Ответы на вопросы журнала "Звезда", опубликованные в . 1
Р. Г. АБДУЛАТИПОВ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2001
Р. Г. АБДУЛАТИПОВ В ПОИСКАХ «ЗВЕЗДНОГО ЧАСА» РОССИИ
Ответы на вопросы журнала «Звезда», опубликованные в № 1«Звезда» — это не только литературный журнал, но и общественно-политический. Это очень серьезный журнал. И вопросы, с которыми обратилась ко мне редколлегия, я, конечно же, не мог оставить без внимания, ибо в них ощущаются намерения журнала осмыслить общественные процессы в новой России. В сущности, по вашим вопросам можно было составить прекрасную книгу по истории философии России. Они чрезвычайно интересны и актуальны.
Прежде всего, можно ли какой-то период в России назвать ее «звездным часом»? Думаю, что таких «звездных часов» немало. Но Россия достаточно сложное культурно-историческое образование, и выделить все «звездные часы» крайне трудно. Начать с того, что идентичность наша многоуровневая и определяется, с одной стороны, принадлежностью к своей общине, этнической или религиозной, а с другой стороны, принадлежностью к государству в целом. Россия — страна, которая еще не довела до конца процесс формирования как этноса-нации, так и государства-нации. Отсюда «звездные часы» в нашей цивилизации не всегда состыкованы по многим параметрам. Но самое главное, что при всех противоречиях и в этническом, и в религиозном плане народы России оказались достаточно адаптированными друг к другу и показали способность уживаться вместе. К сожалению, существует опасность, что эта идентичность, этот формирующийся комплекс, основанный на взаимном уважении, периодически, как это бывало прежде, утрачивается в результате революционных потрясений, которыми богата российская история. Еще в ХI—ХII веках возникла полемика, исходящая из представления о том, что России предстоят «звездные часы». При этом одни доказывали, что это вызвано западной ориентацией и западными связями самой России, а вторые — с почвенными ориентациями, и связывали идентичность России с собственной восточностью. Проблема, видимо, в том, что Россия для Запада является Востоком, а для Востока является Западом. Мы знаем, как много усилий было приложено в России для того, чтобы сблизиться с Западом, — начиная с византийских, а потом и с петровских времен. Так же как и о попытках найти свои корни и связи на Востоке во времена Ивана Грозного и позже. Но возможности и потенциал для «звездного часа» в России не меньшие, чем в любой другой великой державе. Можно, конечно, говорить о «звездных часах» России на пути ее исторического развития. Кто-то может увидеть их во времена принятия христианства, для кого-то это может быть расширение пространства во времена Ивана Грозного, для кого-то это — собирание русских княжеств во времена Ярослава Мудрого. Кто-то может увидеть «звездный час» в избавлении от татаро-монгольского ига и централизации России вокруг Москвы; для кого-то таким часом был Петр Первый и его выход на европейскую цивилизацию; для многих бесспорно великим часом была победа в Отечественной войне 1812 года, для кого-то — это отмена крепостного права и огромный взлет, прежде всего, духовного потенциала России, связанный с такими великими именами, как Ломоносов и Пушкин. Для кого-то «звездный час» — это социалистическая революция, для кого-то — победа в Великой Отечественной войне, а для кого-то — развал Советского Союза и выход на возможности, я подчеркиваю, пока только возможности демократического развития. И если внимательно посмотреть, то выясняется, что «звездный час» в истории Российского государства бесспорно был, и неоднократно. Вопрос в другом: был ли «звездный час» для российского народа с точки зрения спокойной и благополучной жизни гражданина. И в этом плане все надежды у нас все-таки впереди, потому что, как правило, Россия была для государства и государя. И народ, человек, тоже «не жалел живота своего» для государства. Чрезмерное огосударствление всего и вся, как и другая крайность «смутных времен» — разгосударствление всего и вся, — в том и в другом случае бросали человека на произвол судьбы. Поэтому для постижения «звездного часа» России самому российскому человеку необходимо пройти процесс самопознания, осознания себя личностью. Для государства важна проблема идентичности, единства. Но она состоит из познания и единения личности отдельных граждан. И у России есть прекраснейшая возможность быть Россией в этом плане. Для этого ей не надо стремиться стать Западом или Востоком. Ей надо стать Россией, вобравшей в себя европейские и восточные возможности, но не терять своей идентичности и не переходить на чужие пути, как это было неоднократно. Тоталитарная государственная власть в России накладывает на ее граждан чрезмерно большие нагрузки. От стремления быть вечно великой державой, способной хотя бы напугать кого-то, поиграть мускулами, поставить кого-то на место — от этого надо уходить, а напротив, надо становиться великой державой с точки зрения величия и благополучия своих собственных граждан. Вот тогда легче будет определить и «звездный час» России. Иначе и в эпоху глобализации Россия вновь будет стремиться стать только великой державой в традиционном смысле и вновь замкнется в очередной круг мукотворчества для граждан, которые будут находиться в ситуации постоянной борьбы со всеми цивилизациями, не выстраивая при этом самость собственной цивилизационной нити развития в сотворчестве со всеми своими народами. Нельзя, чтобы народы и культуры по-настоящему уважаемыми становились только тогда, когда они выходят из состава России. Мы еще вчера больше уважали финнов, чем эстонцев, потом мы меньше уважали грузин, чем эстонцев. Сегодня меньше уважаем чеченцев, чем грузин