Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2004
«… он шел по улице, рядом остановилась темная машина, из которой вышел человек в штатском и предложил проехать с ним, от него сильно пахло алкоголем. Алексей отказался, но из машины выскочили еще несколько человек, повалили Алешу на землю, надели наручники, после чего избили его ногами. В час ночи Алексея вывели из отделения милиции в наручниках и отвезли на городской сборный пункт.
На следующий день только в три часа дня мы узнали, что его хотят отправить в армию. Сын является студентом и должен защищать диплом».
(Из письма матери студента Алексея А.)
«… когда от издевательств мой друг упал в обморок, к нему подошел капитан и ударил Максима. Я этого капитана как сейчас помню: «Ты че, сука, на гражданке находишься? Тут я командир, когда скажу, тогда и упадешь…»
(Из письма рядового Александра Б., ЛенВО)
«…в классе есть парень, который носит с собой альбом с изображениями сотен свастик. На теле некоторых ребят видел наколки свастик. Есть группа ребят со всех трех курсов, так они ходят вместе, курят травку, бреют головы и натирают их солью, чтобы волосы не росли.
Некоторые имеют при себе фотографии, на которых они сняты в строю скинхедов где-то в лесу. Скинхед для большинства ребят — герой…»
(Из заявления учащегося Нахимовского военно-морского училища В.)
Все письма и заявления датированы 2003-2004 годами.
I
Армия и личность, армия и права человека… Совместимы ли эти понятия? В таком сочетании эти два слова у нас никогда не соседствовали. И, наверное, никогда не осмысливались нашим обществом. Даже в период многогласной, т. н. военной реформы, которая стала бесконечной во времени и пространстве (а сейчас объявлена законченной), о личности солдата как гражданина со всеми его правами речи тоже не велись. А зачем? У нас в погонах ходят около двух миллионов солдат — и вдруг каждый из них станет личностью. Что ж это будет за армия такая, состоящая сплошь из личностей? Тогда не хватит на всех тех 30 статей из главы 2-й Конституции РФ, гарантирующих нашим гражданам соответствующие права и свободы. Например, право на жизнь, достоинство личности, свободу мысли и слова и т. д.
Уместно ли вспомнить К. Пруткова, утверждавшего, что «при виде исправной амуниции как презренны все конституции». Но Прутков всего лишь вымышленный некими литераторами персонаж.
Необходимо пояснить читателю, почему автор утверждает, что у нас военнослужащих около двух миллионов, ведь официально везде сообщается об одном миллионе двухстах тысячах. Дело в том, что при этом не сообщается, что из 59 государственных ведомств и служб, финансируемых за счет госбюджета, 30 министерств и ведомств имеют свои «войска», где и находятся вот те необъявленные сотни тысяч как бы и не существующих военнослужащих. Все они вместе должны входить в понятие «военная организация государства». Налогоплательщику трудно разобраться, сколько солдат в каких министерствах и ведомствах. Да, видимо, и не в этом суть. В связи с такой ситуацией очень уместно говорить уже не о гражданском контроле, а о гражданском управлении военной организацией. Хотя не лишним будет сказать, что «дедовщина» очень любит именно такие «министерские» войска, практически никем не контролируемые, и процветает она там, как пионы в палисаднике у хорошей хозяйки.
И еще одно пояснение. Автор, представив этот материал для публикации, понимает, что любая серьезная критика военной системы в нашем обществе, как правило, расценивается как антипатриотичный поступок, так как мы всегда рассматривали в одной связке понятия Государство, Родина, Партия, Отечество и, конечно же, Армия. Правильно ли это — пусть размышляет уважаемый читатель.
В связи с чем такое начало нашей статьи?
После прочтения «Сердитых заметок старого военного доктора» полковника медицинской службы в отставке А. Н. Салниса под названием «Дедовщина» стало понятно, что его публикация выходит за рамки дедовщины и требует анализа многих сторон нашего общества и военной политики России в целом. Александр Николаевич выстрадал свои «заметки» многолетней службой хирурга в погонах. Понимаем, чего стоило, занимаясь столь беспокойным делом военной медицины, защитить диссертацию, стать ученым, хирургом высшей категории. И сам путь, пройденный полковником Салнисом, и его мысли достойны искреннего уважения.
Один из вопросов, которые Александр Николаевич задает нам в связи с дедовщиной в армии: почему она («дедовщина») «как злая тифозная вошь размножается в войсках?». Односложного ответа на этот вопрос нет. Действительно, почему жертвами преступного насилия в армии ежегодно становятся более пяти тысяч военнослужащих? Почему от 50 до 80 процентов военнослужащих подвергаются физическому насилию именно со стороны командиров всех степеней? Почему в войсках Северо-Западного региона за 2001-2002 годы в 2500 случаях неоказания медицинской помощи, в том числе с последующим летальным исходом, не было возбуждено ни одного уголовного дела?
Проверки по фактам издевательств и избиений солдат были, даже уголовные дела заводятся, но виновники очень редко несут наказание.
И, наконец, почему удельный вес «неуставных» преступлений в массиве всех учтенных преступлений на протяжении последних лет составляет 20-25 процентов (по официальным данным)?
Сегодня уже никого не удивит сообщение о сбежавшем из воинской части солдате. Например, по данным Санкт-Петербургской региональной общественной правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга», только за 2002-2003 годы к ним за защитой своих прав обратилось 1898 военнослужащих. Из них 710 человек убежали из частей из-за дедовщины. Так кто они — дезертиры или полноправные граждане, защищающие свое право на жизнь?
