник в нежном инее... Дух дыханья. А затем разлучник возник, и - улыбок ваших порханье. Я послал тебе сквозь стекло поцелуй в расстанном смятеньи. ...И морозцем заволокло словно дымкою - свет виденья! * * * Проснуться, сотворить молитву, еще один изведать день... С лица траву пустить под бритву, в мозгах развеять дребедень. Испить колодезной водицы, а не чего-то там еще... На грядках - зелень, в небе - птицы, на свалке - люди из трущоб. Потом изящно, словно дева, сесть на пенек - не на горшок. ...Как сок березовый из древа, из пальца высосать стишок. У КОЛОДЦА Артезианская струя из-под земли спешит, хлопочет... А вся конструкция моя - здесь, здесь, в пределах бытия, - поизвелась и жить не хочет. Струя ударила в ведро и утолила жар и жажду. И я забыл мгновенно про свое угрюмство... И хитро прочел молитву. Даже - дважды. Артезианская вода затем проникла в почву грядки. И я подумал: не беда, что без лучей моя звезда, - но ведь - горит! И все в порядке. * * * Чистое небо - ни облака, лишь одинокое - с яблоко - не аппетитного облика, вроде бесхозного ялика, - метит бездонную ширь... Вот и земля наша круглая - мокрая, бледная, смуглая, дымная, злая, порочная, словно скорлупка непрочная, - а не корабль-богатырь!