Биологические модели человеческих обществ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2002
Моделирование — один из самых распространенных и рациональных путей исследования предметов, явлений или процессов.
Уменьшенная модель самолета позволяет летчику иммитировать и отрабатывать элементы взлета, посадки или воздушного боя.
Меняя в модели мироздания масштаб времени, можно с определенной вероятностью представить, как происходили в прошлом недоступные нашему непосредственному восприятию слишком медленные (например, эволюция) или чрезвычайно быстрые («Большой взрыв») процессы. Таким же путем можно прогнозировать события, т.е. моделировать будущее.
При моделировании изменяют и измеряют параметры. Поэтому каждый предмет, явление или процесс можно смоделировать математически с использованием оценок величин, количественных отношений и пространственных форм безотносительно к тому, что при этом измеряют — физическое, химическое, биологическое или социальное.
Но выяснилось, что все не так просто. Когда-то, во времена торжества физики над лирикой, я, совсем молодой тогда биолог, некоторое время страдал комплексом неполноценности перед математикой, ведущей вперед физику, — так хотелось ее где-нибудь эффектно применить в своих биологических делах. Метания мои прекратили сами математики. Они меня убедили в том, что их наука движется постановкой задач, а как раз многообразная и разнообразная биология и ставит такие замысловатые задачи, которые просто так в голове возникнуть не могут, фантазии человеческой не хватает. Поэтому нужно смело зарываться в свои биологические проблемы.
Не стоит так уж уничижать роящиеся в голове построения — именно в мозгу на основе нашего опыта зарождаются логические модели. Однажды я пришел со своим конкретным биологическим материалом к коллеге по Зоологическому институту, математику А. А. Умнову. Суть дела заключалась вот в чем. Каждый год в первой половине июля, когда устанавливается теплая безветренная погода, у берегов Кандалакшского залива в Белом море всплывает со дна для размножения масса очень эффектных морских червей-нереид. Они зеленовато-голубого цвета, длиной до 30 сантиметров и толщиной в большой палец. Самцы и самки, покинув норки на дне, плавают у самой поверхности, выделяя половые продукты в воду. Тем самым увеличивается вероятность оплодотворения — это происходит не на сложном рельефе дна на разных глубинах, а, по сути, в одной плоскости. Но при этом черви становятся беззащитными перед хищниками. Рыбы — треска, зубатка, горбуша — перехватывают нереид в толще воды при всплывании, серебристые чайки схватывают их с поверхности.
Создается впечатление, что в начале и в конце периода их размножения почти все черви выедаются хищниками, а смысл краткого и мощного нереста нереид заключается в том, чтобы до предела накормить своими телами всех хищников, и только после этого их небольшой остаток получит гарантии оставить потомство. Как соблазнительно было описать это явление красивой формулой, тем более что явление «взрывного нереста» известно и для других животных — например, массовое всплывание тропических морских червей палоло. Враждующие между собой прибрежные племена папуасов объявляли на это время перемирие, чтобы всласть, без оглядок, насладиться лакомством. Или более известный нам лёт поденок — медленно парящие в прозрачном летнем воздухе, они легко доступны многочисленным видам насекомоядных птиц.
Реакция математика была неожиданной:
— Вы только что словами неплохо описали логическую модель явления. Математическая модель лучше не будет.
А я подумал, что ведь и художественная литература, которая держится на рожденных воображением образах и ситуациях, описанных словами, вся целиком есть демонстрация логических моделей. Выдуманный Печорин в выдуманных ситуациях ярче проявил черты людей эпохи, чем какой-нибудь конкретный, реально живший его современник.
Из всех типов систем или, как сказали бы раньше, форм движения материи самым сложным и разнообразным оказывается не их высший уровень — социальный, а более низкий — биологический. Наверное, причина здесь в том, что и биологические виды и человеческие общества саморазвиваются и эволюционируют по одним и тем же принципам, но живое эволюционирует миллиарды лет, а человеческое — лишь последние несколько миллионов.