Между тем «дезертирами» не рождаются, ими становятся, их «готовят» непосредственно в воинских частях. Большинство из них самовольно оставляют свои части не потому, что просто не хотят служить. Бегут в основном из-за побоев и истязаний. Именно поэтому солдаты уходят от своих командиров, просят перевести их в другие части или отправить на лечение. Но такие решения, о переводе солдата в другие части, запрещены официально. Но почему? Не потому ли, что других частей, где было бы лучше, просто не существует. Чье бы это ни было решение, но оно оказалось разумным. Дедовщина в Российской армии носит массовый характер, и это ни для кого не секрет. Впрочем, когда речь идет о физическом и психологическом насилии, принудительном рабском труде, вымогательстве, голоде, неоказании медицинской помощи, «дедовщина» — слишком мягкое слово. Правозащитные организации называют то, что творится сейчас в армии, жестче и точнее: пытки. Такой подход к терминологии соответствует и международно-правовым актам (например, части 1, статье 1 Конвенции ООН против пыток).
В «заметках старого военного доктора» Александр Николаевич с болью спрашивает: «Какие причины низвели порядок и нравы воинских казарм до уровня поганой, воровской малины?» и «почему сегодняшняя военная служба калечит молодые души, угрожает здоровью, а то и жизни солдата?» Сегодня эти вопросы волнуют родителей тех, кто собирается на ратную или уже служит.
Очень хотелось бы правильно назвать эти причины. О некоторых из них доктор в своих «заметках» говорит, давая им собственный анализ.
Хотелось бы представить и свое видение этих причин.
Не так давно удалось ознакомиться с рефератом об армии ученика 9 «а» класса СШ № 120 Выборгского района Алексея Марченко. В разделе о причинах неуставных отношений в Российской армии Алексей пишет: «Красная армия была образована для того, чтобы защищать завоевания Октябрьской революции и способствовать победе коммунистической революции во всем
мире. С самого начала это означало экспансию и подавление собственного и других народов. Первыми жертвами были сами солдаты». Думается, что девятиклассник делает попытку выяснить исторические корни этого явления. С ним можно согласиться и добавить, что насилие в нашу армию пришло не в последние годы, а генетически было заложено самим Октябрьским переворотом 1917 года, мимикрировало оно и в последующие годы «полной и окончательной победы социализма», а затем и развитого. Теперь уже известно, что все этапы коллективизации, индустриализации и даже культурной революции проводились репрессивно, насильственно. В стране произошло нравственное привыкание к насилию, сложилось расхожее представление о том, что насилие является универсальным законом жизни. Сейчас, к сожалению, теряется острота оценок не столь далекого нашего исторического прошлого. Напомним читателю, что в 1930-е годы была издана директива ЦК ВКП(б) о необходимости применять в армии репрессии и насилие. И она исполнялась. Например, в бытность Наркомом обороны К. Е. Ворошилова с его санкции было организовано уничтожение высших военачальников и политических работников Красной армии. За 1936-1940 годы было репрессировано свыше 36 тысяч среднего и высшего командного состава. «В архиве КГБ, — пишет А.Н. Яковлев в книге «Горькая чаша», — выявлено свыше 300 санкций Ворошилова на арест видных армейских военачальников». А кто считал миллионы жизней репрессированных солдат?
Опубликованы цифры жертв репрессий, основанные на документах, которые хранятся в Центральном архиве Октябрьской революции. С 1930 по 1953 год они определяются примерно в 3,7 миллиона человек, в том числе 765 тысяч расстрелянных. Наверняка прав А. Н. Яковлев, когда пишет, что «люди всегда творили преступления… но такой преступности власти, которую породил большевизм, в общем-то в истории не было… Суть, конечно, в системе большевизма, которую они (Ленин, Сталин) создали. В системе, основанной на идеологии насилия» (А. Н. Яковлев. Горькая чаша. Ярославль.1994).
Реальность, как помнит читатель, состояла в том, что значительная часть людей не только могла спокойно наблюдать за мучениями других (публичные казни, показательные суды), но даже извлекать из этого определенные проценты наслаждения. Об этом уже сегодня свидетельствуют самые высокие кассовые сборы у фильмов ужасов. Как отмечено у Пушкина: «Завтра казнь — привычный пир народу».
А разве вожди не правят миром, основываясь исключительно на насилии? Да, но они правят там, где у людей отсутствует представление о свободе.
Некоторые философы считают, что дедовщина в армии является проявлением того, что насилие в сознании человека заложено изначально, биологически. А раз так, то, может быть, и нет смысла бороться за искоренение этого явления. Ведь столько лет уже эти явления живут в нашем обществе, армии!
Например, доктор философских наук, доцент Российской Военно-медицинской академии, автор известной книги «Насилие в контексте современной культуры» профессор А. И. Кугай считает, что причины «дедовщины» социальные. С биологией «дедовщину» роднит скорее система организации хищников, ведущих стадный образ жизни, к примеру, стаи волков. Известно, что вожак и его ближайшее окружение непосредственно в погоне за жертвой участия не принимают, но первыми пользуются результатами охоты. В этом смысле дедовщина — явление зоологическое.
Полковник А. И. Кугай утверждает, что так называемая «дедовщина» непрерывно воспроизводится по причине того, что называется «идентификация с агрессором», т. е. человек побывал в положении жертвы, а потом, оказавшись в положении сильного, в свой черед причиняет боль другим. Соответственно, если в коллективе дедовщина, то это верный признак того, что в нем проблемы с наличием мужественных людей.
