Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2002
Случилось так, что во время ужасных событий в США я был в отъезде и мог следить за всем происходящим лишь по телевидению. Вернувшись домой, я прочитал подряд десяток номеров «Известий» и затем по ним же следил за дальнейшими событиями, заглядывая также при случае и в другие газеты. Меня неприятно поразил истерический вопль (другого определения не подберу), напечатанный жирным шрифтом на первой полосе «Известий» от 12 сентября без подписи, т. е., надо полагать, выражающий точку зрения и эмоции издателей газеты. Впрочем, автора можно опознать, ибо он повторил некоторые из содержащихся в этой статье странных утверждений в других статьях, уже за своей подписью. Но, поскольку эта первая статья задала тон многим последующим (и не только в «Известиях»), я хотел бы откликнуться на некоторые содержащиеся в ней и в других статьях высказывания.
Прежде всего, о грубых фактических ошибках. Тамерлан, вопреки утверждению автора, не имеет никакого отношения к «растеканию исламской цивилизации по миру». Тамерлан (Тимур) воевал почти исключительно с мусульманскими государствами и народами, а победив турецкого султана, он даже отсрочил на полвека падение Византии. К религии же он относился довольно спокойно, полагаясь больше на свою саблю, хотя, разумеется, исправно строил мечети. Почти все свои нынешние территории ислам завоевал задолго до Тимура, главным образом в первое столетие после начала проповеди пророка Мухаммеда, т. е. еще в VII-VIII веках. И никогда не существовало никакого «арабского ренессанса». Термин «ренессанс» имеет смысл только по отношению к Европе, под ним понимается «возрождение» утраченного было античного наследия. Арабам же ничего не нужно было «возрождать», своего доисламского наследия они не забыли, но в ходе исламизации соседних народов они ознакомились с великими древними культурами Месопотамии, Ирана, Египта, с достижениями эллинизма, присоединили к ним свои собственные доисламские культурные традиции, и из всего этого родилась блистательная исламская культура, сделавшая Багдад культурной столицей мира наряду с Константинополем в те времена, когда Европа намного отставала в своем развитии от Востока. Тогда различие между, скажем, Багдадом и Парижем было куда больше, чем теперь, но только в пользу Багдада. Журналист же просто путает понятия «ренессанс» и «расцвет». Заявление, что «Аллах стал верховным богом», невежественно и оскорбительно для всех монотеистических религий, в том числе и для ислама, ибо само понятие «верховный бог» предполагает существование других богов. В действительности же мусульмане, христиане и иудеи поклоняются одному и тому же Богу, единому и единственному, и сами это признают. Они только называют его по-разному, имеют разные обряды и расходятся в богословских тонкостях, т.е. друг для друга они скорее еретики, чем иноверцы. Но именно отсюда и проистекает вражда: ведь еретик в таких религиях хуже иноверца, которого, по крайней мере отчасти, извиняет его невежество, еретику же, как полагают те, кто считает себя ортодоксами, была возвещена истина, но он злонамеренно от нее уклоняется. И крестовые походы вовсе не имели своей целью распространение христианства, они велись ради отвоевания у «неверных» Гроба Господня и против еретиков (христианских).