В биологии общие принципы эволюции — это дарвиновская триада: наследственность, изменчивость и естественный отбор, которую недавно пришлось дополнить четвертым обязательным элементом. В Петербурге математики В. В. Меншуткин и В. Ф. Левченко создали на ЭВМ имитационную модель эволюции позвоночных от очень примитивного предка. За основу был взят архетип А. Н. Северцева — животное с невыраженным головным отделом, продольной хордой, лишенное позвонков и парных плавников. В машину ввели параметры времени (1 секунда соответствовала 50 000 лет) и упомянутой дарвиновской триады, но модель не развивалась, оставаясь неподвижной. Однако она заработала и стала производить разнообразие эволюционно продвинутых форм вплоть до аналогов классов современных позвоночных — костистых рыб, амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих, когда в нее ввели еще один обязательный элемент — мягкую (несмертельную) конкуренцию. Этот параметр подразумевает, в частности, способность организмов найти в критической ситуации какое-то убежище или внутренние резервные возможности, например адекватно отреагировать на стресс.
В эволюции общества мы найдем аналоги того, что нужно для эволюции биологической. Так, культура, традиционализм, консерватизм, конечно же, соответствуют наследственности.
Но только они одни в чистом виде никогда не бывают. Справа и слева от консервативной нормы существуют отклонения. Правый и левый экстремизм всегда в той или иной форме проявлялся во всех обществах, от самых примитивных первобытных до высокоразвитых современных цивилизаций. И это очевидный аналог биологической изменчивости. Подобно изменчивости (мутагенезу) экстремизм может нести эволюционно перспективные черты или, наоборот, препятствующие развитию.
А вот что происходит в популяциях мышей, наших меньших братьев по классу Млекопитающих. Хвостатых поместили в большую камеру, обеспечили всем необходимым, и стали за ними следить. В условиях полного комфорта мышки быстро расплодились, и их стало явно слишком много. И разительным образом стало меняться их поведение. Появились особи с разными отклонениями — агрессивные, инфантильные, с подавленными инстинктами самоохранения, с угнетенными или перевозбужденными сексуальными реакциями, далекие от обычной практической деятельности этого вида.
Ну, совсем как в нашей человеческой поп-культуре!
Отбор же в человеческих обществах, подобно отбору популяций биологических видов, осуществляется через отбор культур. Меня всегда поражало, как иная, казалось бы, сущая безделица способна дать преимущества одному роду-племени или отбросить на обочину истории другое.
В середине ХIХ века на Кольский полуостров с юга проникли коми-зыряне, и к концу этого века, благодаря прогрессивным деталям оленьей упряжки, практически все пришельцы стали богатеями, а аборигены саамы, тоже оленеводы, резко обеднели.
В послевоенные годы братья Вильяс-Боас в бассейне реки Шингу, притока Амазонки, на территории, почти равной территории Франции, обнаружили несколько племен, живущих на крайне низком уровне развития. Даже глиняную посуду умело производить лишь одно племя, причем самым примитивным способом — лепкой. Человеколюбивые христианские миссионеры сбросили с самолетов, казалось бы, самое необходимое этим людям — алюминиевую посуду. И началось страшное — взаимное истребление племен. Оказывается, единственное племя гончаров снабжало своими изделиями остальных обитателей страны при непременном условии — сохранения ими мира. Теперь, когда алюминиевая посуда стала доступна всем, соблюдать это условие стало не обязательно.
Очевидно, вся история человечества шла путем отбора культур — побеждала в войнах или мирно ассимилировала соседей та культура, которая обладала какими-то преимуществами.
Наконец, мягкая (несмертельная) конкуренция от детских ритуальных драк за дворовое лидерство до обязательных конкурсов при поступлении на учебу или работу буквально пронизывает все современное общество. А пресловутая рыночная конкуренция достаточно мягка, хотя бы для того, чтобы не истребить или не обобрать окончательно до нитки потенциального покупателя-потребителя.
Есть еще одно общее между живым и социальным. То и другое осуществляет активный обмен со средой, направленный на то, чтобы поддержать себя. Прекратится обмен веществ — организм умрет. Истощатся или исчезнут природные ресурсы, обеспечивающие жизнедеятельность людей и экономику, — распадется и погибнет человеческое общество.
