Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2003
Среди бесчисленного количества провокационных дел, которые пеклись по одному сценарию, канул в лету тайный процесс против 24 ведущих специалистов Волховского Алюминиевого завода в марте 1937 года. Немногочи-сленные справки, выданные двадцать лет спустя, скупые сведения в музее завода и мемориальная доска с именами заводчан — это все, что осталось от молодых специалистов. Сохранилась еще память, да алюминиевые таблички с именами убиенных на мемориальном кладбище в Левашово, в одном из мест, где происходило уничтожение следов репрессивной машины. Четыре тома «Мартиролога» продолжают тот скорбный список жертв режима.
На примере судьбы моего отца хотелось бы вспомнить те события, которые погубили всех, кто попал в жернова того безжалостного времени. Оно не щадило ни жертв, ни палачей.
14 марта 1937 года около полуночи входную дверь коммунальной квартиры по адресу ул. Социалистическая, д. 10, кв. 12, услужливо открыла дворник Иванова З. Двое сотрудников НКВД разбудили инженера Виктора Кричевского, его жену Марию и дочь Валерию. Предъявили ордер на арест на голубом клочке бумаги, начали производить обыск. Все книги полетели на пол, искали обличающий материал. Забрали радиоприемник, фотокамеру, ручные часы, дамский пистолет его матери Софии, переводчицы с французского языка, жившей в Харькове. Виктора и свою добычу погрузили в «воронок», пропахший мочой, калом и страхом смерти, и направились в сторону ДПЗ (Дом предварительного заключения на Литейном пр., 4).
Расправа над 24 сотрудниками Волховского Алюминиевого завода происходила по заготовленному сценарию. Из Кремля поступало очередное распоряжение, а местное начальство приводило в движение маховики смерти, предварительно составив смету расхода человеческого материала по типу «выполнено», «не выполнено».
Допросы подгонялись малограмотными сержантами к обычной системе вопросов и ответов. Ставился вопрос в лоб: «Вы арестованы как участник контрреволюционной вредительской организации. Дайте показания по этому вопросу!»
Ответ: «Я ни в какой контрреволюционной организации не участвовал. О существовании какой-либо контрреволюционной организации, кроме тех, о которых говорилось в газетах, мне неизвестно».
Вопрос: «Контрреволюционная организация, в которой Вы участвовали, вела подрывную деятельность и на Волховском алюминиевом заводе, дезорганизовала его производственную деятельность. Подтверждаете ли Вы это?»
Ответ: «Действительно последние годы производство Волховского алюминиевого завода находится в неудовлетворительном состоянии, но о том, что это является следствием деятельности какой-то контрреволюционной организации, мне неизвестно».
После проведения «воспитательной» работы с помощью кулаков и ног допрос был продолжен следующей ночью. Следствие умело и быстро добивалось «правдивых» показаний.
Ответ: «Я вынужден изменить свои показания. Я действительно участвовал в контрреволюционной вредительской организации в алюминиевой промышленности».
Вопрос: «Кто и когда завербовал Вас в контрреволюционную вредитель-скую организацию?»
Ответ: «В контрреволюционную вредительскую организацию меня завербовал Иванов Павел Ефимович в апреле месяце 1935 года, после того как длительное время обрабатывал меня в контрреволюционном направлении».
Вопрос: «Что сказал Иванов о целях и задачах организации?»
Ответ: «Иванов мне сказал, что организация для реставрации капитализма рассчитывает на поражение СССР в войне, угроза которой с каждым днем становится все реальнее, участниками организации в целях ослабления обороноспособности страны ведется подрывная деятельность в алюминиевой промышленности. Аналогичная подрывная деятельность, по словам Иванова, ведется и в других отраслях промышленности, в частности на транспорте».
Вопрос: «Что Вам Иванов сказал о Ваших личных задачах, о контрреволюционной работе?»
Ответ: «Иванов мне сказал, что задачей участников контрреволюционной вредительской организации на заводе является приведение его полностью или частично в негодное состояние и что наша (моя и Иванова) разрушительная работа должна быть направлена на вывод из строя агрегатов путем срыва планово-предупредительного ремонта. Моя контрреволюционная деятельность, по словам Иванова, должна была заключаться в том, чтобы выпускать из конструкторского бюро завода неправильные чертежи и тормозить ремонт оборудования и способствовать таким образом увеличению аварийности».