Совершенно непонятно, что означает утверждение «христианство ценой огромного кровопролития сохраняло человечество от вымирания на протяжении, по крайней мере, шестнадцати веков — с момента распада Римской империи в 476 году». Почему человечеству угрожало вымирание, чья кровь проливалась для предотвращения этого вымирания, и кто ее проливал? Римская империя распалась на Западную и Восточную (Византийскую) в 395 году. Византия существовала после этого больше тысячи лет, воевала (все менее удачно) с зороастрийским Ираном, с мусульманами-арабами, с европейскими королевствами, с норманнами, со славянами, с крестоносцами, с турками. Наконец, пала, и все ее азиатские и часть европейских владений были тюркизированы и исламизированы. Войны были жестокими, но существованию человечества не угрожали. Западная Римская империя действительно пала в 476 году, и на ее развалинах и по соседству с ними в Европе образовались королевства и княжества, частично христианские, а частично еще языческие. На протяжении следующей тысячи лет Европа занималась почти исключительно своими собственными делами: завершала христианизацию, отбивалась от нашествий извне (гунны, авары, арабы, татаро-монголы, турки), готовила и осуществляла ренессанс (при помощи византийцев, арабов и евреев), вела религиозные и гражданские войны и перекраивала границы. Первая большая общеевропейская война, от которой жестоко пострадали Германия и Нидерланды, закончилась Вестфальским миром в 1648 году. До этого влияние Европы на остальной мир было практически равно нулю и стало возрастать лишь с эпохи великих географических открытий и особенно — после начала промышленной революции, т. е. совсем недавно. Опять-таки непонятно, от чего и как спасала в это время христианская Европа остальное человечество. Зато известно, что все страшнейшие кровопролития, действительно поставившие под угрозу существование рода людского, имели место в двадцатом веке и происходили в христианской Европе или исходили из нее (две мировые войны, Холокост, Гулаг, применение ядерного оружия, гражданские войны, терроризм). Да и сейчас все локальные войны и все террористические акты, осуществляемые в мире, осуществляются с помощью средств, созданных христианским миром. Из этого, разумеется, отнюдь не вытекает вывод об особой зловредности христианства, как не свидетельствуют последние события в мире и об особой зловредности ислама. Равным образом, неверно заявление все того же автора во все тех же «Известиях» об опасности всех религий вообще. Вообще, в опасных ситуациях (особенно при нехватке информации) лучше бы воздерживаться от поспешных выводов и размашистых обобщений. Ни одна религия не имеет каких-либо этических преимуществ перед другими, ни одна из них не кровожадна в своей основе. Позволю себе небольшое отступление. Из всех телевизионных «ток-шоу» я до недавнего времени считал самыми лучшими передачи Владимира Познера. В последнее время они, однако, меня все больше разочаровывают. Главным образом потому, что привлекаемые им «свежие головы» почти всегда оказываются второй или даже третьей свежести. Во время одной из этих передач были в очередной раз упомянуты слова президента Буша «кто не с нами, тот против нас», и ведущий вопросил, кто, собственно, является первоначальным автором этого изречения. Никто из интеллигентных, казалось бы, участников передачи, в том числе и ведущий, не знал, что это — слегка переиначенные слова Иисуса Христа: «Кто не со Мной, тот против Меня; и кто не собирает со Мной, тот расточает» (Матфей 12, 30). Но Иисус сказал также: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Марк 2, 27), т.е. предписания религии не должны причинять вред человеку. И подобные же разумные ограничения чрезмерного рвения содержат все религии. ( Во избежание недоразумений скажу, что я — атеист, но неплохо знаю все основные религии и их священные писания и отношусь к ним с глубоким уважением.) Античеловеческих религий (кроме каких-нибудь изуверских сект или группировок) не существует, и тот, кто утверждает обратное, — либо лжец, либо провокатор. Но существует такая страшная вещь, как фанатизм — не только религиозный, но также политический, националистический и всяческий иной вплоть до футбольного. Вот фанатизм-то и есть великое зло, причем зло изворотливое, искусное в самооправдании. На Цейлоне уже много лет убивают друг друга буддисты и индуисты — при том, что обе эти религии строжайше запрещают убийство любого живого существа. Фанатические противники абортов убивают врачей, легально