ВИКТОР КРИВУЛИН
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2001
ВИКТОР КРИВУЛИН ИЗ СТИХОВ ПОСЛЕДНЕГО ГОДА
СТИХИ ПОСЛЕ СТИХОВ
Стихи после стихов и на стихи похожи
и не похожи на стихи
от них исходит запах тертой кожи
нагретого металла — ну так что жеи вовсе не писать? Подохнешь от тоски!
Поставят камень с надписью: «Прохожий,
остановись у гробовой доски,
она гнилая вся, и к обращенью «Боже»ни крепкой рифмы нет, ни мастерской руки
ни рта раскрытого — прикрой хотя бы веки».
Вдали шумят чеченцы и ацтекиа здесь бело и тихо, как в аптеке —
то звякнут о прилавок пузырьки,
то выскользнет монетка и покатитпо кафелю — куда?! Легла себе орлом
в углу где слава где победный гром
гремит в стихах и кстати и некстати
МИЛЛЕНИУМ НА ПЕРЕСМЕНКЕТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
1. ХОТЬ БЫ КТО
2. ХОТЬ БЫ КТО-НИБУДЬ
3. ХОТЬ БЫ КТО-НИБУДЬ ХОРОШИЙВИД НА РОДНОЕ СЕЛО
садись придурок на пригорок
пиши придурок пеизаж
родной деревни Кьеркегорок
где после хая и разборок
царят хаос и раскардашсажусь пишу читаю канта
малинового. На штанах
пузырится, пестрит ландкарта —
штандарты царские, сплошная пропаганда
приватной жизни в четырех стенахпри вате женщины, мужчины при оружьи
и все твердят прощай прощай прощай
село родимое икра моя белужья
когда-то осетровый край
ОКОЛО
Около Куоккалы
не летают соколы:
сколько бы ни звали их —
не живут в развалинах,
где лягушка квакала,
где сова аукала…Ничего высокого —
ни звезды, ни сталина.
И кому Куоккала? —
кошка промяукала, —
и зачем Куоккала,
если нету пугалани вокруг ни около?
СТОЛИЧНЫЙ ДИСКУРСбоюсь я: барт и деррида
не понаделали б вреда
они совсем не в то играют
что мне диктует мой backgroundно михалков-маршак-барто —
вот наше подлинное то
откуда лезут руки-ноги
киногерои недобогичто ж получается в итоге
что весь новомосковский стеб
не гвоздь в иноязычный гробне ключик найденный в дороге
а мальчик тронутый убогий
от папы-адмирала в лобза слово «скважина» когда-то схлопотавший
и ставший старше
ТЕКСТТекст говоривший мне: умри! —
Так тяжело теперь, так жалко умирает
А я живу еще. Я у него внутри
Живу и радуюсь — пока редактор правит,
Заглядывая в словари,
Нас не уравненных со Словом
Ни в пораженьи ни в правах…Текст, притворявшийся готовым,
Законченным, на головах
Покоящимся до скончанья века, —
Теперь поплыл. На берегах его
Что ни руины — то библиотека
Что ни жилище — пусто, никогоНарод сбежал за бессловесным хлебом
За горизонт где сходится земля —
Пускай не с тем, седьмым, последним небом —
Но с чем-то вроде задника на сцене:
Аляповато-яркая заря
Холодные косые тени…
Зато накормят и не спросят ни рубляНи даже полкопеечной цитаты
Из текста умирающего в нас
Как безымянные солдаты —
Под легкий веселящий газ
ОДЁЖНЫЙ ЛАЗАРЬвещи нужные в хозяйстве
нелюбимые — но терпим
телевизор ли глазастый
чеховское ли — Ich sterbe! —
выражение у кресла
на интеллигентной спинке
где повис пиджак воскреслый
после чистки и починкивсе вокруг меня как лазарь
возвращаемый насильно
к жизни к тусклым пересказам
некой паузы тактильной —вышел вон из тьмы родильной
в безначальный плеоназм
тих, белес, неузнаваем
ни к чему не применим —
словом, то что называем
воскресением своим
ТРУБА И БАРАБАНнам — труба труба а им — по барабану
лишь придурочная скрипка на отлете
развалила умоляюще футляр
мелочь-музыка она и нищим по карману
и не славы ищет но простых мелодий
господа-товарищи вы здесь не на работе
здесь Воскресная халява Божий дар
царство Духа изводимого из плоти
СЛОВА СЛОВАи стали русские слова
как тополя зимой
черней земли в отвалах рва
во рту у тьмы самоймеж ними слякотно гулять
их зябко повторять
дорогой от метро домой
сквозь синтаксис хромой
БЕЛЫЙ ПЕПЕЛ
дела Твои, Господи, как не твои
Белый пепел поет на своем бельканто
Петел белый звенит
И не жалко слушателей но музыканта
жаль за то что закатанные в зенитпусты глаза его той пустотою
какая воспроизводит себя каждый вечер после семи
исключая субботы и среды, время простоя