Из протокола допроса 10 мая 1937 года обвиняемого Иванова Павла Ефимовича, который перед допросом был избит садистами-следователями, потому что репрессивная машина сделала из него по своему усмотрению «троцкиста и диверсанта».
Вопрос: «На предыдущем допросе Вы дали показания о Вашем участии в контрреволюционной организации на Волховском алюминиевом заводе.
Какую контрреволюционную деятельность Вы проводили, участвуя в этой контрреволюционной организации?»
Ответ: «Как я показывал, я был завербован в контрреволюционную вредительскую организацию б[ывшим] техническим директором Волховского алюминиевого завода Охоцким Р. А. в начале 1934 года и участвовал в ней до своего ареста».
Вопрос: «Кого Вы завербовали в контрреволюционную организацию?»
Ответ: «В середине 1934 года принял участие совместно с Охоцким в вербовке в контрреволюционную организацию зав. конструкторским бюро Волховского алюминиевого завода Бегичева Леонида Васильевича, а в начале 1935 года лично вовлек в контрреволюционную организацию преемника Бегичева — зав. конструкторским бюро Волховского алюминиевого завода Кричевского Виктора Самойловича и вместе с ним последовательно проводил вредительскую работу по заданиям Охоцкого».
Вопрос: «Какое количество заведомо неправильных чертежей было выпущено Вами и какие результаты от этого последовали?»
Ответ: «Мною, Кричевским и Бегичевым выпущено 100 листов заведомо неправильных чертежей на запасные части, причем основной упор при проведении этого вредительского задания Охоцкого был взят на порчу чертежей на части ведущих агрегатов, как-то печи спекания, шаровые мельницы и др.».
По воспоминаниям жены В. С. Кричевского
Мария не хотела травмировать своих детей и редко упоминала в разговоре весь тот кошмар, который был разыгран коммунистической юстицией. Она два раза приходила к Виктору с дочерью на свидание. Можно было передать постельное белье и 50 рублей. Свидания проходили в присутствии следователя Н. М. Макеева. Во время первого свидания Виктор сидел спиной к следователю на столе и всем своим видом показывал негодование и отвращение к этому жестокому фарсу. Мария была в положении, Виктор понимал всю безысходность создавшейся ситуации, он не мог говорить, у него вырывалось одно рычание. Следователь делал свое дело, и его меньше всего интересовало состояние его жертвы. Все уже было готово к гнусной расправе. До конца своих дней Мария так и не смогла понять всю степень изуверства режима.
По воспоминаниям жены П. Е. Иванова
Павел Ефимович Иванов был высоким и крепким молодым человеком. Павел бывал в командировках во Франции для закупки оборудования, и это уже давало повод для подозрений. Он рассказывал сотрудникам об условиях труда в капиталистической стране, это было тогда большим криминалом и поводом состряпать целое дело сотрудниками НКВД из Волхова, чтобы вы-служиться перед кремлевскими «паханами». Павла сделали главным подстрекателем и «диверсантом», и на него был направлен основной удар репрессивной системы. Главные методы «воздействия» — избиения, голод и холод, намеки на то, что арестуют жену и дочь: эти звери знали, на какие болевые точки нужно давить, чтобы добиться необходимых признаний под их схему.
Когда его жена Нина первый раз пришла на свидание с мужем, ее встретил перед входом следователь Макеев, ему была отведена роль доброго дяди. Они прошли во двор тюрьмы «Кресты», где находилась еще внутренняя тюрьма, пришлось подыматься по лестнице, которая имела два параллельных пролета. Внезапно она увидела Леонида Бегичева. Нина едва узнала Леонида, хотя ему было не более 27 лет, выглядел он старше своего возраста, был наголо обрит, на голове большие волдыри, он спускался с полотенцем в туалет.
Нину провели в помещение для свиданий, вскоре туда ввели заросшего старика, сгорбленного, с потухшим взглядом, он придерживал брюки руками, потому что все пуговицы были срезаны, на ботинках не было шнурков. Нина вначале не могла понять, зачем привели сюда этого старика, ведь у нее было назначено свидание с Павлом. Вдруг этот сгорбленный человек закричал: «Нина, Нина!» — и бросился к ней. Когда он протянул к ней руки, она увидела на большом пальце знакомую черную родинку, и только тогда она догадалась, что перед ней стоял Павел. Нина громко закричала от ужаса, когда поняла, что за один месяц в тюрьме ее цветущего мужа превратили в беспомощного старика. Охрана сразу же увела арестованного. Как она очутилась за воротами тюрьмы, Нина уже не помнила.