осуществляющих аборты. Антиглобалисты начинают с мирной демонстрации протеста (такой же бессмысленной, как протест против солнечного или лунного затмения), но обязательно кончают потасовкой и погромом. Фанатические защитники животного мира режут и заливают краской меховые шубы. Футбольные фанаты сворачивают друг другу скулы и устраивают поножовщины в честь «своих» команд. А предыдущий американский (и, кажется, мировой) рекорд по количеству жертв одного террористического акта принадлежал недавно казненному американцу — англосаксу и христианину. Наконец, существует и своего рода демократический фундаментализм, приверженцы которого — фанатики демократии — способны натворить не меньше бед, чем фанатики тоталитаризма I. Ведь это их яростная и бездумная проповедь права наций на самоопределение любой ценой привела в последние десятилетия к гражданским войнам, этническим чисткам, террору, породила толпы беженцев и сделала непримиримыми врагами людей, еще недавно мирно и дружно живших в одной стране. Фанатизм сыграл в свое время важную роль в развитии человечества, особенно в становлении мировых религий, но сейчас он стал очень опасен. Фанатик — это человек, который не хочет и не может думать самостоятельно. Но человеческому существу необходима какая-то идея, и фанатик обзаводится ею под влиянием различных случайных обстоятельств. Если он прилепился к скверной идее (к фашизму, например), он становится чудовищем. Если же идея хорошая и даже благородная (свобода, равенство и братство, например), он ее обязательно скомпрометирует своей глупостью, жестокостью, беспардонностью, замарает кровью, исказит до полной неузнаваемости. Дело осложняется еще и тем, что манипулируют фанатиками, как правило, циники. Они легко находят общий язык, ибо и те, и другие уверены, что цель оправдывает средства, хотя цели у них, конечно, разные. В большинстве же случаев фанатиков и циников практически невозможно различить, да и сами они затруднились бы это сделать, поскольку почти все считают себя идейными борцами. И у них есть союзник, вообще не имеющий никаких идей, а только самые примитивные эмоции. Это — жлоб, злой и завистливый дурак, составляющий самую активную часть приверженцев некоторых наших политических партий и течений. Это он заявляет, что «так им и надо», что Америка и Западная Европа «зажрались» и т.д. Он может исповедовать (как правило, только формально) христианство или ислам, иудаизм или буддизм, индуизм или конфуцианство, но главное в нем — глупость, зависть и злоба. Он видит, что американцы и европейцы живут лучше других народов, но не желает видеть, что американцы и европейцы несравненно больше и лучше работают. И он легко вливается в ряды фанатиков, не смущаясь даже, если потребуется, переменой религии. Наконец, союзниками и помощниками фанатиков и жлобов нередко оказываются добрые и разумные во всем остальном люди, неспособные справиться с властью предрассудков, с традиционным менталитетом, с циничной пропагандой.
Вот почему необходимо прекратить безответственные, нелепые и вредные разговоры о «Третьей Мировой войне» и о «Межцивилизационной» или «Межрелигиозной войне». Они не раскрывают сути стоящих перед человечеством проблем, но зато поставляют пропагандистский материал всевозможным бенладенам, подвизающимся в различных религиях, культурах, политиках. Если бы «Третья Мировая» была реальностью, все было бы много проще: существовали бы четкие линии фронта, известно было бы, кто враги и кто союзники. Проблема же состоит в том, что человечество переживает глобальный идеологический кризис, уже не первый в своей истории, но имеющий ряд очень важных особенностей. Расстояния и границы резко утратили теперь свое значение и влияние. Идеи, в том числе и самые безумные и вредоносные, теперь легко разносятся по всему миру, и, как совершенно правильно говорил немодный нынче Маркс, идея, овладевшая массами, становится материальной силой. Средства насилия стали чрезвычайно могущественными и в то же время легко доступными, они уже выходят из-под контроля. Во всех обществах элиты пребывают в растерянности, а массы с жадностью кидаются на приманку «простых» решений. Впрочем, простые решения или, по крайней мере, простые объяснения оказываются притягательными и для некоторых из тех, чья профессия — думать. Отсюда и проистекают благоглупости, например, о «войне между христианством и исламом». На самом деле и христианство, и ислам — абстрактные понятия, а реально существуют конкретные течения и церкви внутри обеих этих