зону отдыха Бога семьиВ эти редкие дни он едва не библейский плотник
или столяр евангельский, что прилаживает столешницу в том саду
где опустится вечер любви на вопленье больных животных
на едва ли кому-либо слышимое: «Иду!»Хозяин торопит — гости уже на подходе
Слезятся доски стола смолянистой слезой
А вино затевает речь о своем урожайном годе
оно в кувшинах густеет как воздух перед грозойно не для него. Предстоит окончанье работы
и в театре служебный подъезд
и в буфете булочки с кремом приторные до рвотыВкус обыденной жизни радующий кого-то
но совсем не его Он как пятница средь воскресенья
в оркестровой пропасти — в пепле который поет
ПРОМЕТЕЙ РАСКОВАННЫЙна своем на языке собачьем
то ли радуемся то ли плачем —
кто нас, толерантных, разберет
разнесет по датам, по задачам
и по мэйлу пустит, прикрепив аттачем,
во всемирный оборотзимний путь какой-то путин паутина
мухи высохшее тельце пародийно —
в сущности она и есть орел,
на курящуюся печень Прометея
спущенный с небес, — и от кровей пьянея
в горних видах откровение обрелоттащите птицу от живого человека!
пусть он полусъеденный пусть лает как собака —
нету у него иного языка!
летом сани а зимой телега
но всегда — ущельем да по дну оврага
с немцем шубертом заместо ямщикапуть кремнистый, путь во мрак из мрака
в далеко — издалека
ЛЮТЕРАНИН
еврейский юноша крещенный в лютеранство
и врать не ученный и с детством не в ладах
зачем тебе литературное тиранство
роль пищей совести при вечных господах?откуда эта спесь игра в аристократа
все красная да черная икра
азовских осетров разделанных когда-то
на царском пире Первого Петра?для европейского приталенного платья
вертлявый чересчур и чувственный — и вдруг
он ослеплен, как Савл, он восклицает: братья!обнимемся, восплачем образуем
всечеловеческий мильоннолицый круг
под Шиллеровым рататуем!
В ДЕНЬ КСЕНИИ-ВЕСНОУКАЗАТЕЛЬНИЦЫО, весна без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
А.Б.
Время тмится на часах без циферблата.
Вот уже и первая седмица
Февраля, и пленного солдата
Вывели менять на пойманную птицу
На диковинную птицу-адвоката —
И не спрашивают, нужен ли защитник?
Время тлеет на часах без циферблата,
И хрипит их рация, пищит их
Частота, нечистая от мата…
А весна — весна мне только мстится!
Без конца блок-по╢сты, и без края
Вечная мечта — растаять, раствориться,
отлететь, резвяся и играя,
в даль безвременья, в надмирные станицы
в бой часов без циферблата
ПИСЬМО НА ДЕРЕВНЮне казали б нам больше казаков рычащих: «РРРоссия!»
утрояющих «Р» в наказание свету всему
за обиды за крови за прежние крымы в дыму…бэтээр запряженный зарею — куда он? к чему? —
на дымящейся чешет резине
тащит рубчатый след за холмыи для раненой почвы одна только анестезия —
расстоянье доступное разве письму
в молоко, на деревню, в туман поедающий домы
МИР БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ БОЛЬШИМ
больше не будет большим
весь этот белый свет
вот соберемся решим
что вообще его нетчто он переполнен готов
да и в окнах одна духота
хорошо хоть разных цветов
цитируемая в никудаиз ниоткуда. Свист
над микрофоном. Речь
Всяк человек артистсоком ему истечь
клюквенным не сказав
в сущности ничегожалко да не его
он-то совсем не прав
слева ему и лечьк темной славе спиной —
косточкой теменной
чувствуя: не убечь
ПОДСОЛНУХИПодсолнухи Ван Гог Опять аукцион
я список лотов дочитал до середины
и вышел вон
из недокупленной надышанной картиныНо за стеклянной дверью на балкон
еще трудней дышать — они соорудили
индустриальный вид со всех сторон
бесплатный, видимо, однако обратимыйв бумаги ценные где вновь изображен
все тот же издыхающий подсолнух
за жизнь цепляется, за воздух за газонтолпой подростков полусонных
когда-то вытоптанный — кто из них на зонах
кто в бизнесе кто выслан как Назонв Тавриду хладную в Румынию больную
БЕЛЕЕ СВЕТАна всех растерянности хватит
добра с довершьем
ну да, мы прожили некстати
где центр где стержень
не ведая но веря глухо
и веря слепо
что есть минуты легче духа
белее света