Поскольку у нее на квартире был телефон, то следователь Макеев звонил ей, и она должна была передавать сообщения о передачах семьям арестованных. Следователь сообщил, что дело закончено и всех осужденных по Алюминиевому заводу должны отправить в ссылку на Колыму сроком на три года. Следователь просил срочно принести теплую одежду. Пока собирали необходимые теплые вещи, из Москвы поступило распоряжение о расстреле 50 тысяч заключенных. Следователь позвонил снова и сообщил, что дело передано в прокуратору и поэтому теплые вещи не нужны. Нина начала упрашивать следователя, но он был неумолим и добавил, что этим уголовным делом он уже больше не занимается. После очередного свидания в «Крестах» следователь Макеев прошел с Ниной от тюрьмы до Большого дома по Литейному мосту и полушутя-полусерьезно предложил ей работать на спецслужбу. По его совету Нина вместе с дочерью Наташей уехала в город Бежицы к своим родственникам. Весть о том, что ее муж был арестован как «враг народа», быстро достигла провинциального городка, поэтому Нину не брали на работу, знакомые, встретив ее на улице, переходили на другую сторону, чтобы не навлечь на себя подозрения в связях с женой репрессированного. Нина имела незаконченное юридическое образование, хорошо печатала на пишущей машинке, поэтому ее взяли на работу в местный отдел НКВД. Ее непосредственный начальник был хорошо осведомлен о ее тяжелых испытаниях, что она «жена врага народа», он предложил ей снова выйти замуж, поменять фамилию и дать отчество отчима ее дочери. Это здравое предложение привело Нину в замешательство: выйти замуж при живом муже, которого осудили на «10 лет без права переписки»… Она не могла предать Павла. Что она скажет ему, когда он вернется после окончания срока приговора самого справедливого государства? Ее шеф горько улыбнулся, сказав Нине прямым текстом жестокие слова, что Павел уже никогда не вернется. Нина вышла второй раз замуж. Ее муж Александр Савоничев прошел всю войну, получил звание майора. Когда он устраивался на работу, его вскоре увольняли, потому что он привел в свою семью «жену врага народа», отдел кадров требовал, чтобы он подал на развод. Только после устройства на работу на сталелитейный завод партийные инквизиторы отстали от него.
А через шестьдесят лет стало возможно познакомиться с «уголовным делом».
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по делу номер 10808 — 1936/1937 г.г. по обвинению
Кричевского Виктора Самойловича в пр.пр. ст.ст. 58-8, 58-9, 58-11 УК РСФСР.
Отделом УНКВД Л/О вскрыта и ликвидирована контрреволюционная троцкистско-зиновьевская террористическая диверсионно-вредительская организация на Волховском алюминиевом заводе. Контрреволюционная организация на заводе являлась частью контрреволюционной, подпольной, троцкистско-зиновьевской террористической и диверсионно-вредительской организации, созданной по прямому заданию агента германских и японских разведывательных органов ТРОЦКОГО, осуществившей убийство Секретаря ЦК ВКП(б) и Ленинградского Обкома ВКП(б) члена ЦИК Союза ССР тов. С. М. Кирова.
Следствием по этому делу установлено:
Контрреволюционная троцкистско-зиновьевская диверсионно-вредительская и террористическая организация на Волховском алюминиевом заводе была создана в 1933 году, по заданию руководителя контрреволюционного троцкистского центра Пятакова и руководителя контрреволюционной троцкистско-зиновьевской организации в алюминиевой промышленности Союза Харитоненкова Н. С. — бывшего директором Волховского алюминиевого завода — заместителем начальника Управления алюминиевой промышленности СССР Татарийским Владимиром Семеновичем. Под руководством последнего подготовляли совершение террористических актов против руководителей ВКП(б) и правительства и проводили широкую диверсионную и вредительскую работу на Волховском алюминиевом заводе.
