Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2002
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО Hеучтенное чувство шестое Так настойчиво жжет и томит, Словно сбросить овчину покоя С задубевшей души норовит, Соревнуется с ветром небесным, В пыль разнесшим тела облаков, Собирает по рощам окрестным Свой эфирный, надмирный улов И, спускаясь все ниже и ближе К веткам, травам, влетая в окно, Потаенными знаньями дышит И смущает, и дразнит оно. Тень с карниза слетающих капель И сорящая шишками ель Могут весть передать, словно кабель, - Если ждешь, - из нездешних земель; Как ни странно, полезен агрессор, Невозможно без воли добро, Чем-то схож обнищавший профессор С похоронного клерком бюро. Что-то есть, друг Гораций, - локатор, Уловитель какой-то, прибор, Осветитель, суфлер, провокатор Тайных сил и за ними надзор. Сторонясь журналистов-всезнаек, Бодрячков, что всегда начеку, Я не вымышленную, прозаик, Отличу от поддельной тоску. Что мне хитрости постмодерниста - Подростковый, драчливый досуг, - Если слышу и чувствую чистый Старой прозы отзывчивый звук? Оттого, что она достоверна, Пепперштейн, оттого и чиста, И Юдифь с головой Олоферна В роли символа - вам не чета. * * * А это и был, между прочим, тот легкий роман, Который и вчуже претит, - я к нему не способна. О, сколь мне милей и понятнее мученик Сван! Любовь - как болезнь, даже счастье мученью подобно. Но тот птицелов, тот недолгий, далекий герой Был так предприимчив, так мил, так пленительно-весел, И так не на шутку заботливо-нежен порой, Что я засмотрелась, а он свои сети развесил. И я неизменно на зов отзывалась, смеясь, Приятно побыть не собою - какой-нибудь птицей, Стрекозкой... Неужто клише "мимолетная связь", Лишенное смысла, в реальность могло воплотиться? Забыть, о, хотя бы на время, не помнить себя! Не думать, не спрашивать, плыть, куда сносит теченье, Шутить и смеяться, курчавую прядь теребя, А жизнь пусть за дверью стоит, тренирует терпенье. Со мной это было? В другом измеренье, со мной. Спасибо, прости, золотая беспечность без края! Та легкость нет-нет да и вспомнится долгой зимой, Мигнет вдалеке маскарадная шкурка чужая. * * * И возразил с улыбкой собеседник: "Зачем мне лицезреть все эти пятна - Измазанный на миссис Уайт передник И на лице - веснушки? Мне приятно Воображаемое видеть... бантик... Ах, это брошка? - разница какая! Очки все только портят! Я романтик!" Душа романтика - как крот, слепая, И, дорожа своей мечтой ребячьей, В поэты записать себя готова, Не ощущая грустной недостачи, Не видя мир, не осязая слова. ПОРТРЕТ А Мусоргский - репинский тот знаменитый портрет - Казался мне в детстве чудесным явленьем Из взрослого мира чужого и чуждого, свет Печали не выглядел предупрежденьем. И ряской беды заболоченный горестный взгляд Нездешней заботою был озабочен; Он мне намекал, что напрасно здесь ждут и хотят Награды, - чтоб я обольщалась не очень. И был он вместилищем мысли и символом мук, Был голосом трезвой тоски и рассудка, "И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, - Твердил он как будто бы, - глупая шутка". Но дымчатый мягкий халат говорил о другом. И дымка печали сама, под секретом, Внушала горячим и страстным, как луч, языком: Вниманье волненьем должно быть согрето. С холодным? О нет! Лишь горячее, только тогда Проступит мелодия в речи нехитрой, И музыка нас обоймет, и отступит беда, И смысл прояснится, как цвет на палитре. К ДРУГУ НЕСТИХОТВОРЦУ Не увидеть нельзя, - в "Разговоре о Данте" сказал Мандельштам, - что герой неуверен, неловок; Не вмешайся Виргилий - и был бы, пожалуй, скандал Неизбежен без принятых мер и уловок. То, что мы принимаем за "имидж", - его капюшон, Его профиль орлиный, пугающий - это Тенью было пугливой, - сражался мучительно он За признание в мире, достоинство, место поэта. Не услышать нельзя эту смуту его, как болезнь, Беспокойную (в тексте об этом ни слова!), Часто пишется казнь, а читается правильно - песнь, Понимание наше к подсказке должно быть готово. Что же ты, стиховед, тебе стан стихотворный - чужой, Если в нем возникающий смысла приварок Ты не в силах связать с чудной формой - строкой стиховой И невнятным звучаньем кифары. Неразборчивый призвук и есть, как сказал Мандельштам, - Поэтический смысл - горсть песка в пересказе. Ты не слышишь его? Так не ври, так не вкручивай нам И бросай рассужденья на первой же фразе! * * * Что может сообщить безвольный шнур, Жгутом свернувшись рядом с телефоном, Когда тот нем и неподвижно-хмур? Но, видишь, служит вещь как бы перроном, Вокзалом, пристанью, с которой тьмы Неясных мыслей плещутся навстречу, И ловим их полуночные мы, Ведущие запутанные речи. Вот так же - помнишь? - видел Годунов- Чердынцев, говоря по телефону, Далекий полустанок русский, снов Забытый призрак, придающий фону Беседы странный колорит, и я Запомнила, как тень шнура на стенке Ему нарисовала муравья... О, смыслов приблудившихся оттенки! Их доставляет нам подспудный слух И осязание, и боковое зренье, Взволнованный их шевеленьем дух Включает в дело мысль, воображенье, И рифмы легкие навстречу им бегут, Затем что множественно, многопланно Мышление поэта - мысль и тут, И там одновременно (симультанно!). * * * Что-то помню, что ведомо этим цветочным головкам. Только что?.. И закрученным кольцами узеньким листьям. О пришельцы! Увы, переводится трудно, неловко Ваша весть грубоватым умом, от него и зависим. Не пробиться к невинным намекам таинственно-мглистым! Надо знать, что доступно изветливой мысли поэта, Что - закрыто, и требует кисти, в "Далеком и близком", Между прочим, у Репина правильно сказано это. Этот жалобный памяти звук - лишь для сердца приманка, А никак не прибежище истин, согласно Платону. Разве истина есть? Если есть, то она - иностранка, Потеряла билет, вот и мечется вдоль по перрону. И когда припадаем к пахучим и милым их суммам, - Попадаем в иные обители одновременно, И в обход рассуждений, назло всем речам многодумным, Недоступное разуму вводится в нас внутривенно. * * * Разве полное счастье бывает Хоть когда-нибудь? Вечно чуть-чуть Неустойчивого не хватает, Расползающегося, как ртуть. Ах, оно - лишь намек, обещанье, Недоступная, может быть, снасть Вечной жизни, недаром гаданье - Даже цезарей участь и страсть. И посмертного счастья крупицы Не должна разбазарить душа. Вижу, как норовит прицепиться К ней бездарность - В. Т. и В. Ш. И В. С., и М. З... Сколько было Безошибочно взявших твой след! Как на силу находится сила У тебя? У меня ее нет. О, трепать бы травинок метелки, Золотое мгновенье ценя, Забывая о завтрашнем долге И печалях вчерашнего дня... И в конце концов, все неудачи - Счастью жадному мелкая дань, - Так цветами сорит шторы дачной, Трепеща, шелковистая ткань!