Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2004
* * * - Ты циник. - Нет, не до конца. В себе не вижу подлеца. Я просто не добрал, как все, В твоем базарном колесе. - Так я устроил этот мир. - Что ж не позвал меня на пир? Я поначалу был неплох, А ты готовил мне подвох. - Пойми: над каждым я смеюсь И сам в накладе остаюсь. Вот мой Эдип. Он был умней, Чем все поэты ваших дней... - И что же, ты его любил И вместе с ним раздавлен был? Ты высмеял его мечты. Из нас двоих циничней ты. - Слепец, найти меня не тщись, Не посягай ни вглубь, ни ввысь. Не узришь моего лица, В себе на зная подлеца. * * * Я не мыслитель, нет. Но вот хоть Кьеркегор: Не слишком высоко он ставил разговор. Умение молчать - особая наука. Не в немоте, в словах преобладает скука. Ты помнишь сад камней? Там под руку вдвоем, Навек обручены, с тобою мы идем, И обволакивает нас молчанье Сладчайшей легкостью, как новое венчанье. * * * Мне для выпивки не нужен повод. Алкоголь слезу перехитрит. Выхожу один на Финчли-роуд. Выхожу один на Бэйкер-стрит. Вещь в себе, без мамок и без нянек, У счастливой бездны на краю, Вот уж кто заведомый избранник! Выхожу и флягу достаю. Небосвод тихонько остывает. Циферблат приветствует звезду. Хорошо мне. Лучше не бывает. Никуда я дальше не пойду. * * * Обрадоваться смерти человека - Что может быть подлей! Кто ж ты? Предатель, нравственный калека, Убийца и злодей? Пусть на минуту, на одно мгновенье - Мелькнуло и прошло, Но было, было это наважденье И душу обожгло. * * * Архитектура унылая, но экономная. Впрочем, по правде сказать, и не очень противная. Низко над крышей душа моя реет бездомная, Тело же - тут, и нужда у него примитивная. Душу мою отлови, ублажи, рассмеши ее И приголубь, приласкай осторожно и сдержанно. Жалко убогую: день ото дня всё фальшивее, Лжет, притворяется, третьему штилю подвержена. * * * Почудилось... Да, почудилось - и прошло. В слезах проснешься, увидишь: не рассвело. Ты всё еще тут, и мир всё тот же вокруг, И всей-то боли, что умер старинный друг. На улице дождь. Бежит по крышам вода. Ты больше с ним не встретишься никогда, Ни ссору не воскресишь, ни душевный пыл. Он, помнится, шляпу и книжку забрать забыл. Заносит, заносит душу в такую рань. Из света и воздуха новая ткется ткань, На терпком прошлом настояна тишина, Потеря твоя обыденна, жизнь - темна. Прощения не попросишь ты, умер он, И он тобою в ответ не будет прощен. Вовек не вернешь покойнику давний долг. И всей-то боли, что голос его умолк. * * * Еще и не дубы они - два брата, Два всплеска лиственных, рука в руке Из праха вставших, - но уже токката Присутствует в их робком языке. Одни друг другу тайны поверяют - О взрослости мечты и торжестве. Они во всем друг друга повторяют, Родня, нерасторжимая в родстве. Но им вдвоем не жить на этом свете. Не хватит света. Близость - вот беда. Один здесь будет Бах через столетье. Убьет другого братская вражда. * * * Всё оделось листвой в одночасье. Меж забот не заметили мы, Как земля погружается в счастье, Как нахлынула зелень из тьмы. Ласк живое взалкало и красок, Наступает любовь, как война. И ребенком, как бедный подпасок, Мысль в сторонке стоит, невидна. Может, дудочку срежешь, сиротка?.. Кто задумался, тот сирота. Оглянись отрешенно и кротко На прощальные эти места. Европеец ли ты, австралиец - Не стыдясь, поклонись естеству, И услышишь, как бог-олимпиец Отпускает свою тетиву. * * * Холодно, милая. Выдался месяц холодный. Нужно прощаться навеки с мечтою бесплодной. Сколько в ней было веселья, тепла, красоты... Жаль, обманула. Другой не бывает мечты. Облачно. Голые ветви да ветер колючий. Царствует целую жизнь отменяющий случай. Отсвет таинственный в небе возник и погас. Птица вспорхнула. Поверишь ли? Не было нас. * * * Марк Аврелий соврал... полуправду сказал: и другую Жизнь испортить навеки возможно, не только свою. Много ль проку, что долгие годы стыжусь и тоскую, И в других, приглядевшись, мой тягостный пыл узнаю? Отвратительна молодость: изыски всё да помарки. Я не знал, ты не знала, а жизнь совершалась всерьез. Вот и ставит нам совесть примочки свои да припарки, Утешает, лелеет. А поезд летит под откос.