Привлеченный в качестве обвиняемого Кричевский В. С., бывший зав. конструктор-ским бюро Волховского завода [показал], что в состав контрреволюционной троцкистско-зиновьевской диверсионно-вредительской организации на Волховском алюминиевом заводе он был завербован в 1935 году участником организации Ивановым П. Е. и по его заданию проводил контрреволюционно-диверсионную вредительскую работу по разрушению оборудования Волховского алюминиевого завода.
В 10.45 утра 25 августа 1937 года Виктора ввели в пустой зал заседаний Большого дома, сунули в руку красный карандаш и заставили расписаться на квадратном клочке бумаги в том, что он предстанет сейчас перед судом для заслушивания окончательного приговора. В пустой зал вошли три человека в форме военных юристов. Охранник стоял рядом с Виктором. Судилище началось.
ПРОТОКОЛ
Закрытого судебного заседания Выездной Сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР
25 августа 1937 года. Город Ленинград.
Председательствующий Корвоенюрист И. О. Матулевич
Члены Диввоенюристы А. М. Орлов и А. И. Мазюк
Секретарь военный юрист 1 ранга А. Ф. Костюшко
Заседание открыто в 11.00
Председательствующий объявил, что подлежит рассмотрению дело по обвинению КРИЧЕВСКОГО Виктора Самойловича в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-8, 58-9 и 58-11 УК РСФСР.
Секретарь доложил, что подсудимый в суд доставлен и что свидетели по делу не вызывались.
Председательствующий удостоверяется в самоличности подсудимого и спрашивает, вручена ли ему копия обвинительного заключения, на что подсудимый ответил, что получил. Подсудимому разъяснены его права на суде и состав суда.
Подсудимый Кричевский никаких ходатайств, а также отвода составу суда не заявил.
По предложению председательствующего секретарем оглашено обвинительное заключение. Председательствующий разъяснил подсудимому сущность предъявленных ему обвинений и спросил, признает ли себя виновным, на что подсудимый ответил, что виновным себя признает. Свои показания на предварительном следствии подтвердил полностью и заявил, что больше дополнить судебное следствие он ничем не имеет. Судебное следствие было закончено и подсудимому предоставили последнее слово, в котором он ничего сказать не пожелал.
Суд удалился на совещание. По возвращению суда с совещания Председательствующий огласил приговор.
В 11 ч.15 м. заседание закрыто.
Устный приговор был стандартным: «10 лет без права переписки».
Через 15 минут ввели другого обвиняемого.
Письменный приговор уже имел другое содержание.
ПРИГОВОР
Именем Союза Советских Социалистических
Республик выездная сессия Военная коллегия Верховного суда Союза ССР:
В закрытом судебном заседании, в городе Ленинграде 25 августа 1937 года, рассмотрела дело по обвинению: Кричевского Виктора Самойловича, 1904 г. р., служащего в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-8, 58-9, 58-11 УК РСФСР. Предварительным и судебным следствием установлено, что:
Подсудимый Кричевский В. С. в 1935 был завербован троцкистом-диверсантом Ивановым в контрреволюционную троцкистскую террористическую диверсионную вредитель-скую группу на алюминиевом заводе по заданию упомянутой группы совместно с другими участниками группы. Кричевский на протяжении двух лет срывал планово-предупредительный ремонт оборудования завода, в результате чего значительно снизилась производительность продукции, систематически срывал выпуск чертежей на запасные части оборудования, что привело [зачеркнуто]. Выпуская заведомо неправильные чертежи на запчасти в результате чего изготавливали негодные детали, а оборудование выходило из строя. Умышленно спроектировал негодную установку, что должно было привести к взрыву печи и разрушению перекрытий и оборудования. Таким образом доказана виновность Кричевского в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 58-8, 58-7 [зачеркнуто], 58-9, и
58-11. На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 319 и 320 УГК РСФСР, Военная коллегия Верховного суда Союза ССР приговорила: Кричевского Виктора Самойловича к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией лично принадлежащего ему имущества. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и на основании постановления ЦИК СССР от декабря 1934 г. подлежит немедленному исполнению.
Начальнику Управления НКВД ЛО, Комиссару Государственной Безопасности 1 ранга Заковскому Л. М.