и узбеков. И так далее. Поиск собственной идентичности означает прежде всего поиск гражданского самоуважения, утверждения чувства собственного достоинства как государства, как народа. Евразийство как вариант, который навязывается вновь, вряд ли подходит. Евразийство — это все же большая яма, куда все втягивается для получения какой-то общей смеси. Именно евразийское начало было основой коммунистической, наднациональной идеологии. По существу евразийство было идеологией ленинизма с первых лет советской власти, начиная с обращения к народам Востока. Это все позволило действительно собрать, создать мощное государство. Но без свободных граждан. Даже если говорить о появлении слоев или групп личностно-своеобразных, то надо исходить не из внешнего влияния, а из внутренних факторов потенциала, учитывать собственную самоидентичность, как и идентичность в целом государства. Россия все же — это прежде всего европейская держава, но с огромными связями и глубокими корнями на Востоке и огромным потенциалом влияния на Восток. Перспективы ее самоутверждения прежде всего в восточной подпитке. Россия не способна уже влиять существенным образом на геополитику самого Запада, а должна развиваться, сохраняя свою самобытность и особенности, в том числе в геополитических задачах самоутверждения и развития, прежде всего в восточном пространстве.
Интересен сюжет из истории России: почему так получилось, что наполеоновская Франция, с которой у России были всегда достаточно хорошие отношения, благодаря которым был обеспечен успех Наполеона, вдруг стала ее главным противником? Известно, что Наполеон даже говорил, что если у него будет дружба с Павлом I, с Россией, то фактически они будут повелевать Европой. И совместный тезис: «Мы призваны изменить лицо Земли». И покушение на Павла I Наполеон воспринял как покушение на себя самого. Почему вдруг Россия отходит от Франции, начинает смыкаться с Англией, Пруссией, Австрией? А ведь было сказано: «Англия широко раскрыла свою казну и не скупилась на золото для подкрепления коалиции». Францию исключили из блока стран и таким образом нарушили европейскую стабильность. Почему попытки соблюсти баланс на Западе всегда ввергали Россию в войну? Вспомним ситуацию второй мировой войны. СССР становится союзником Германии, подписывает явные и тайные договоры, а в результате по логике событий оказывается втянутым в жесточайшую войну на стороне Англии, США, Франции.
И какова будет цена попыток и сегодня фактически выдавить Россию из геополитического расклада, не считаться с Россией, с ее интересами? Чем это обернется для многих стран, для мира, для России? Здесь, кроме целого ряда экономических, социальных, геополитических причин, выступают опять-таки внутренние факторы, существенно отличающие целый ряд политиков, народов и регионов по цивилизационным и иным политическим признакам внутри страны. С одной стороны, это христианская, православная цивилизация; с другой стороны, это исламская, мусульманская цивилизация; с третьей стороны, это и масса других религиозных цивилизаций. И вновь обострившаяся борьба «западных» и «восточных» партий. То есть можно привести несколько таких линий, без учета которых пояс нестабильности тоже постоянно будет охватывать Россию.
Сегодня главное, из чего надо исходить, — это то, что Россия всегда была державой духовной. Как говорил один из выдающихся деятелей: «Россия — это духовная крепость мира». И в этом плане можно и нужно согласиться с выводами Тойнби, который писал: «В борьбе за существование Запад стал доминировать в экономическом и политическом планах, но не смог полностью обезоружить соперников, лишив их исконно присущих им культур. В духовном поединке последнее слово еще не сказано». Вот здесь основное поле деятельности для России, на которое нужно обратить внимание и которое мы могли бы контролировать даже без больших затрат, здесь действительно достаточно нашей родовой почвы. Поэтому главный вопрос сохранения России и ее перспектив — это сохранение самобытного духовного ядра России. Без этого не будет стабильности ни внутри государства, ни вокруг, ибо именно духовно Россия и ее составляющие в той или иной степени приобщены к зарубежным цивилизациям, которые присутствуют и внутри России.
Надо сказать, что Россия сейчас достаточно тесно соприкасается прежде всего с нестабильными регионами мира. Поэтому во многом от будущности России зависит будущее мировой цивилизации. Говоря о «звездном часе», наверное, надо сказать и о том, что мы и сейчас переживаем достаточно «смутные времена», но признаки выхода из него определенно есть — при том условии, что свою духовность мы не превратим в безнравственность, а сознательный выбор — в бессознательные действия. Еще от правления Рюриковичей вытекают постепенно безумные идеи и претензии, такие, как безумное поведение Ивана Грозного, которое в итоге завершилось воцарением династии Романовых. Их правление в конечном итоге привело к новой смуте, к революционным событиям, падению самодержавия и приходу к власти большевиков. И третья смута — это развал Советского Союза и современный период. Поэтому мы исторически как бы опять возвращаемся к периоду Рюриковичей. Искать здесь точки опоры при всем величии нашей истории очень трудно. И поиски «звездного часа» при несомненных общих успехах государственности приводят нас к выявлению десятков противоречий. Повторяю, для одних это «звездный час», а для других это время краха многих надежд. Философски же сама Россия по своей сути и роли и по тому, какое место она занимает всегда, уже — явление звездное. Но это звезды холодные и далекие, которые не очень согревают свой народ, своих граждан. В этом — противоречие нашего величия и нашей беспомощности.