У нас в стране не осуществился ненасильственный идеал. Он может быть осуществлен в том мире, где иное является ценностью. Не нашлось иного.
Но мы должны надеяться, что хотя по своему удельному весу в общественном сознании логика ненасилия все еще остается маргинальной, представляя собой своего рода интеллектуальную экзотику, сегодня все более становится очевидным, что именно она и станет тем самым фундаментом, на котором будут строиться более свободные от внутреннего напряжения отношения между людьми в XXI веке.
И тем не менее сегодня насилие, которое приобрело в армии четкую иерархическую структуру, полностью проглотило правовые отношения между командирами и подчиненными, породило маргинальные группы, враждующие между собой, дискредитировало само понятие прав человека в армии.
Что мы имеем сегодня? Конституцию РФ, десятки законодательных актов, регламентирующих воинскую службу, массу приказов и директив министра обороны РФ и начальника ГШ ВС по борьбе с дедовщиной. Теперь уже мы должны руководствоваться и международно-правовыми актами по проблемам военнослужащих. Создана стройная Европейская концепция «прав гражданина в военной форме», смысл которой в том, что за солдатом должен сохраняться весь набор прав и свобод, которые он имел до призыва.
Например, Европейская социальная хартия прав военнослужащих по призыву (принята в 1991 г. Европейским Советом организации военнослужащих по призыву (ЕСОВ), признана впоследствии Европейским Союзом и Советом Европы) провозгласила их права в контексте Всеобщей декларации прав человека. В ст.1 этой Хартии записано: «Каждый военнослужащий по призыву имеет право на жизнь, свободу и уважение его физической и нравственной целостности». Хартия предлагает странам прилагать все усилия к тому, чтобы предотвращать насилие, преследование и запугивание среди и между военнослужащими по призыву.
Что же мы имеем в своих войсках? Там четко и бесперебойно функционирует своя «дедовская» иерархия. Об этом много написано. Но главное — эта система унизительная, жестокая, ставящая перед собой четкую цель — разрушить представление молодого солдата о себе как личности.
«Запах — дух — слон — черпак — дед — дембель» — вот такую «реинкарнацию» солдат должен пройти за период службы. Поясним для несведущих: «запах» — это тот, кто еще не принимал присягу. После присяги — ты «дух», тебя все бьют, ты — ничто; через полгода — становишься «слоном» и основная твоя задача — работать, ибо «слон» расшифровывается как «солдат, любящий о…тельные нагрузки». «Слон» — собственность «деда», слуга; «черпак» — это начало второго года, когда все уже работают на тебя. В «черпаки» можно попасть только через такую церемонию: тот, кто был «слоном», встает руками и ногами на табуретку. «Пятая точка» оголена, и по этой части тела бьют ремнем 24 раза (20 — ремнем, 4 — пряжкой). Бьют очень больно. Только после этой экзекуции «слон» становится «черпаком».
Как живется «духам» и «слонам», рассказывает матрос Балтийского флота Александр В.: «С первых дней службы начались избиения, вымогательства сигарет, денег. Старослужащие тушили сигареты на руках, регулярно избивали, били по голове и всему телу. На втором году службы продолжалось вымогательство, заставляли ходить в самоволку за водкой. Если с первой попытки не приносил то, что требовали, ставили «на счетчик». Начальствующий состав вывозил матросов в гражданской одежде на работы в город. Заработанные деньги вымогал старший призыв».
В результате постоянных избиений Александр убежал из части и впоследствии был комиссован. Военная прокуратура ответила родителям: «Изложенные вами факты применения насилия к вашему сыну со стороны… не нашли своего подтверждения… факты работы вашего сына во время прохождения воинской службы в банке Санкт-Петербурга подтвердили и другие матросы. Однако в возбуждении уголовного дела по факту злоупотребления полномочиями должностных лиц в/ч № 0000 отказано… т.к. деяние не повлекло существенного нарушения прав и законных интересов граждан…». И это при том, что ВВК признала тот факт, что «заболевание матросом А. было получено в период прохождения военной службы».
А как живется «запахам» и «духам», рассказывает Саша, который служит в ЛенВО: «Меня забрала милиция, привезла в военкомат и отправила проходить врачей, но я прошел одного окулиста, потому что остальные уже написали, что я здоров и годен. Пожаловаться мне не дали. Когда я приехал в полк, то нас по одному стали заводить в каптерку и спрашивать, есть ли деньги. Потом сержанты раздевали нас догола и если находили деньги, то били полотенцами. После нарядов нас заставляли делать ремонт. Однажды я не спал 5 суток. В части я был свидетелем ужасных избиений. Избивали Т., которого после этого унесли на одеялах в санчасть. Видел, как сержант М. избивал Юру И. Вначале он избивал его кулаками, а затем табуреткой. Избил его за то, что Юра из увольнения не принес денег.
В бане нет воды и нас поливают холодной водой из шланга. Если солдат терял сознание, значит, он помылся. По 90 минут я лежал в упоре лежа, если падал, то меня били ногами и по почкам. Потом сказали: «Иди и принеси 1,5 литра пива». Служить больше не могу. Осталось два выхода: бежать или резать вены».