Прошу Вашего распоряжения об исполнении приговоров Выездной Сессии Военной Коллегии Верхсуда СССР от 25-го августа 1937 года в отношении нижеперечисленных осужденных 42 человек к высшей мере уголовного наказания — РАССТРЕЛУ:
* * *
Коменданту УНКВД ЛО ст.лейтенанту Поликарпову А.Р.,
Приведите приговор в исполнение. 25 авг. 1937 года
Зам. Председателя Военной Коллегии Верхсуда Союза ССР
Корвоенюрист
АКТ
Составлен 25-го августа 1937 г. в удостоверении того, что сегодня с 23 ч. до 24 часов комендантом УНКВД ЛО ст. лейтенантом Поликарповым А.Р. в присутствии Пом. Прокурора Диввоенюриста Орлова и Мазюк, Председателя Выездной Сессии Корвоенюриста Матулевича приведен в исполнение приговор в отношении сорока двух человек, упомянутых на обороте, приговоренных к расстрелу согласно закона от 1-го января 1934 года, Выездной Сессией Верховного Суда СССР.
СПРАВКА
Приговор о расстреле Кричевского Виктора Самойловича приведен в исполнение в гор. Ленинграде «25» VIII 1937 г. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в особом архиве 1-го спецотдела НКВД СССР том номер 9 лист номер 446
Нач.12 отд-ния 1 спецотдела НКВД Лейтенант госбезопасности Шевелев.
За день до этих событий, 24 августа 1937 года органы НКВД вызвали Марию на последнее свидание с Виктором в Большой дом на ул. Чайковского. Мария пришла с дочерью Валерией на руках, свидание было недолгим, Виктор был совершенно подавлен и не понимал, что происходит, из его тихих слов Мария поняла, что Виктор осужден на 10 лет заключения без права переписки. Виктор взял Валерию в последний раз на руки, и она заснула у него, наклонив головку на плечо. Мария смогла еще сообщить Виктору, что она ждет в октябре ребенка.
«Свидание закончено», — прозвучал сиплый голос сержанта. Стальная дверь фабрики смерти с грохотом закрылась, оставив Марию с девочкой на руках на улице. Сколько раз Мария приходила сюда и стояла в безмолвной очереди с другими женщинами, надеявшимися получить какую-либо весточку о муже, сыне, дедушке, о родственниках. Из стальной дыры в дверях звучал один и тот же ответ: «Через неделю!» Такой же ответ получила Нина — жена Павла Иванова и еще двадцать четыре осужденных с Алюминиевого завода. Нина сразу же уехала и оказалась вне поля зрения экзекуторов. Мария за верность Виктору должна была испить сполна чашу, приготовленную энкаведешниками и кремлевскими палачами.
Приговоренных к смерти выводили по одному в длинный коридор, где были оборудованы стальные клети на одного человека. Дверь захлопывалась, под ногами через решетку мерцал тусклый свет, на высоте головы было маленькое отверстие. Ст. лейтенант Поликарпов А. Р., надевая перед массовыми убийствами резиновый фартук и рукавицы, собственными руками уничтожил со своими собутыльниками около 50 000 человек в августе 1937 года.
Существует и версия журналиста Беллы Курковой:
В ночь на 25 августа 1937 года заключенных построили голыми в одну шеренгу, тюремщик Алеха завязывал осужденным руки алюминиевой проволокой и, закончив свое привычное дело, пожелал всем «счастливого пути!». Он-то хорошо знал, куда вел этот «счастливый путь». Заключенных погрузили в крытые брезентом полуторки, у борта сидели по два энкаведешника, этот траурный кортеж двинулся вдоль Литейного моста по направлению к Карельскому перешейку. Час спустя машины остановились у лесной обочины, всем заключенным было приказано выпрыгивать по одному из кузова, они снова были построены в шеренги, лаяли овчарки на бледные тела людей, снова загудели моторы, конвоиры выкрикивали поодиночке имена заключенных, их уводили в лес, какие-то грязные руки в рукавицах, запачканных кровью, толкали следующую жертву вперед в лесную темень, только фары полуторки освещали узкую тропу, протоптанную босыми ногами тысяч заключенных. Впереди показался длинный ров, в нем что-то белело, два пьяных палача, держа смертника под руки, толкали ему в рот окровавленную рукавицу, чтобы заглушить предсмертный крик очередной жертвы, выстрела в затылок он уже не слышал, сильным толчком палач толкал вперед тело, и оно с глухим звуком падало на другие трупы; кто-то еще шевелился в предсмертной агонии, слышались стоны, а в это время два палача, выпив из горла очередную дозу водки, закусив рукавом, ковыляли по проторенной тропинке к полуторкам за очередной жертвой. Жители окрестных поселков Левашово и Парголово слышали каждую ночь пистолетные выстрелы, страх был настолько велик, что жители спустя пятьдесят лет шепотом рассказывали о ночных кошмарах, творимых пьяными энкаведешниками по приказу людоедов. Зеленый забор свыше 50 лет хранил свою страшную тайну минигулага.
Но эта версия не подтвердилась. Их убивали на месте и уже потом грузили, как дрова, вывозили в Левашовскую пустошь и сбрасывали в ров.
* * *
10 октября 1937 года у Марии в роддоме на улице Маяковского родился сын, она назвала его Виталием. Пока Мария находилась в роддоме, ее дочь Валерия жила у родственников на станции Мга. Два месяца спустя Марию снова положили в больницу, поскольку у сына было обнаружено инфекционное заболевание, два месяца Мария провела на больничной койке. У Виталия осталось в качестве напоминания об этих днях постоянное воспаление среднего уха.
Мария получила уведомление от энкаведешников о домашнем аресте, она не должна была покидать город без особого разрешения. На очередном до-просе Марии вручили для ознакомления документы.
Прошли долгие двадцать лет.
«Оргкомитет «Мемориал» тов. Коробову М. В.
В ответ на Ваше письмо 8 мая 1989 года могу сообщить следующее:
Мой отец — Кричевский В. С., 21. 12. 1904 г. рождения, был осужден «тройкой» 25 августа 1937 года и приговорен к «10 годам заключения без права переписки» за то, что он якобы был членом антисоветской организации, действовавшей на Волховском алюминиевом заводе. 24 августа 1937 года его жену Кричевскую М. Н. пригласили в НКВД на последнее свидание. На следующий день его убили в здании Большого дома на Литейном проспекте. Я родился два месяца спустя после убийства моего отца. В 1938 году, в марте месяце, моей матери Кричевской (Степановой) М. Н. было предъявлено предписание НКВД отправиться в административную ссылку в город Куйбышев с двумя детьми: дочерью Валерией 2,5 года и сыном Виталием 9 месяцев. Паспорт был отобран при допросе и заменен на справку НКВД с голубой полосой с указанием срока ссылки 5 лет. Затем срок ссылки постоянно продлевался и составил в общей сложности 18 лет.
Когда моя мать с двумя детьми прибыла в Куйбышев, то там, конечно, никто никого не ждал, и целую неделю пришлось сидеть на вокзале среди таких же ссыльных. Затем она устроилась работать на завод, каждый месяц нужно было отмечаться в местном НКВД. Жить в рабочем общежитии, которое было похоже на казарму, где стояло 30 железных коек, было очень трудно. Поэтому она отправила свою дочь Валерию к сестре Кире, а затем к матери и отцу на станцию Мга под Санкт-Петербургом. Когда немцы захватили этот железнодорожный узел, всех детей отправили в Германию, но их довезли лишь только до детского дома под Гомелем, где Валерию нашли после окончания войны.
В 1940 году, при очередной отметке в НКВД, моей матери сообщили, чтобы она срочно покинула Куйбышев и отправилась в зерносовхоз, который находился в 100 км от города, так как туда начали эвакуировать правительственные учреждения и «лично товарища Ленина» из Москвы.
В зерносовхозе мы прожили два года, моя мать работала счетоводом, а потом комбайнером. <…> В 1943 году мы нелегально выехали в Москву и жили там до 1949 года без паспорта и прописки. В Москве меня определили в школу. Самым мучительным событием стал постоянный вопрос: «Где ваш папа?» Моя мать обращалась в приемную М. Калинина, чтобы узнать о судьбе мужа и отца, но там разговаривали очень грубо и велели немедленно убираться из Москвы. Опасаясь ареста, приходилось часто менять адреса проживания.
Затем мы уехали по вербовке в Коми АССР, так как без паспорта и прописки жить в Москве стало очень опасно. Мы жили в леспромхозе 12 месяцев, затем по совету одного знакомого уехали в Грузию, где к ссыльным относились более лояльно и дружелюбно, чем в России.