религий, и эти течения и церкви враждуют между собой и в обозримом будущем вряд ли преодолеют эту вражду. В исламе, например, два основных течения — сунниты и шииты — считают друг друга еретиками. Так же думают друг о друге и христианские церкви (единственное исключение — протестанты, отстоявшие некогда свою веру под знаменем свободы совести и сохраняющие верность этому знамени). Но в подавляющем большинстве христианских и мусульманских стран у власти стоят не клерикалы, а светские люди (нередко — военные), и цели у них вполне светские, прагматические. Правительства чаще всего способны договариваться, проблема состоит в том, что договариваться друг с другом и внутри себя оказались неспособными народы. Проблема состоит в том, чтобы унять фанатиков и жлобов, а особенно — манипулирующих ими циников. Борьба с ними будет трудной и долгой, и необходимо отдавать себе ясный отчет в том, что вести эту борьбу должны главным образом не армии, а общественное мнение, правоохранительные органы и спецслужбы, и что она может потребовать некоторого ограничения демократических свобод. Я понимаю, что эти мои слова вызовут великое негодование у демократических фундаменталистов, и в очередной раз (или, вернее, многократно) будет процитировано знаменитое изречение Вольтера: «Я ненавижу ваши идеи, но готов отдать жизнь за то, чтобы вы имели возможность свободно их высказывать». Каждый раз, когда я это слышу или читаю, мне становится жаль, что господин Вольтер не родился лет на 15-20 позднее. Тогда он дожил бы до 1793 года, разумеется, не поладил бы с гражданином Робеспьером и угодил бы на гильотину. И, может быть, последняя мысль в его уже отрубленной голове была бы мыслью о том, что все-таки не любая идея достойна защиты, и что некоторые идеи лучше подавлять раньше, чем они обретут многочисленных, ревностных и последовательных сторонников. Определять же такие идеи затруднительно только для тех, кто не желает с ними бороться, например, для нашей малоуважаемой Думы, а также для Прокуратуры, ФСБ, МВД и судов. На самом деле никаких затруднений здесь нет: безусловному и отвергающему любые ссылки на свободу слова и свободу печати запрету и наказанию подлежит любая проповедь расовой, религиозной, национальной или классовой ненависти, а также превосходства или неравноправия по этим признакам, равно как и оскорбительные высказывания по адресу других народов.
Разумеется, необходимо подумать о том, как сделать эти ограничения наименее болезненными и как не допустить всевластия спецслужб, особенно в нашей стране, имеющей столь горький опыт этого всевластия. И о том, как достигнуть того, чтобы «аятоллы» всех религий и конфессий перестали вмешиваться в мирские дела. И о настойчивой, последовательной и эффективной пропаганде культурной, религиозной и этнической терпимости в сочетании с неукоснительным и жестким вразумлением или изоляцией тех, кто сеет рознь. Не позволим также себя обманывать, и сами не будем обманываться. Существует, например, такое лицемерное социальное явление, как «цивилизованный националист». По существу это — то же самое, что цивилизованный людоед. У него модная прическа, костюм от Кардена и хорошо подобранный галстук. За столом он умеет пользоваться ножом и вилкой, а особо цивилизованные — даже салфеткой. В речи он употребляет придаточные предложения и деепричастные обороты и в некоторых кругах слывет златоустом. А человечину кушает под изысканным соусом из национальной, социальной, религиозной и политической демагогии. Но я, пожалуй, предпочту простецкого националиста. Ведь этот последний часто не ведает, что творит, и, следовательно, не безнадежен.
В основе социального поведения каждого разумного и ответственного человека должна лежать одна простая истина: количество степеней свободы для индивидуума безмерно возросло, но безмерно же возросла и цена ошибки — до такой степени, что ошибка (или вовремя не предотвращенное преступление) одного человека может погубить весь мир. Усвоение этой истины всеми людьми займет, разумеется, немало времени, и надо быть очень бдительными, чтобы роковая ошибка не была совершена раньше.
I До сих пор я считал, что термин «демократический фундаментализм» придуман мною, но только что обнаружил его в статье М. Эпштейна в пятом номере «Звезды». Сначала я слегка огорчился тем, что меня опередили, но потом понял, что надо радоваться: понимание опасности этого феномена распространяется все шире. Я — убежденный сторонник демократии, но фанатиков ненавижу и боюсь по изложенным ниже причинам.