Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2002
ИЗ НАБОКОВА В какой-нибудь (сказал бы: низкозадой, но я ее не помню и анфас), в какой-нибудь москве поэт досужий заглядывает в книжицу мою. Но жжется книжица, и каждой фразой она ему выносит приговор: "Ты хочешь, чтоб меня не знали люди и внятный голос затерялся мой". Да он и сам не в силах углубиться, бедняга, в чтение, и закрывает книгу, и зарывает в ящик - с глаз долой. Годами он лепил свой хитрый образ, выказывая небреженье к дару поэта, но в нетрезвости являлась гордыня. Ах, тогда он бросил пить. Осталась маска волевых страданий. Идея скромности, семейной жизни, - благовоспитанный читатель ценит доступное. Скажи: "Мой дар убог" - и ты, возможно, будешь возвеличен. И впрямь: расчет поэта оправдался, и он почтён в какой-нибудь москве. Вот только что же делать с этой фразой, с моей наклонной фразой, с перебоем благословенным ритма, с этой лентой столь мебиусной предложенья, что не оторваться, и конца не видно ей, потому что ей конца не видно, - она в его несчастной голове промелькивает день и ночь, и следом еще одна... Нет, говорит, довольно. Когда-нибудь, когда ему помстится, что он забыл их, - он присвоит все. О, мой читатель промолчит, задобрен воистину его убогим даром, я тоже промолчу: мой труд прекрасный сам за себя способен постоять. Два-три штриха к портрету напоследок воришки: перед сном снимая маску, он долго в зеркало глядит и долго себе подмигивает, прижимая палец к губам, и говорит: "Тс-с-с! Пронесло". Потом поэту снится в несказанной москве, что он один на целом свете владелец книжицы моей и должен все время перепрятывать ее. И как-то она падает, раскрывшись на той странице, где отрывок этот как раз заканчивается: "Разврат нещедрости, - читает он, - и есть единственный разврат, и вот он, милый". РОМАНС Ах, как уютно, ах, как спиваться уютно. Тихо спиваться, совсем без скандала. Нет, не прилюдно, нет, ни за что не прилюдно. Истина, вот я! Что, милая, не ожидала? Ах, покосится, ах, этот мир покосится. Что там синеет, окно наряжая? Что-то из ситца, что-то такое из ситца. Небо - от Бога. Я вместе их воображаю. Ах, как не жалко, ах, как легко и не жалко! В петельке дыма, как будто в петлице, тает фиалка! Благоухает фиалка. Ах, закурив, улетаю к небеснейшей птице. Оскар с Марселем, Оскар летает с Марселем там темнооким, в цилиндре и с тростью. Тянет апрелем, искренним тянет апрелем, зеленоватой, едва завязавшейся гроздью. Взоры возвысьте, до небыванья возвысьте! Легкие, мы забрели в эти выси не из корысти, как птичьи не из корысти тельца пульсируют, птичьи, и рыбьи, и лисьи. Ах, виноградник, зрей, мой лиса-виноградник! Ведь тяжелит только то, что порочно. Огненный ратник, целься в счастливого, ратник, в легкого целься без устали, ласково, точно.