Стихи
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2003
Всё. До эпохи прокладок дополз из века Триеста и Трюгве Ли.
Углем поросших травой пепелищ чиркать по черному трудно ли?
В сорок четвертом вернулся без слез. Не все еще в яму уложено.
Новое? Только, что окна в крестах, в бывшем, давно изничтоженном.
Лики родные хранит негатив шпилей и стен в маскировочном,
Что до войны погрузились во тьму, в тридцать затертом, винтовочном.
Речка Смоленка. Чертополох. Тень петербургского Эйлера.
Вырытый Блок. Поверх — борщевик, аналог цыганского веера.
Плиты истертые линий В.О., тени палеозойные.
Шарканье грязно-зеленых хиляк, звонки подковы конвойные.
Ход с подворотни, помоечный ларь, глухо забиты парадные,
Двор, кочегарка, кручею гарь, бани — под праздники стадные.
Дерни за ручку, согрейся скорей бронзою отполированной
В чашке звонка коммунальных дверей, пока еще не замурованной.
Нор коридорных и кухонных синь, полки — газеты, фестончики.
Слезла полуда, осыпался цинк, лезвия в нитку источены.
Лестничных маршей нависший курьез. Двери в ничто межэтажное.
Масло и фрески облупленных стен, и на замке — эрмитажное.
Жести трофеев на Шмидта — дугой. Легкие деньги со свастикой.
Злоба руин Зурбаганной пилы — от непорушенной пластики.
На постаменте стройный моряк со свеженадраенным кортиком.
“Мраморный” вот-вот откроют для драк школьниц с накрашенным ротиком.
Толпы, чья дружная стройность — испуг: где бы урвать ширпотребное,
Топчут “СТЕГЛАУ С.-ПЕТЕРБУРГЪ”. Стерто почти непотребное.
От палаша кособрюхи ремни брюк, обделенных ширинкою,
Спрыснутых с шипом под утюги (смена углей керосинкою).
Невский. Педальный трамвайный звонок. Лиговка. Стук по булыжникам.
Невские тверди уже с декабря — путь пешеходам и лыжникам.
Зимний раскрашен под стрептоцид. Площадей красных не много ли?
Дегтем бордовым лечится всё. Кое-что — гоголем-моголем.
Циклы у карточек, как у Луны, — месяц и в ленточку узкую.
Марш похоронный — по улице хвост. Свадьбы с гармошкою русскою.
Время такое, блях со звездой десять дается за “якоря”.
Россыпь Брокгаузов — мусор дворов (съедает буржуйка не всякое).
“Форум”. Все изнывают под стэп Джорджей из Динок джазовых.
Розовы ленты Марики Рокк в рваностях многоразовых.
Деготь серо-черных ночей, джазовый голос Америки.
С детских желёз, несмятых простынь — это любовь до истерики.
“Девушки! Кто вы, А или Б?” — “Давай-ка, товарищ, коротко”.
“Есть еще у меня адреса… Не всё еще перепорото”.
Зощенко тут, Шостакович вблизи (секунды остались до ЦИКанья).
“Британский союзник”, эфир Би-Би-Си пока не раздавлены рыканьем.
Санкт-упразднитель! Тебе ль не отмыть февраль с октябрем или Жданова?
И закричать: “Пусту не быть!” граду, обозвану хамово?
Заповедален, что тот же Синай, жар петербургского холода.
Клавиатура вколоченных свай на камне печатает золото.