Общие черты биологического и социального обеспечивают их адаптивность к меняющимся условиям, прогрессивное саморазвитие, эволюцию.
Но если человеческие общества и биологические виды развиваются по общим принципам, то нельзя ли попробовать социальное моделировать через живое. Попытка эта тем более соблазнительна и оправданна, что живое развивается на Земле во много раз дольше, чем существует на планете человек. В данном случае речь идет не о создании искусственной биологической модели, а об использовании того, что мы знаем из биологии для осторожной экстраполяции на процессы в человеческом обществе. Это значит пытаться строить логическую модель.
Из всех объектов биологии меня более всего восхищает многоклеточный организм. Возьмем далеко не самый простой из них — организм человека. Он состоит из сотен миллиардов клеток. Одних клеток мозга в несколько раз больше, чем сейчас живет на Земле людей, а связей между нервными клетками через многочисленные их отростки больше, чем у всего человечества, использующего для этого все способы и механизмы, включая Интернет.
За исключением эритроцитов, практически все наши клетки имеют ядро, в хромосомах которого записана вся программа развития именно этого конкретного организма — моего или вашего. Все эти клетки — потомки одной зиготы, итога слияния материнской яйцеклетки и отцовского сперматозоида. Ядра зиготы и возникших из нее клеток можно считать абсолютно идентичными. Именно поэтому возможно клонирование и овечки (вспомним Долли), и любого другого беспозвоночного или позвоночного организма, включая человека.
Но каждая клетка во взрослом организме заняла определенное ей место и выполняет конкретную функцию. Клетка роговицы служит тому, чтобы пропускать свет и защищать глаз от посторонних частиц. Отдельные клетки желудка служат только для того, чтобы вырабатывать простейшее химическое соединение — соляную кислоту, основу желудочного сока.
И при такой узкой специализации каждая клетка в ядре несет план строения и функционирования всего организма! Каждое ядро способно в точности воссоздать организм, из клетки которого оно взято!
Очевидно, в каждой клетке из всех записанных в ее ядре программ реализуется только малая их часть, причем в каждой группе клеток своя. Опыты биологов блестяще подтвердили тот факт, что большая часть наследственной программы в клетках находится в неактивном, репрессированном состоянии. Не напоминает ли подчеркнутый биологический термин нечто социальное из нашей сравнительно недалекой истории?
В конце XVIII века по заданию лордов адмиралтейства корабль «Баунти» должен был перевезти с острова Таити в британские владения в Вест-Индии саженцы хлебного дерева. Предполагалось, что плоды этого растения уменьшат расходы на питание чернокожих рабов на плантациях сахарного тростника. Взяв на борт ценный груз, корабль покинул Таити. Но вскоре экипаж взбунтовался и, высадив в открытом океане на небольшой шлюпке капитана Блая и часть верной ему команды, вернулся на неохотно покинутый райский остров. Затем, опасаясь появления в этом, уже тогда бойком месте карательной экспедиции, мятежники оставили приютившую их землю, прихватив с собой несколько таитянок. В океане они случайно нашли небольшой, незадолго до этого открытый, необитаемый островок Питкерн, высадились на него, сожгли корабль, чтобы он не привлек внимание случайно проходящего судна, и стали жить-поживать. Житье оказалось неспокойным. Смертельная битва за женщин и землю, подкрепленная ценной находкой — сырьем для самогоноварения, привела к тому, что из мятежников выжил единственный — Джон Адамс.
И он стал столпом мирной жизни. За всеми потомками бунтарей была закреплена земля. Под руководством Адамса они освоили некоторые ремесла, начала английской грамоты, даже изучали Библию. Когда спустя десятилетия на остров Питкерн высадились моряки проходившей мимо зверобойной шхуны, их встретила община темнокожих людей, поразительно похожих языком и образом жизни на англичан.
Это значит, что подобно тому, как клетка может породить клональный организм, так один человек может определить в общих чертах культуру человеческой общины. Той, из которой он сам вышел.
Удивительна целесообразность и согласованность действия клеток в многоклеточном организме. Все на своем месте. Все централизовано и подчинено общим сигналам. Каждая клетка делает все, что нужно целому организму, именно она осуществляет обмен веществ.
