Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2002
* * * Д. Д. Счет потерян бедам и невзгодам, и желаньям - радостно любить… Вот, живем несчастливо. Да что там, я и сам несчастлив, может быть, в этой жизни, суженной до точки, где печаль с печалью сведена неуменьем жить поодиночке, расплатиться, ввериться сполна. Вот и невозможно поделиться мыслями и чувствами. Зачем слышать голоса и видеть лица, если можно быть и не стыдиться… В этом смысле - безразлично чем. * * * Вновь весна. Растаяли сугробы; весело, противно и тепло. Из-под снега выпирают скобы, арматура, мусор и стекло, - я не знаю, что мне сделать, чтобы время стало, время не текло!.. Теплый день; и слабый свет - неярок, легок, тонок, тонет, как ледок… Хорошо, что в мыслях беспорядок, в мире хаос, в сердце холодок; в серых скверах, в полумраке арок тайно тает мартовский денек. И теперь, ни жалости, ни скуки не стыдясь, с неявною тоской превращаться в голоса и звуки, в жаркий воздух, в грохот городской мне не страшно, смерти нет, разлуки нет, лишь блики, крики чаек над рекой. * * * Над больничной крышей, то и дело в жирный разворачиваясь жгут и сжимаясь хищно, то темнело, то желтело несколько минут небо, мутноватой пеленою покрывалось, розовой волной разлеталось и потом сплошною оглушенной стало тишиной; cквозь нее, раздетого и злого, вместе с койкой в воздух голубой унесло, но - цок! - секунда. Снова радостно и страшно быть собой. * * * Ночной ресторанчик - аквариум, где есть то, что для радости нужно, зеленая рыбка мерцает в воде, касается спинкой жемчужной стекла и любуется втайне собой и правит свое отраженье в стекле, - ей так нравится дым голубой над ней, колебанья, движенья воды, что качает ее, унося, а впрочем - не двигая с места, лиловую, плавную, легкую. Вся она - вроде воздуха, жеста бесшумного, вроде одной из теней подземно-подводных - сквозная… Снаружи стою… и продолжить о ней хочу… Только как - я не знаю… * * * Вечер, ветер… без конца, без края ночь и тьма, и тишина - ничто… Нужно спать, но, жалуясь, вздыхая, шепчешь что-то, неизвестно что… Темный, теплый ночью на исходе лета - тускл люминесцентный свет на стекле… И шепчешь что-то вроде: "Я бы мог, наверное…" Да нет… Глубже, глубже под подушку, глубже - телом всем горячим, с головой укрываясь, тише… Всё - не нужно, невозможно… нежно, боже мой… * * * Б. Р. Минорно-траурная нота, один мотивчик в сонме лир: жил, приезжал - и вот с чего-то в иной переместился мир вдруг, лет на тридцать раньше срока, допив горчившее вино… Скорее глупо, чем жестоко, а, впрочем, страшно все равно. Лети открыто в царство смысла, навстречу звездному лучу. Не скажешь: Бог, прости Бориса, но я, мне кажется, шепчу как раз вот это, - суетливый, ненужный вспомнив разговор в "Звезде"… Лети, лихой, счастливый, лети в раскрывшийся простор, забыв обидное, земное, с заветной музыкой в груди. Пусть тьма сомкнется за спиною, не впереди. * * * Где-то я читал: растет тревога к ночи, и не надо, ради бога, лишних подтверждений, вижу, как от окна, вдоль стенки, до порога розовым изнизан полумрак пламенем, и, в силу превращений и слияний золотой осенней тьмы со светом гаснущего дня, тонут тени, лица, помещений очертанья, в фонарях огня мало - слабо светятся снаружи… Бой часов из непомерной стужи, бой часов… И словно пронесли свечку… Черен, черен снег, а лужи в синей-синей, в голубой пыли.