Насилие свирепствует в казармах солдатских подразделений, курсантских коллективах, суворовских и нахимовских училищах, кадетских корпусах. Тысячи молодых людей ежедневно испытывают страдания и унижения, издевательства, становятся инвалидами, заболевают. Можно ли сегодня говорить о военной реформе и не замечать, что такое растление прошло уже свой срок и нужно говорить о гуманитарной катастрофе в армии. Военная власть должна быть всячески ограничена законом до такой степени, при которой она станет созвучной современным стандартам справедливости и человечности. Армия не должна быть приоритетной в обществе. А свой имидж она приобретает вместе с процессом демократического развития той или иной страны. Если этот процесс стоит на месте, то армия дичает, криминализируется и, в конце концов, становится опасной для общества. Отцы — создатели новой России — не предполагали, что постоянная армия явится проблемой для страны. И сейчас это не осознается. Такой беспредел может происходить потому, что наши солдаты очень идеологически смирные люди, а общество и армия — больны, и их надо лечить комплексно, но обязательно и путем преподавания прав человека, и обучением методикам их защиты. Военные круги в наши дни требуют предоставить ей национальную идею (в виде военной патриотики), чтобы граждане со школьной скамьи учились «военному делу настоящим образом», чтобы они находились в армии более длительное время, далеко от родных мест. Даже в законе об альтернативной гражданской службе заложен экстерриториальный принцип, а срок такой службы — самый большой в мире — 3,5 года.
Ожидания, связанные с введением альтернативной гражданской военной службы, не оправдываются, ибо этот закон по своему содержанию не стал актом демократического общества. Всем своим содержанием он направлен против личности и не создает никакой альтернативы. Призывники очень точно оценили это. По итогам осеннего призыва 2003 года в Санкт-Петербурге только 4 человека подали заявление на альтернативную гражданскую службу.
Понятно, что граждане должны быть добровольными защитниками своего дома и свобод. Но для этого армию надо очеловечивать, сделать ее привлекательной для молодежи. У нас же на всех углах твердят, что армия хорошая, а вот молодежь такая-сякая не хочет в ней служить, всячески стремится «откосить». Все поставлено с ног на голову. Ведь так не может быть в принципе. Молодежь не воспринимает нынешнюю армию. И в этом практически вся проблема. Армию действительно надо реформировать. А иначе не помогут никакие контрактники и профессионалы. Уже видно, что контрактная система — тоже не выход на этом этапе. Контрактники уже бегут из армии и, кстати, по тем же причинам, что и призывники, — из-за дедовщины и всяческих унижений. Контрактников бьют тоже «деды»: и деньги они же у них отнимают.
Круг замкнулся. Призывная система рухнула: контрактная — себя не оправдывает, а альтернативная не приживается.
Неблагополучное положение, сложившееся в самих Вооруженных силах, нежелание молодежи служить, резкое ухудшение здоровья ребят, отсутствие имиджа у армии и ее руководства привели к тому, что призывная система военной службы полностью себя дискредитировала. С негативной установкой на военную службу сегодня прибывает 35% призывной молодежи, а в Москве, Петербурге и ряде других регионов до 50%.
В таких условиях власть решает план по призыву выполнять любой ценой, вплоть до репрессивных мер. Захват призывников осуществляется маневренными группами, состоящими из военнослужащих военкоматов и работников УВД. В этот период «охоты» призывные комиссии, военные комиссариаты, работники администраций города и районов, органы МВД допускают наибольшее количество нарушений конституционных прав граждан. Только за весну и осень 2003 года в правозащитные организации города (в т. ч. и к «Солдатским матерям Санкт-Петербурга») обратилось 6500 граждан с жалобами на нарушение их конституционных прав. Причем нет такого административного территориального образования города, из которого к нам не приходили бы граждане в поисках правовой защиты.
Нам видно, что более всего при призыве нарушаются права граждан на охрану здоровья, на неприкосновенность жилища и частную жизнь, на свободу и личную неприкосновенность.
У нас имеются сотни жалоб на незаконный призыв. Вот что пишет, например, мама Николая М.: «Мой сын Николай учился в Санкт-Петербургском государственном аграрном университете на 5 курсе. Осталось учиться 2 месяца, а там защита диплома. 27 ноября 2003 года в 8 утра в комнату общежития ворвались работники военкомата и милиции, подняли его с кровати, не вручив никаких документов и повестки, силой увели в военкомат и сразу забрали в армию. Ребята по комнате были в шоке. Они сразу пошли в военкомат узнать причину, из-за которой его увели, и поговорить, но Николая к ним не выпустили».
А вот, что заявили родители призывника Якова. Они сообщили о том, что сами по доброй воле пришли вместе с сыном в один из РВК Санкт-Петербурга для прохождения медицинского освидетельствования и призывной комиссии. Якова офицеры РВК избили дубинками, заковали в наручники, посадили в автобус и отправили на городской сборный пункт. Как заявили родители, Яков имеет серьезные неврологические и психические заболевания. Получается, что не только Яков.
Пишет мама Михаила (Пушкинский РВК): «… утром позвонили в квартиру. Я открыла дверь. Ворвался человек в гражданской одежде, попросил моих сыновей (двойняшек) проехать в военкомат и подписать там кое-какие документы. Вот таким образом мои сыновья попали в армию. Не было призывной комиссии, никаких повесток. Забрав их в часть, даже не позвонили домой, чтобы сообщить, где они». (На момент такого «призыва» Миша и его брат были студентами 1-го курса дневного отделения БГТУ. После того, как братья оказались в части, было оформлено отчисление из института.)