В 1956 году моя мать поехала в Ленинград узнать о судьбе мужа и о своей судьбе также. В НКВД ей предложили прописаться у знакомых, и в сентябре того же года мы вернулись домой, где нам дали комнату в коммунальной квартире на ул. Авиационная — 13, поставили телефон, выдали компенсацию за отца в размере 140 рублей, а матери — 90 рублей, выдали компенсацию за мебель. На этом наши беды не закончились. Когда моя сестра хотела поступить на учебу в ЛИТМО, ей было отказано прямым текстом. По этой же причине мне два раза отказывали в приеме в партию, а без партбилета в этой стране отрезаны все пути. При приеме на работу требовали указать, где похоронен отец, в справке о реабилитации указывалась дата — 1939 год, хотя его убили сразу же после вынесения приговора.
Можно только поблагодарить Вас за благородную работу, за память о жертвах фашистского террора в России. А как это можно совместить с тем, что палачам народа оказаны высшие почести и они нашли свое последнее пристанище у Кремлевской стены?
В. В. Кричевский».
Ответ на последний вопрос никто не мог дать, он остался открытым и сегодня.
Возвращение городу Апостола Петра его настоящего имени было большим праздником, можно было оставить в прошлом старое название, связанное с такими невообразимыми преступлениями, тупостью идеологии, от которой еще нужно долго и долго избавляться. Опять пришлось собирать документы о своей реабилитации:
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
о признании пострадавшим от политических репрессий по материалам архивного уголовного дела П-13849
Гр. Кричевский В. В., 1937 года рождения, уроженец Санкт-Петербурга.
Гр.Кричевская В. В., 1935 года рождения, уроженка города Санкт-Петербурга.
Их мать Кричевская М. Н., 1906 года рождения, репрессирована по постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 19.06.38 как политически социально-опасная, к лишению права проживания в 15 пунктах. Реабилитирована по постановлению Президиума Ленгорсуда от 13 марта 1956 года. Справка о реабилитации от 21 марта 1956 года
4-у-085/5.
Родственные связи подтверждены: Кричевского В. В. — свидетельством о рождении 305886, материалами архивного уголовного дела, Котовой В. В. — свидетельством о рождении УП-АК 287720, выданным 12 декабря 1990 года, свидетельством о браке П-ЮБ 272579, выданным 3 июля 1956 года, материалами архивного уголовного дела.
На основании ст. 21 Закона РСФСР от 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий» Кричевский В. В. и Кричевская В. В., как находившиеся вместе с матерью в ссылке, признаются пострадавшими от политических репрессий.
Начальник отдела, юрист I класса Н. А. Винниченко
СПРАВКА
По Вашей просьбе направляем Вам копии отдельных документов из архивного уголовного дела П-24002 и одновременно отвечаем на интересующие Вас вопросы:
С декабря 1934 года до конца 1937 года Начальником Управления НКВД ЛО был Заковский Л. М. Должность коменданта УНКВД ЛО занимал ПОЛИКАРПОВ А.Р., он застрелился в 1939 году.
Бывшие сотрудники УНКВД ЛО за незаконные методы ведения следствия, фальсификацию уголовных дел и другие преступления были осуждены к различным мерам наказания. ПЕРЕЛЬМУТЕР Я.Е., ОСТАЩЕНКО Д.Н. были расстреляны, КАЛЕЦКИЙ А.Б. был также приговорен к расстрелу, Макееву Н.М. был объявлен строгий выговор.
Вместо эпилога
Посещение Левашовской пустоши, где соорудили мемориал русским, белорусским, литовским, польским, финским, еврейским, немецким, норвеж-ским жертвам коммунистического террора, представляет зрелище не из легких. Ежегодно 30 сентября многочисленные автобусы привозят сюда родственников погибших. Вдоль лесной тропинки смотрят с металлических пластинок лица убиенных и замученных в застенках советского ГУЛага.
Да святится имя твое! Каждая былинка, каждый кустик, каждый листик, каждое деревце. Все живое, во что превратились когда-то жившие люди. Сын Виктора прикрепил алюминиевую табличку на высокой сосне с именем отца, которого он знал только по крохотной фотографии: «Папа, папочка, почему тебя превратили в эту сосну, я хотел тебя видеть живого!»
От безымянной могилы Виктора до могильного камня Марии на Северном кладбище по воздушной линии всего несколько верст. Единственно, что можно было сделать для своих самых дорогих людей, так это объединить их имена на одной гранитной плите.
Это и было сделано!