В. И. Вернадский обратил внимание на странную судьбу обязательного элемента нашего питания — поваренной соли, или хлористого натрия. Все, что в организм нормально вводится, выводится потом в ином, переработанном в процессе обмена веществ виде. Со вдохом входит кислород, с выдохом выделяется углекислый газ. Из съеденных белков, жиров и углеводов, после сложнейших преобразований продуктов их расщепления в тканях организма, в конце концов образуются продукты выделения, совсем другие по химическому составу. И только образующие поваренную соль ионы натрия и хлора входят в тело и выходят из него в том же виде, соотношениях и количестве. И при этом соль поваренная очень нужна организму. Недаром о самом существенном говорят — в этом соль.
А дело заключается в том, что все перемещения через оболочки-мембраны клеток самых разнообразных веществ, на чем, собственно, и держится обеспечивающий жизнь метаболизм, происходят почти исключительно в обмен на ионы натрия. Пропустил в одну сторону, допустим, в клетку кишечного эпителия, нужное количество сахара — в обратную сторону отдал определенное количество ионов натрия. И так почти со всем межклеточным транспортом веществ.
В нашем семейном хозяйстве чего только не планируем мы с зарплаты — и покупку продуктов и одежды, и оплату жилья и электроэнергии, и поход в парикмахерскую. И за все расплачиваемся деньгами, которые в наш кошелек входят, а потом из него выходят в том же количестве. Как поваренная соль в организме! Вот и биологическая модель экономики с ионами натрия в виде модели денег. Напомню, что модели этой по крайней мере миллиард лет.
Анализу можно подвергнуть организм в процессе его развития. Нервную систему мы воспринимаем как самую интимную, тщательно оберегаемую всем организмом его часть. Нервная система аналогична органам управления и связи в обществе, т. е. в совершенном организме она действительно нуждается в особой защите. Но у зародышей многоклеточных нервная система развивается из поверхностного слоя клеток — эктодермы, осуществляющей непосредственный контакт со всеми грубостями внешней среды. Участок эктодермы постепенно впячивается в виде желобка, желобок превращается в нервную трубку, трубка погружается в глубь тела. Самое нежное и требовательное возникло из самого закаленного в боях.
А вот картинки становления нашей государственности. Редко подолгу жили в своих стольных градах князья-основатели. Все больше по окраинам с дружинами скакали — то врага прогнать, то соседа или Константинополь пограбить. Одним словом, осуществляли прямую связь с внешним миром. Как-то незаметно, постепенно, сохраняя и укрепляя бразды правления, становились они изнеженными монархами. И наконец совсем скрывались за своего рода черепом — кремлевской стеной, окруженные особой заботой и защитой и обеспокоенные построением вертикали своей власти.
Когда-то я, восхищаясь целостностью и мудростью человеческого организма, считал его идеальной моделью общества, к жизни в котором меня готовило окружение. Любые неполадки в государстве так и тянуло объяснить отходом от норм многоклеточного организма. Неудачи в планировании, очковтирательство, фальшивые лозунги — казались отклонениями от идеальной схемы, найденной многоклеточным организмом. Если на руку упал уголек, не рапортуй мозгу, что все в порядке, — тогда ожог неминуем. Не надо клеткам печени перевыполнять план по производству желчи — это приведет к желтухе. Казалось, еще чуть-чуть продвинуться по правильному пути и идеальное общество — вот оно!
Но кто сказал, что наша роль в государстве-организме, где каждая особь-клетка живет по-коммунистически — производит по способности и потребляет по потребности, — будет завидной?
При производстве «по способности» центр, интересы целого определяют место и функцию элемента-клетки — они жестко закреплены, а те программы, которые не соответствуют этому регламенту, репрессированы. Вы лишь маленький винтик в механизме, ради которого и живете, которому с полной отдачей служите, ради которого готовы в нужный момент даже покончить с собой (у клетки это явление известно как апоптоз — самоликвидация в интересах организма по сигналу «свыше»).
Потребности тоже установлены центром ровно в таком объеме, чтобы выполнять заданную работу. У кого-то они должны быть побольше, у кого-то поменьше. Но к каждой клетке подходит кровеносный сосуд, чтобы доставить нужные вещества, и он же централизованно забирает отходы, перенося их для переработки клеткам почек или печени. Благодать! Функционируй себе!
Ну а что произойдет, если клетка разрепрессируется, проявит свободолюбие? Для организма это конечно же вредно. Собственно, именно это и есть причина онкологических заболеваний — клетка не признает запрета занимать другое место и производить другие продукты. И организм отвечает на неподчинение клетки общим целям включением мощных защитных механизмов. Иммунитет существует не столько против врага внешнего, микробной инфекции, сколько против врага внутреннего — переродившейся клетки собственного организма.
Одним словом, господа, сталинизм — это не выдумка одного злого гения или параноика. Принципы подавления применяются в живой природе многие сотни миллионов лет в виде правил многоклеточного организма. Но если общество пойдет по этому пути, оно должно быть готово к тому, что гарантированная работа и централизованное снабжение, гордость от служения великим общим целям всегда будут сопровождаться непрерывным контролем и готовностью к репрессиям со стороны силовых структур.
А вот другая биологическая модель — сообщество видов, или биоценоз. Представим себе зеленый лужок, этакую пастораль. Как много видов растений стремится занять место под солнцем, получить воду и удобрения, без чего их жизнь невозможна! А ведь нужно отцвести и оставить потомство. Здесь никакого равенства. Кому-то повезло больше, кому-то меньше. Вот семечко этого колокольчика попало в хорошее место и произвело цветков на целый букет. А этот бедняга едва единственный цветок выгнал. Лопух кого-то затенил, пырей до кого-то дотянулся корнями и стал перехватывать растворы солей.
А сами зеленые растения — главный ресурс растительноядных организмов, птиц, парно- и непарнокопытных зверей, мириадов насекомых. Для хищников ресурс — мясо. Для кого-то — чьи-то фекалии. В каждом круге идет свободная борьба за ресурсы. Неравенство, риск. Дикий рынок!
Правда, не всегда он такой уж дикий. Смертельная борьба особенно характерна для недавних отношений видов, молодых биоценозов. Есть даже правило — чем моложе в эволюционном отношении инфекция (это — проявление простейшего сообщества паразит-хозяин), тем более она летальна. Объяснение простое — паразит не может быть заинтересован в смерти хозяина. Он таким образом уничтожает свои ресурсы, и отбор будет работать против этого. Чумной микроб обрушился на человечество сравнительно недавно — в VI веке нашей эры. И, как считают, уничтожил за 50 лет около 100 миллионов людей — едва не всех живших в то время. Вирус СПИДа связал свою судьбу с человеком всего около полувека назад и стал его смертельным врагом. А вот давние обитатели нашего кишечника, специфические микробы, не только не приносят вреда, но оказываются полезными. За уютную среду они расплачиваются производством ценных для человека веществ, вплоть до некоторых витаминов. И если эти микробы будут истреблены (как это иногда бывает при применении антибиотиков), люди будут страдать от дисбактериоза, вызванного их отсутствием.
Очевидно, в зрелых биоценозах многие отношения построены на компромиссах. Один из них — смена цветущих растений на той же лужайке: сначала идут весенние первоцветы, потом раннелетние, а там что-то цветет в разгар июля. Растения и грибы обмениваются под землей нужными выделениями на основе сообщества-микоризы. Здесь же идет и поиск союзников-компаньонов. Подорожнику на пользу, когда вы наступите на него сапогом — он сам выдержит, а конкуренты-соседи нет. Клеверу нужен для опыления шмель, и он его привлекает нектаром цветков. В интересах популяции-фирмы идет торговля продукцией — репейник или череда расплачиваются своей зеленой массой за возможность прицепить семена к шкуре пасущихся животных. Любимым нами ягодам нужно только одно — чтобы мы, их съев, подольше не уходили из леса, забыв про удобства городских туалетов.
Каждый по мере своих способностей и возможностей производит нечто нужное другому и в своих интересах другим это предлагает. Свободный рынок!
Таким образом, принципы организма — это как бы принципы закрытого общества — коммунизма с неизбежным тоталитаризмом, а принципы биоценоза — соответствуют представлениям о капитализме с его свободным и рискованным рынком. И тому, что нас ждет на том или ином пути, может помочь анализ конкретных биологических ситуаций в качестве моделей.
Во всяком случае, очевидно, что, избрав путь совершенного тоталитаризма, мы выбираем не только гарантированное обеспечение индивидуумов, но и их абсолютную несвободу с равенством на фиксированном уровне и обязательным репрессивным аппаратом над собой. Путь совершенного капитализма означает полную свободу выбора, активный индивидуальный поиск ресурсов и рынка, риск, постоянную напряженность отношений, а также быстроту обратных связей и неравномерное вознаграждение личных усилий.
В каждом из этих путей есть плюсы и минусы. Но два пути развития общества принципиально отличаются от правил организма и биоценоза относительной свободой выбора. Есть много философских школ, так утверждающих. Но понятнее всего современным россиянам эту мысль выразил недавно А. Б. Чубайс:
«В 1996 году у нас был выбор между бандитским капитализмом и приходом коммунистов к власти. Я выбрал бандитский капитализм». (Цит. по: Новая газета, № 35(678), 24—27 мая 2001).
Исторически принципы биоценоза возникли много раньше принципов многоклеточного организма. Самые первые живые существа, безусловно доклеточные или одноклеточные, лишенные ядра, не могли выжить без взаимодействия с внешней средой и друг с другом. Величайшей революцией в живом мире было появление одноклеточного организма, снабженного ядром. По современным данным, это стало возможным на основе теснейшего взаимодействия между примитивными клетками бактерий и синезеленых. Для нас важно понять, что одноклеточный ядерный организм, предтеча многоклеточного (о котором мы много говорили), возник из примитивного биоценоза путем уступок и удовлетворения взаимных «интересов» ранее независимых элементов. Да и образование многоклеточного организма из предшествующей колонии клональных клеток тоже можно представить себе как компромисс независимых элементов в интересах целого, так как им нужно было в интересах объединения поступиться свободой и признать очевидную при этом дискриминацию.
Очевидно, что такое становление организма из сообщества (разных организмов или клона) происходило исключительно редко, трудно, постепенным преодолением противоречий между элементами по мере их интеграции.
А тоталитарные режимы приходили к власти почти исключительно путем стремительных переворотов, большей частью кровавых и бескомпромиссных. Не потому ли их крайности так отвратительны, а сами они эфемерны?
Автор испытывает некий дискомфорт. С одной стороны, ему не удается скрыть преклонения перед мудрым и эффектным устройством многоклеточного организма, с другой стороны, ему ненавистны тоталитарные диктатуры. С одной стороны, вызывают уважение и даже зависть успехи экономики и общественного устройства Запада, с другой стороны, все чаще приходит осознание, что наша Россия потеряла нечто хорошее из того, чего на Западе нет и не предвидится.
А может быть, раз уж у людей есть свобода воли, следует двигаться по пути конвергенции двух социальных систем, о чем писал А. Д. Сахаров? К открытому обществу при осознанных, адекватных и эффективных законах?
Когда со всем тем, что вы только что прочитали, я ознакомил своего внука, дипломированного биолога и активного православного священника, он сказал:
— Дед, а ты забыл про глобализацию…
И мы с о. Александром предположили, что моделью идеального глобализованного общества, вероятно, опять будет организм многоклеточного. Будут централизованные каналы оперативного снабжения в виде Макдоналдса или поставок гуманитарных грузов. Будет единый центр ядерных отходов — в России. Нефти будет добываться сколько потребует единый центр, и она будет продаваться по единой согласованной цене. Финансовая политика будет формироваться в одном центре (а может быть, так происходит уже сейчас?). Врагов внешних не останется (прилет пришельцев проблематичен); все враги — только внутренние.
Значит, неизбежно мощнейшее идеологическое и административное обеспечение такого единства, аналог центральной нервной системы многоклеточного? И неизбежен мощнейший репрессивный аппарат — аналог иммунитета? Все это пока в зародыше — в виде так раздражающих международных финансовых фондов и в виде международных антитеррористических акций.