И еще одно свидетельство. Мама Романа пишет: «Сына забрали из дома с участковым милиционером. Медицинской комиссии не проходил. С собой не было никаких документов. Роман являлся студентом дневного отделения 1-го курса Университета культуры. Повесток не было. Справку из университета предоставила в городской сборный пункт. Вечером Романа отправили в часть, не дав нам даже попрощаться».
Такой «призыв» является позором для нашего города. Каждый очередной «набор» в армию становится чем-то чрезвычайным. Никак нельзя совместить с принципами гражданского общества методы такого комплектования армии. Да, Александр Николаевич, проблемы призыва решаются нелегко. Бывают, что и граждане не все законопослушны. Но это не значит, что власти должны прибегать к незаконным методам, унижать чувство личного достоинства граждан и попирать их права. Так что понять тех мам, которые обивают пороги военкоматов, призывных комиссий, не только можно, но и нужно.
Сегодня уже нельзя не видеть, что призывные комиссии города все дальше и дальше дистанцируются от граждан, растет напряжение в отношениях между ними, что не способствует решению их главной задачи — качественного комплектования ВС РФ. Таким образом, дедовщина зарождается на порогах РВК, ПК, в общежитиях и квартирах граждан, куда могут врываться вооруженные патрули и уводить молодых людей в любое время суток без законных оснований и без соблюдения необходимых правовых процедур. А ведь принцип дедовщины — это беззаконие. Беззаконие при призыве, беззаконие в период службы, беззаконие при увольнении, невыплаты «боевых» денег тем, кто воевал, и в итоге — общество перманентной дедовщины.
Некачественный призыв, нарушения законности порождают проблемы как для общества, так и для самой армии. Эти проблемы носят экономический, гуманитарный и психологический характер. Понятно, что сама армия теряет при этом имидж и привлекательность.
Например, за последние два года в правозащитные организации обратилось 1667 родителей (из них 792 — из Санкт-Петербурга) по тем или иным проблемам, появившимся у их сыновей уже в армии. 465 обращений петербуржцев было связано с тем, что у ребят возникли серьезные проблемы со здоровьем. В процессе службы у них обострились те заболевания, которые должны были выявить еще ВВК при определении их годности к службе. После того как они прошли через окружную ВВК, 155 военнослужащих по призыву были комиссованы, причем 41 человек комиссован по психиатрии. Согласитесь, что это недопустимый брак в работе ВВК, и непозволительно, чтобы ребята с отклонениями в психике служили с оружием в руках.
Работа призывных комиссий все больше выходит из правового поля. Там грубят людям, нет должного порядка, оборудования, справочно-юридической литературы. Ответ всегда один — нет денег. Откуда же тогда берутся огромные суммы для поощрения тех или иных лиц за «удачный» призыв? Например, распоряжением губернатора от 23.09.96 г. №237-р «Об итогах призыва граждан на военную службу в апреле — июне 1996 г.» главы администраций Выборгского, Московского, Калининского, Петродворцового, Адмиралтейского, Кронштадтского районов, другие должностные лица были поощрены денежной премией по 500 тысяч рублей! На эти деньги можно было привести в порядок все городские сборные пункты. Тем более, все мы знаем, что реально призыв возложен на РВК, а работники районных администраций в лучшем случае формально числятся в составе призывных комиссий.
Приводим свидетельство Евгения о порядках на городском сборном пункте и в дальнейшем — в воинских частях. Все это — звенья одной цепи, и представления об армии у призывников складываются начиная со сборного пункта. Женя нам написал: «На Городском сборном пункте я целые сутки ждал, когда привезут документы. Там не разрешали выйти даже в туалет, запрещали курить. Мы сидели голодные и ночевали на голых скамейках. Когда привезли мое личное дело, то в нем не оказалось никаких медицинских документов…».
Так что одним из первых обстоятельств, порождающих невосприятие армейской жизни, являются условия призыва, игнорирование законных требований граждан на обжалование решений ПК, никудышное медицинское освидетельствование. Одним словом, армия, формируемая насильственным путем, не может не порождать дедовщину и, тем более, быть привлекательной для молодежи. Сетовать за это на нее не стоит и тем более на матерей, которые защищают законное право своих сыновей не служить, если есть проблемы со здоровьем.
II
Позором России стало положение военнослужащих по призыву. Солдат с протянутой рукой на улицах и проспектах Санкт-Петербурга, других гарнизонов становится чуть ли не привычным явлением. Автор этого материала сам видел неоднократно попрошайничающих солдат в гарнизоне Лебяжье (внутренние войска), на пр. Большевиков (пять воинов-пограничников из Сестрорецкого погранотряда) просили милостыню. В беседе они рассказали автору этих строк, что их не кормят — все забирают «дедушки» — и они же посылают их на улицу попрошайничать для них деньги у граждан на спиртное, курево, вкусную еду. Нынешнее денежное довольствие солдата составляет 100 руб. в месяц. Но эти гроши до солдата, как правило, не доходят. Их отбирают сержанты, лейтенанты и т. д. Десятки солдат заявляют, что они по году-полтора не получают ни копейки. И такое социальное бесправие в подразделениях РА сохраняется более десятка последних лет.
С самого начала службы (КМБ — курс молодого бойца) в армии, как и в пенитенциарных учреждениях, стремятся заглушить индивидуальность солдата, а затем превращают его в послушный «винтик» военной машины, где сегодня главным является не боевое обучение, а «дембельский произвол», офицерская вседозволенность, физическое насилие, психологическое отрицательное воздействие. И молодой солдат деморализуется, он оказывается загнанным в угол, с одной стороны — обнаглевшие распоясавшиеся сержанты, с другой — безразличные, уставшие и измотанные офицеры, не желающие защищать своих подчиненных. Вот что пишут сегодня солдаты и их родители в разные инстанции.