Гибели России нет и не предвидится, как это было в империи Рима или Византии. Тем более территория — это внешняя сторона подобных процессов. Главное — сохранить сегодня внутреннюю, духовную составляющую, которая и является стержнем России. Опасно, что он постепенно тоже разлагается. Именно здесь проблема России и проблема единства наших народов и культур. Я бы сказал, что Россия — это не столько отдельное государство, сколько явление мировой истории, без которого невозможна история современного мира. И совершенно прав был Бердяев, когда говорил, что вопрос о России есть историософский вопрос. Отсюда в традиции русской культуры и русской общественной мысли и характеристика самой России. Возьмите известное письмо Чаадаева, 150-летие которого мы недавно отмечали. Его глубочайший анализ этих процессов, из которого мы так и не сделали вывод. Россия сама по себе — это целый мир. И в этом ее неисчерпаемость, хотя в этом может быть и фактор ее нестабильности. Она имеет свою логику развития, свою динамику развития. С точки зрения духовности невозможно разделить Россию на Запад и на Восток, потому что она в своем духовном развитии воплощает в себе сущностные качества и Запада, и Востока. Это проблема не религиозная и не этнографическая, а проблема сущности проявления российской цивилизации. Именно в понимании смысла жизни и государственной, и общественной, и личной, именно в этом различие между Западом и Россией, между Востоком и Россией. Считается, что причина нестабильности России и перехода от одной революционной формы к другой — прежде всего в потере своей идентичности, начиная с реформ Петра. Теоретики западного либерализма видят причину гибели Рима в измене республиканским идеалам, что привело впоследствии к тирании, диктатуре, а потом и развалу Римской империи. Можно примерно так же сказать, что Россия развалилась именно с уходом от своей сущности, не столько почвенной, сколько широкой славянской, тюркской, христианской, исламской. Россия начала терять себя на своем отрицании части идентичности, которая стала уже составной частью самой России. Одной из причин было то, что основа национальной идеи непосредственно была связана с православием, тогда как были еще и другие религии: буддистские, исламские и иные цивилизации. И русские великодержавники смотрели на себя как на нацию православную и единую, и на государство как православное; более того, понятия «русские» и «православные» фактически стали совпадать. Да и в этническом плане инородцы в России — это не столько этнический принцип, сколько принцип религиозный. Может быть наращивание этого раскола, который возник уже в России и не познан нами до сих пор. И проблема нации как государства в большей степени была связана не столько с этническими или наднациональными, государственными признаками, сколько прежде всего признаками религиозными. Известно, что попытки создать по примеру Священной римской империи на Западе что-то подобное тоже закончились неудачей и формированием национальных государств. Не было раздельного существования духовного и политического центра, церковь и государство способствовали появлению светской политической власти на Западе, и люди обращались не к религиозному, а к общеполитическому национальному единству. Формировалась политическая общность людей. Именно она стала преградой на пути внедрения и новой римской идеи. Национализм был и еще будет основой многих трагедий в России. Развитие демократии связано прежде всего с развитием института гражданского общества, который берет начало еще из греческого полиса или новгородского вече. И Россия — это духовная община, прежде всего. А традиционная общинность российская была оторвана от повседневной жизни чрезмерным огосударствлением. Россия в гражданском измерении становилась духовной общиной. Прикладные же задачи государства оставались в ней слишком абстрагированными. Государство занималось поиском сверхнационального, конфессионального, общемирового смысла, общечеловеческих значений, тогда как другие народы занимались повседневной своей жизнью, дотошным налаживанием этой жизни. Известная оторванность духовного от социально-бытовой материи и формирует в целом российскую государственность. Высокая идея поиска универсального духовного начала для общества, казалось бы, выгодно отличает Россию от западных идей, когда каждый отчужден от другого и каждый занят собою, но западная идея оказалась более жизнеспособной, заставляющей думать об уровне жизни, о качестве жизни именно материальной. Правда, тут тоже существуют две опасности: с одной стороны, это тоталитаризм на основе диктата государственного, общинного над личностью, как это было в России; и второе — когда старое гражданское общество превращается в массовое общество на Западе при абсолютизации индивидуальных прав и личной свободы. Мы стоим, как всегда, посредине — между. Мы говорили о том, имеют ли будущее евразийские идеи в России, как особом духовном пространстве между Востоком и Западом, при всей привлекательности идей евразийства, которые были у П. Н. Савицкого, Н. С. Трубецкого, последующие достаточно подробно даны В. Н. Ильиным, Н. Н. Алексеевым, Н. Т. