Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2002
* * * Снег - сам себе источник света. Он - прошлая листва, рассыпчатое лето, В нем водяные замерли уста, И, как в гробу хрустальном, все цвета Ревниво заперты, но целы. Снег не разделит нас, он - продолженье тела, Движенья, призрачная цель Творенья. Роза белая - метель, Смотри, колышется над нами, И ветер - червь - впивается в нее, Рвет сердце ей... - Возьми ее руками, Вдохни ее густое забытье. Смотри, как лепестки ее упруги, Шипы воздушны и остры, Обнимешь - через сомкнутые руки Со стоном продираются миры. Снег - продолженье тел - из ледяной коры Своей - самоубийственный прорыв К игре частиц, снег - продолженье звука - Сквозь фугу - вверх - до тишины... Ты не пришел сегодня - что ж, не нужно: Став тенью снежной, плотью вьюжной, Касанья губ - особенно нежны. * * * Чем настойчивей рвется в окно пурга, Тем теплее губы, прочней рука Заключает плечи в кольцо, и тем Невозможней дрожь отделить от тел, Как от пламени отличить дрова, Тем сильнее откинута голова, Тем больнее жжешься - едва коснись, Тем быстрей качаешься - вверх и вниз. И лежит под нами в гробу Нева, Свесив в море белые рукава, И стоит укоризненно за спиной Город с белыми крыльями за спиной. * * * Сосульки, бирюльки, игрушки зимы, А хвоя - из бронзы. А сами - из снега усталого мы - Попробуй дотронься - И бренная, бледная, бедная плоть Рассыплется тут же. Лепил же кого-то не наспех Господь, Сжимая потуже В ладонях, дыханьем горячим крепя, Для долгого века, Из прочной земли, - а меня и тебя - Из снега, из снега. Всего-то осталось - январь и февраль. Уж ветер над вербой - Смотри - голубое окошко прорвал. Я первой, я первой Хочу устремиться, услышав отбой, К дороге - потоком, Истаявшим сердцем сливаясь с тобой, Истаявшим оком. Над нами воздвигнутся птичьи кресты. Ни тайной, ни внешней Не станет преград - как для всякой воды, Тем более вешней. * * * Клочками торчит из-под снега сухая трава. И альфа зимы - и омега ее естества - Взлетает на воздух поземки сухой порошок, До кончиков острых кустов не достав на вершок. Пустые канистры, и шины, и трубы - мелком Помечены, быстро в них сумерки льют молоко, И граф Калиостро склонён, торопливо чертя Васильевский остров, проигранный в карты чертям, Покрытый коростой, как нищий у входа в метро, В разверстые версты залива, и рваной мездрой Потертого сада, как шапкой, прикрыв синяки, - Не надо, не надо - здесь, главное, тени легки, Как, впрочем, повсюду - и там, за змеею моста Гремучей... не буду: ты слишком сегодня устал. Друг к другу во мгле этой мутной приникнув с тобой, Забудем давай на минуту - зачем этот бой На башне, и флюгера скрежет, и ангельских крыл Движенья - все реже и реже, и веки мокры, Зачем мы так страшно продрогли, и колотый лед Кусками лежит на дороге, и снег все идет, Отпущен по смете, и краны стоят у реки, И жизнь - ради смерти, как ради последней строки. * * * Не всякая песня, как эта, поется с конца - Хватило б дыханья, авось и начало найдется. Смотри, как снега посерели и спали с лица, И мох проступил на канаве - как будто гонца B намокшем вельвете заслало нездешнее солнце. Позволь мне допеть - не о времени и о тебе, Которых всегда не хватает, - о снеге, о снеге, О ветре сыром, о вороне, по скользкой тропе Идущей уверенно, как мусульманин из Мекки, О душах деревьев, дрожащих на самом краю, Мороза глотнув и забыв об утраченной плоти. Позволь мне смотреть, как на пламя, на руку твою, Застряв, словно древний кочевник, на плачущей ноте. * * * На ощупь крадется вода под мостами И вдруг замирает - живое блистанье Меняя на мертвое. Тени на стенах - Как кровь голубая в невидимых венах. Деревья не срублены по недосмотру. Зеркальные окна, вошедшие в моду, Как в прежнюю воду, косые ступени - Из твердой волны не исторгнут ни пени, Ни дрожи, ни блика, не станут причиной Того отраженья, что неотличимо От мысли. Рассеянный эркер, прохожий Фасад, на котором зеленая кожа Пошла пузырями, и облачко пыли Нездешней, морозной - и тросточка шпиля Внезапно заброшена вверх, за пределы, Где нет ни Фонтанки, ни времени, - тело Усталое смертную ищет сорочку, Как стихотворенье - последнюю строчку. * * * Снег, принявший ангельский облик, Крыльями машет, небесный качает кораблик И мелькает спицею золотой - Словно не был водой, Так любившею грохот оргий На железной крыше, над чердачной каморкой, Принимая любую форму, вертясь волчком... В белой рубахе, на площади, босиком, Позабыв былые свои ужимки, Капля в монашестве принимает имя снежинки. * * * Смерть похожа на оттепель - видишь, как тают тела - Точно лед под мостом вытекает из трещинки, ранки, Под копытом, взбивающим воздух, пока удила Не порвали губу, - растворясь в ядовитой Фонтанке. Смерть похожа на сумерки - видишь, как тело в мираж Превращается к ночи - оглохшей зимующей яхтой, Привалившейся к берегу, скинувшей весь такелаж, Как сухую листву, позабывшей о парусе. Так-то И от нас не останется утром почти ничего - Ни улыбки, ни родинки, ни позвонка, ни колена, Ни зрачка-поплавка на поверхности радужных вод, - Видишь, все это временно, только объятье нетленно: Точно обруч сжимает бочонок - не вылить вино, Точно стебель вздымается вверх - не рассыпаться розе. Лишь объятье - та вечная форма, в которой дано Неподатливой плоти отлиться - вернее, чем в бронзе. * * * Жало оттепели впивается в снег, Саранча капели обгладывает сугробы, Прорывая ходы в свалявшемся их руне, Серый яд воды под кожу стремится, чтобы, Подогнув колени, падали их стада Посреди дороги, смердели сырые туши Льдин распухших. Вода, вода, Ветер, ветер, черную песнь поющий. Среди казней египетских оттепель - горше всех: Башмаки и легкие влага сжирает нагло, Даже ангелам не расправить вверх Крылья, раскисшие, как бумага. Поскорее выпьем глоток - посреди чумы. Перед тем как рассыпаться, коченея, - Прикоснемся друг к другу: могучая плоть зимы Надломилась - неужто наша с тобой прочнее?