«Пишу письмо из неудалой армии. Я уже не могу служить, сил больше нет, не думал, что будет такая армия», Сергей.
«Отправили моего сына под Москву, куда я езжу, подрабатываю, все увожу к сыну, а не ездить нельзя, т. к. такого безобразия я еще не видела. Голод, к голоду присоединился холод, в казармах нет отопления, «дедовщина», новую форму отобрали, за увольнение сержанты берут деньги; чтобы пройти через КПП, сержанту тоже надо платить, все отбирается, посылки вскрываются, одежда грязная. Отпустили сына в увольнение, так мне было стыдно с ним куда-либо появиться. Разве это солдат Русской армии?» — спрашивает мама солдата Николая, Зоя Михайловна.
«Я был призван на службу из Санкт-Петербурга, Выборгским РВК. Направили в учебную часть в г. Коврове. Все денежные переводы от мамы отбирали сержанты. Если я сопротивлялся, меня били и заставляли доставать деньги где угодно, и я шел на улицу просить у людей. Боясь расправы и доведенный до нервного срыва, я решил покинуть расположение части…», Алексей.
«Спать почти не сплю, днем работаю за «дедов», а ночью стою дневальным или склады охраняю. Есть тоже почти не ем, приходится отдавать все «дедам», да еще по нескольку порций воровать для них же. Бьют в день по 3-4 раза. Я не знаю, что делать, но чувствую, что скоро не выдержу, лучше бы я в тюрьме где-нибудь сидел — там хоть законы посправедливее. Уже начал забывать, как самого себя зовут, в санчасть не пускают, а если и убежишь к врачу, то там санинструктором опять же «дед» работает, опять получишь по голове», Игорь.
«…как тут кормят, я вам писал, а сейчас на обед только суп с одним куском хлеба, а на ужин — один чай. В середине января нас хотят отправить в Чечню. В первый же день, как я вернулся из госпиталя, мне об голову сломали табуретку, сломали нос, порвали ухо, отбили ноги. Тут в батальоне половина народу ходит с синяками, хромают, падают в обмороки. Даже кто уже отслужил полтора года, убегают из части, режут вены, прыгают с крыши, чтобы с переломами попасть в госпиталь. Кстати, нос мне сломал наш заместитель командира роты. Офицерам тут на все наплевать, так что изменений к лучшему ждать не приходится… У меня тут распух палец на руке — загнил. Я пошел в санчасть, так меня сначала попинал ногами майор — начальник санчасти. Потом обычным лезвием разрезал палец, выдавил гной, забинтовал грязным бинтом, дал подзатыльник и отпустил. Я раньше слышал про армию всякое, но не думал, что так будет со мной. Я здесь не чувствую себя человеком. Большинство из нас — стадо забитых, испуганных, грязных животных… После отбоя у нас часа полтора отжиманий, приседаний и т. д. Когда разрешают лечь спать, я завидую тем, кто спит на первом ярусе. Я наверх залезаю без всяких сил… Засну, а через 3,5 часа уже будят подниматься, бриться (а не успел побриться — бреют зажигалкой)… Сейчас на улице встретил щенка, он скулил, как человек плачет. Я подумал, что это я …» (из письма сестре Тане рядового Кости, г. Астрахань).
В период подготовки этого материала у автора состоялся разговор с мамой рядового Ш., который служит в одной из частей ЛенВО (указывать номера частей, как и настоящие фамилии авторов, мы не посчитали нужным, исходя из необходимости обеспечить безопасность тех ребят, которые еще служат). Она рассказала, что постоянно ездит к сыну, чтобы сберечь его. Она ужаснулась внешним видом и психологическим состоянием не только своего сына, но всей роты: угнетенность, грязь, голод, избиения, вымогательства. И она решила уговорить еще нескольких мам собирать ежемесячно командиру роты лейтенанту М. по 400 рублей, чтобы «смягчить» его отношение к солдатам. А за двухдневный отпуск в Санкт-Петербург лейтенант взимает с солдат или родителей по 1000 рублей.
В связи с тем, что ее сын был раздет, она купила все обмундирование, которое рядом с частью «продавал какой-то мужик». Дальше она рассказала, что стала кормить всю роту, возить им курево, хлеб на свою пенсию, купила машинку и стрижет всю роту. Денег не хватает — и она попросилась у командира части на работу, но он предложил ей малооплачиваемую — дежурной по КПП — и мама не согласилась.
И несмотря на такие «превентивные» меры, ее сын Артем был жестоко избит и сейчас находится на излечении в госпитале.
«Происходит парадоксальная ситуация, — пишет нам мама военнослужащего С., — государство тратит деньги на обучение кадровых военных, а вся наука останавливается на уровне лейтенанта, а дальше начинается «солдатское самоуправление», т. е. дедовщина, и офицеры передают с удовольствием свои полномочия дедам». Кажется, что эта мама очень точно определила сущность дедовщины — «солдатское самоуправление». Мамы неплохо знают ситуацию в армии, и нашим военным чаще надо к ним прислушиваться, в том числе и к мнению общественных организаций.
Да, теперь всем придется слушать голос солдатских матерей. Они, как правило, говорят со знанием дела и задают правильные вопросы.
