Эпизод из истории фольклористики
Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2002
В 1930—1950 годах в публикациях фольклористов, державшихся официальной точки зрения на основные вопросы теории фольклора и, несомненно, под влиянием доклада Горького на I съезде писателей в 1934 году принято было поносить «буржуазную фольклористику» за то, что она, в отличие от советской, зиждется на так называемой теории «аристократического происхождения фольклора». Если Горький в масштабе своего доклада, утверждая народное происхождение фольклора, был в основном прав, то вульгаризаторы, не читавшие, как правило, ничего из западно-европейской фольклористики, которую сплошь считали «буржуазной», понимали процесс генезиса фольклора в любых его слоях максимально упрощенно. Особенно популярным было поношение немецких фольклористов — Э. Гофманн-Краера, который действительно формулировал в качестве важнейшего тезиса «Das Volk produziert nicht, es reproduziert» (т. е. народ ничего не творит, он только повторяет) и Г. Науманна, считавшего, что фольклор это «Gesunkene Kulturgut» (т. е. сниженная, вульгаризированная культура).
Нередко к этим двум именам присоединялось имя Джона Мейера. В отличие от Э. Гофманн-Краера и Г. Науманна, его мало интересовало, создал ли ту или иную песню литератор, или она возникла в народной среде, важно было, что она распространялась в народе, стала «volkslдufig». Дж. Мейер организовал во Фрайбурге центральный Архив Песни, задача которого заключалась в накоплении вариантов песен, записанных в разных районах Германии, в немецких колониях других стран.
Заметим, кстати, что теория «рецепции» Дж. Мейера очень ясно демонстрирует, что жизнеспособные теории не измышляются теоретиками в процессе отвлеченных рассуждений, а всегда связаны с определенными особенностями культурной ситуации. Характерно в этом смысле то, что первым фольклорным сборником песен в Германии бы известный том, составленный романтиками А. Арнимом и К. Брентано «Волшебный рог мальчика» («Des Knaben Wunderhorn»), состоящий как из фольклорных, так и литературных по происхождению песен.
Усилия многих ученых, занимавшихся этим и подобным сборниками, были направлены на то, чтобы установить первоначального автора песен. Дж. Мейер, как уже говорилось, ставил перед собой совершенно иную задачу.
Среди многих филологических вопросов, которыми занимался В. М. Жирмунский, было изучение фольклора и этнографии немецких колонистов в России и на Украине, начатое им в первой половине 1920-х годов. В те же годы Дж. Мейер начал готовить к изданию свою серию «Немецкие песни и баллады». Есть основания предполагать, что Жирмунский не только стал переписываться, с Дж. Мейером, но и встретился с ним во время командировки в Германию в 1925 году. Экхард Ион, нынешний сотрудник фрайбургского Архива Песни, в докладе на Международной конференции, посвященной 110-летию со дня рождения В. М. Жирмунского, сообщил об обнаружении записи в гостевой книге Архива, из которой следует, что ученый там работал с 20 июня по 7 июля 1927 года. Жирмунский изучал методологические вопросы, кроме того, он поставлял для Дж. Мейера и запланированной им серии записи из немецких колоний в России.
Затем наступил 1933 год, и все связи советских и немецких ученых были прерваны. Следует отметить, что Дж. Мейер вел себя по отношению к нацистскому режиму и нацистской «науке» весьма независимо. Известно, что Геббельс обращался к нему с предложением ввести созданный им Архив в состав нацистской организации «Ahnenerbe» («Наследство предков»), но Мейер ответил решительным отказом: это его собственность, здание Архива на Зильберштрассе во Фрайбурге и фольклорный фонд были созданы на его деньги. Надо сказать, что у него имелся довольно хорошо обеспеченный тыл — отец его был миллионером и бургомистром Бремена, дядя — одним из владельцев океанского «Ллойда», обеспечивавшего перед войной океанское сообщение между Германией и США.
В 1939 году был заключен советско-германский пакт о ненападении. Воспользовавшись своеобразной официальной ситуацией, возникшей в это время, Дж. Мейер обратился с несколько наивным письмом в германское Министерство иностранных дел с просьбой разыскать в Ленинграде профессора Жирмунского и помочь наладить с ним связь. Ответ был получен достаточно резкий:
«Германское Посольство в Москве было готово передать Ваше письмо профессору Жирмунскому. Однако мы хотели бы обратить Ваше внимание на то, что, насколько нам известно, профессор Жирмунский не является особой арийского происхождения. Кроме того, нам необходимо было бы знать его имя и отчество, а также его возраст.
Дальнейшее решение этого вопроса я оставляю на Ваше усмотрение.
С наилучшими пожеланиями и Хайль Гитлер!
Остаюсь преданный Вам (подпись)».
Естественно, что ответ германского МИДа не мог удовлетворить Дж. Мейера. Он отправляет неизвестному «господину гехаймрату» (тайному советнику) второе письмо, в котором не может удержаться от явного раздражения: он объясняет нацисту, что наука к национализму отношения не имеет. После нескольких стереотипных фраз благодарности он пишет: «Имя Жирмунского — Виктор, отчества его я не знаю, так же как и возраста, — вероятно, ему лет пятьдесят», что было верно. Мейер решительно настаивал на восстановлении научных связей: «О неарийском происхождении профессора Жирмунского я не знал, но он делает необходимое дело, — писал он в заключение. — Евреи занимались тем же во многих странах, и это ничему не мешало (подпись)».
Дж. Мейер сумел заставить МИД нацистской Германии передать письмо по назначению. Отправленное 8 ноября 1940 года, оно дошло до адресата лишь 30 декабря — здесь наверняка действовала цензура весьма высокого ранга.
Можно представить себе удивление В. М. Жирмунского, когда письмо было им получено, ведь связи с учеными Германии были оборваны начисто. Он ответил:
«Глубокоуважаемый коллега!
Ваше письмо от 8 ноября я получил и благодарю Вас. Что касается моего собрания немецких песен, то в 1928—1929 годах Вы получили при посредстве Института Истории Искусств в Ленинграде наиболее важные баллады для Вашего фонда. После 1930 года записью народных песен я не занимался, поэтому едва ли располагаю чем-то для Вас новым. Изданные Вами тома немецких песен я изучил с большим интересом…».
Полной правды письмо Жирмунского, конечно, содержать не могло. Действительно, в 1940 году он немецкой фольклористикой уже не занимался, однако его коллекция песен, собранная в предыдущие годы, содержала еще многое из того, что могло бы Дж. Мейера заинтересовать, — по сообщению изучавшей этот архив Н. Д. Светозаровой, там имелось 47 папок, включающих 9597 документов на 10325 листах. Но посылать Дж. Мейеру неизвестные тому материалы В. М. Жирмунский не мог. Его ответ должен был закрыть тему и прекратить переписку.
Через несколько месяцев фашистская Германия напала на Советский Союз.