Из заметок об инфинитивной поэзии
Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2003
Несколько лет назад, с запоздалым восхищением прочитав стихи Сергея Гандлевского про устройство на автобазу, я задумался над секретом их блеска и усмотрел его в том, что окрестил инфинитивным письмом.
И петь про черный пистолет.
К старухе матери ни разу
Не заглянуть за десять лет.
Проездом из Газлей на юге
С канистры кислого вина
Одной подруге из Калуги
Заделать сдуру пацана.
В рыгаловке рагу по средам,
Горох с треской по четвергам.
Божиться другу за обедом,
Впаять завгару по рогам.
Преодолеть попутный гребень
Тридцатилетия. Чем свет,
Возить “налево” лес и щебень
И петь про черный пистолет.
А не обломится халтура —
Уснуть щекою на руле,
Спросонья вспоминая хмуро
Махаловку в Махачкале.
1985
К тому времени Михаил Безродный уже соотнес (в “Конце цитаты”, 1996) “Устроиться…” с блоковским “Грешить бесстыдно, непробудно…”, опубликованным в начале Первой мировой войны под заголовком “Россия”:
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в Божий храм.
Три раза преклониться долу,
Семь — осенить себя крестом,
Тайком к заплеванному полу
Горячим прикоснуться лбом.
Кладя в тарелку грошик медный,
Три, да еще семь раз подряд
Поцеловать столетний, бедный
И зацелованный оклад.
А воротясь домой, обмерить
На тот же грош кого-нибудь,
И пса голодного от двери,
Икнув, ногою отпихнуть.
И под лампадой у иконы
Пить чай, отщелкивая счет,
Потом переслюнить купоны,
Пузатый отворив комод,
И на перины пуховые
В тяжелом завалиться сне… —
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.
А вскоре Олег Лекманов (“Пропущенное звено”, в “Книге об акмеизме”, 2000) указал на стихотворение Иосифа Бродского, посредствующее между текстами Гандлевского и Блока, — 2-й фрагмент “Литовского дивертисмента” (1971).
ЛЕИКЛОС II
Родиться бы сто лет назади, сохнущей поверх перины,
глазеть в окно и видеть сад,
кресты двуглавой Катарины;
стыдиться матери, икать
от наведенного лорнета,
тележку с рухлядью толкать
по желтым переулкам гетто;
вздыхать, накрывшись с головой,
о польских барышнях, к примеру;
дождаться Первой Мировой
и пасть в Галиции — за Веру,
Царя, Отечество, — а нет,
так пейсы переделать в бачки
и перебраться в Новый Свет,
блюя в Атлантику от качки.
Отдавая должное этим бесспорным находкам, более поразительным я полагаю факт существования не отдельных интертекстуальных перекличек, а самого инфинитивного письма, систематически разрабатываемого в русской поэзии со времен Кантемира и Тредиаковского (это сотни текстов) и способного претендовать чуть ли не на статус самостоятельного жанра. Кстати, в рамках этого письма генеалогическая связь “Леиклос” с Блоком и Гандлевским не совсем прямая, хотя и близкая. Стихи, описывающие весь круг жизни обобщенного персонажа — от рождения до смерти (а не просто его типичное времяпровождение, как в “Грешить…” и “Устроиться…”), образуют особый подвид инфинитивной поэзии. Таково, например, стихотворение Ив. Ив. Дмитриева “Путешествие” (1803) — переложение притчи французского поэта Флориана (1755—1794).
На каждом шаге спотыкаться;
К полдням уже за треть дороги перебраться;
Тут с бурей и грозой бороться на пути,
Но льстить себя вдали какою-то мечтою;
Опомнясь, под вечер вздохнуть,
Искать пристанища к покою,
Найти его, прилечь и наконец уснуть…
Читатели! загадки в моде;
Хотите ль ключ к моей иметь?
Всё это значит в переводе:
Родиться, жить и умереть.
Именно к этой ветви принадлежит “Родиться бы…” Бродского.
Но не буду углубляться в эволюцию инфинитивного письма и классификацию его разновидностей; это предмет специальных исследований. Здесь мне хотелось бы продемонстрировать еще одно звено цепи, выявленной Безродным и Лекмановым. Звено, несколько менее престижное, но обладающее, на мой взгляд, большой объяснительной силой. Я имею в виду стихотворение Александра Твардовского “О родине” (1946), перекликающееся с блоковским, написанное по окончании теперь уже Второй мировой войны и непосредственно задавшее тот стандартный фон, от которого предстояло оттолкнуться родившемуся шестью годами раньше Бродскому.
У теплого моря в Крыму,
А нет — побережьем Кавказа
Ходить, как в родимом дому.
И славить бы море и сушу
В привычном соседстве простом,
И видеть и слышать их душу
Врожденным сыновним чутьем…
Родиться бы, что ли, на Волге,
Своими считать Жигули
И домик в рыбачьем поселке,
Что с палубы видишь вдали…
Родиться бы в сердце Урала,
Чья слава доныне скрытна,
Чтоб в песне моей прозвучала
С нежданною силой она.
В Сибири, на Дальнем Востоке,
В краю молодых городов,
На некоей там новостройке, —
Везде я с охотой готов
Родиться.
Одно не годится:
Что где ни случилось бы мне,
Тогда бы не смог я родиться
В родимой моей стороне —
В недальней, отцами обжитой
И дедами с давних времен,
Совсем не такой знаменитой,
В одной из негромких сторон;
Где нет ни жары парниковой,
Ни знатных зимой холодов,
Ни моря вблизи никакого,
Ни горных, конечно, хребтов;
Ни рек полноты величавой,
А реки такие подряд,
Что мельницу на два постава,
Из сил выбиваясь, вертят.
Ничем сторона не богата,
А мне уже тем хороша,
Что там наудачу когда-то
Моя народилась душа.
Что в дальней дали зарубежной,
О многом забыв на войне,
С тоской и тревогою нежной
Я думал о той стороне:
Где счастью великой, единой,
Священной, как правды закон,
Где таинству речи родимой
На собственный лад приобщен.
И с нею — из той незавидной
По многим статьям стороны,
Мне всю мою родину видно,
Как город с кремлевской стены.
Леса ее, горы, столицы,
На рейде ее корабли…
И всюду готов я родиться
Под знаменем этой земли.
А только и прежде и ныне
Милей мне моя сторона —
По той по одной лишь причине,
Что жизнь достается одна.
Очевидны как сходства (вплоть до общей формулы Родиться бы… а нет…), так и различия (патриотизм/эмиграция, многословие/лаконизм и мн. др.). Сопоставления напрашиваются, но ограничусь предъявлением самой находки — и оправдательной ссылкой:
“Литературоведам, занятым отловом цитат, можно было бы… упростить демонстрацию своих трофеев…: слева на странице располагать тексты цитирующие, справа — цитируемые… все же остальное — собственные рассуждения, призванные доказать правомерность сопоставления именно этих текстов, — опускать. Тем самым ученый лишался бы возможности убеждать читателя в своей правоте, зато обоснованные параллели только выигрывали бы от наглядности и отсутствия рекламы (“честная игра”)” (“Конец цитаты”).
I Здесь и далее жирным шрифтом выделяются инфинитивы-формы неопределенного наклонения глагола.- А. Ж
II Улица в Вильнюсе. — Примеч. автора.