Вот та же мама Артема, находящегося в госпитале, спрашивает в своем письме.
1. Где находятся офицеры, когда «деды» творят круглосуточный беспредел?
2. Где грамотный и обученный офицер?
3. Почему солдат должен молчать? Почему он не может возразить, пожаловаться?
4. Где военные врачи? Почему моему сыну не оказали медицинскую помощь?
5. Почему нет зимнего обмундирования и сыну в зиму выдали летнюю форму?
И еще много таких материнских «почему», которые надо задавать командирам и начальникам.
Наверное, ко всем нам обращены слова этой мамы: «Посмотрите, какими солдаты приходят из армии — с перебитыми носами, без зубов, с отбитыми почками, переломанными ногами, если вообще приходят».
«Дедовщину» теперь нельзя, как это пытаются сделать некоторые командиры и начальники, сводить к упрощенному пониманию мужских потасовок в коллективе. Мол, чего не бывает среди пацанов? Нет, она влечет за собой целый ворох других серьезнейших проблем всего общества: правовых — в первую очередь, морально-нравственных, психологических, социальных, экономических, кадровых и семейных. Она обнажила и то, что нарушение конституционных прав на жизнь и здоровье все меньше стало заботить военную медицину, которая постепенно становится жестокой и антигуманной. Иначе как объяснить, что сотням остро нуждающихся солдат, пострадавших от дедовщины, в медицинской помощи просто отказывают, а от некоторых солдат в госпиталях требуют взятки. Это опасное для общества и армии явление — та же «дедовщина», с той только разницей, что «деды» в белых халатах.
Вот только лишь малая часть свидетельств:
«…от любых нагрузок болит, колет, щемит сердце. Я уже терял сознание. В лечении и госпитализации отказывают, а я уже весь отек» (рядовой Д. ЛенВО).
«Я плохо себя почувствовал. Обратился в санчасть. Помощи мне не оказали. В санчасть положили, когда я уже не мог ходить. Через три дня меня перевели в госпиталь. Затем в госпиталь им. Бурденко в Москву, где был поставлен диагноз: «онкология лимфоузлов» (рядовой Е., Самара).
«Мой сын попал в госпиталь в состоянии, близком к смерти, хотя он в течение месяца добивался помощи в санчасти, но ему отказывали, обвиняя в симуляции. Поступил в госпиталь уже в состоянии комы с диагнозом гнойный менингит, энцефалит, трахеобронхит. В части находился без сознания в течение недели» (из письма мамы рядового К.).
«…сын находился в состоянии сильной депрессии, его лихорадило, он не мог двигать правой рукой. До моего приезда он неоднократно обращался в медчасть, но никакой помощи не получал. Я на своей машине отвез его в госпиталь, где в течение 5 часов ему также никакой помощи не оказывали, несмотря на то, что температура поднялась до 40 градусов, он дважды терял сознание. Только после моих долгих и упорных требований его прооперировали» (отец рядового Ю., Печенга).
Но ведь мы знаем, что в армию действительно попадают ребята с эмоционально-волевой неустойчивостью, психическими отклонениями (брак в работе призывных комиссий). И они служить не могут. Ну не могут и все тут. И «деды» тут как тут. Это всегда их жертвы. При этом они руководствуются тем, что оказывают неоценимую услугу командирам, которые, как правило, закрывают глаза на «солдатское самоуправление».
Военное командование, без сомнения, не имеет ни времени, ни возможности заниматься эмоциональными проблемами каждого молодого человека в отдельности и тем более его семейными трудностями: не может оно и создать надлежащие условия для психологического лечения, если сама обстановка в казарме является главным источником невзгод неприспособляемых солдат. Самое разумное, что можно сделать в отношении солдат, которые страдают психической депрессией (у нас таких, как пишет полковник медицинской службы в статье «Дедовщина», более 60%), — это вернуть их в гражданскую обстановку, а самым правильным было бы — своевременно выявлять их и не призывать. Уменьшать давление на их личность надо точно, а этого делать в армии не хотят и никогда не будут. Но и вооруженные силы предпочитают не отпускать неприспособленных и больных, а наказывать их. Когда же, как бывает почти во всех случаях, эмоционально опущенный солдат в конце концов нарушает одно из бесчисленных правил, установленных для управления его поведением, его клеймят как преступника, и он обязательно попадает на «дедовский крючок». Или же убегает из части. Это — наиболее типичная ситуация. Конечно, решать судьбы в ВС легче, исходя из предпосылки, что каждый должен либо быть хорошим солдатом, либо терпеть последствия; ведь в древние времена в некоторых армиях не приспособившихся и провинившихся солдат просто убивали.
Можно посмотреть и на практику тех зарубежных стран, где законодательством предусматривается увольнение до истечения срока службы по: а) неспособности; б) непригодности; в) по политическим или религиозно-этическим убеждениям.
По здоровью — само собой разумеется. Неспособные солдаты, по их классификации, это те, кто «старается, но не может» выполнять требования службы.
По данным солдатских матерей, 85% обратившихся к ним за помощью на службу пошли с желанием, но не могут служить или из-за «дедовщины», или как раз из-за своего психо-эмоционального состояния (что нередко впоследствии на ВВК диагностируется как какое-либо заболевание или же серьезное расстройство психики). Из 155 комиссованных с помощью матерей военнослужащих за последние 2 года 41 человек был комиссован именно по психиатрии. Такие больные тоже становятся жертвами «дедовщины». Так что, поставляя в армию нездоровых солдат, ПК подпитывают «дедовщину» живой силой. Возможно ли противодействие солдат организованной, сплоченной, саморегенерирующейся системе «дедовщины»? Нет, в нашей армии это невозможно, хотя, видимо, могло бы стать единственно радикальным.
Из мирового опыта нам известны факты солдатской самоорганизации, правда, по несколько иным причинам. Мотивы идейно были разнообразны. Но важны сами факты солдатской организации. В любом случае это были формы сопротивления. Выходили даже подпольные солдатские газеты. Это были такие организации, как «Объединение солдат», которая боролась за конституционные права солдат и прекращение войны во Вьетнаме, «Солдаты за мир», издававшая газету «Гиглайн». Известно «Движение за демократические вооруженные силы» (со своей газетой «Черная сила» в противовес расистской газете «Белая сила»). Издание подпольных газет солдатами в США вне гарнизона, в свое личное время, за свой счет и на своем оборудовании, вообще говоря, разрешается.
Сегодня в ряде европейских стран также создаются легальные солдатские демократические институты, которые позволяют им высказать свое мнение, обсудить свои проблемы, предложить командованию те или иные решения. Причем эти общественные солдатские образования настолько прочны и авторитетны, что командиры не могут не считаться с ними. С помощью такой представительной системы солдаты реализуют свои права на свободу слова, на убеждения и их реализацию. В настоящее время эффективно работает Европейский Совет Союзов призванных на военную службу.
В Швеции — система спикеров от взвода вплоть до центрального совета. Выбираются также спикеры для некоторых областей, например, спикер для комитета по вопросам питания или совета библиотеки воинской части. В ротах выбираются ассистенты роты по укреплению морали. Есть еще в ротах и главные помощники по безопасности роты, а вместе все они составляют совет роты. По такому же принципу строятся и советы частей, в работе которых может принять участие любой желающий солдат. Такая демократическая сеть солдатского самоуправления не позволяет процветать «самоуправству» ни сержантов, ни офицеров. Что мешает нам сделать что-либо подобное? Боязнь услышать солдата и отсутствие профессионализма командиров и воспитателей частей и подразделений. Легче воротить делами в условиях безгласности, бесправия, темноты, запугивания и постоянного «вздрючивания» подчиненных. Но наше командование не обеспокоено — солдаты недовольства, как правило, не проявляют.
Возможны ли такие явления в армиях демократических государств?
Вот два заявления солдат, присланных в нашу общественную правозащитную организацию.
1. «Я, рядовой Явге Андрей Александрович, уволился в октябре 2003 года. Проходил службу по призыву в войсковой части 44822 в п. Борзой Чеченской республики. На одном из блок-постов на Альпийском была вырыта яма, глубиной 3 метра, шириной 1,5 метра, для содержания в ней провинившихся военнослужащих.
В этой яме можно было только стоять, ложиться было невозможно, в туалет — под себя. Знаю, что в этой яме стоял рядовой Кузнецов, которому я носил пищу. В яме он содержался полтора суток».
Подпись.11.07.03.
Рядовой Явге Андрей был уволен почему-то без военно-проездных документов и добирался домой как мог, с помощью добрых проводников.
2. Этот документ солдат назвал «Свидетельство»: «Я, рядовой Е. В. Мохов, находясь на обследовании в госпитале, наблюдал следующую ситуацию: перед выборами в Гос. Думу РФ отделение построили и задали вопрос: «Кто хочет голосовать?» Из строя вышли двое. Им сказали, что в таком случае их выпишут в часть. Эти двое сразу вернулись в строй, после чего у всего отделения вновь спросили, хотят ли они голосовать, но желающих больше не было. После этого нам сказали, что если будут приходить и спрашивать, голосовали, мы или нет, то нужно отвечать, что голосовать никто не хочет и все отказываются. Потом мы все разошлись по палатам».
Подпись. 11.12. 2003.
Не кажется ли читателю, что «дедовщина» начинает тесно связываться с политикой?
В этом случае ребята не отказались от своих фамилий и попросили сохранить их подлинные имена в этих документах.
Из всего следует очень важное наблюдение: «дедовщиной» занимаются не только «черпаки — деды — дембеля» или сержанты, но нередко и офицеры, которые своими неправовыми действиями порождают или же поощряют «дедовщину».
Часто спрашивают о причинах армейского беспредела и будет ли этому конец? Причин много. Но главное в том, что редко кто несет уголовную ответственность. Уголовные дела, которые изредка возбуждаются, как правило, разваливаются, свидетели запугиваются и состава преступления как не бывало. В армии господствует единоначалие на неправовой основе. Общественные организации изолированы от армии. И за армейскими заборами творится произвол, и мы не сможем повлиять на изменение ситуации до тех пор, пока не будет установлен гражданский контроль за силовыми ведомствами и в армии не произойдут коренные кадровые изменения.
Нам кажется, что очень точно ситуация выражена в стихотворении мамы Ирины Ивановны, сын которой жестоко пострадал от дедовщины.
Армия. Армия. Армия.
Говорят о ней.
Пишут.
А она, как забытая ария,
Не звучит.
И молчит. И молчит.
Будто нету ее,
И узнать о ней будто не от кого.
Безъязыкая и безответная
Без причин. Без причин?
За бетонными стенами спрятана,
За погонами и плакатами,
За приказами перематными
Для мужчин.
Сыновья исчезают в колодцах памяти,
Каменеют в ожогах пламени,
И бледнеют от писем матери —
Закричи. Защитись.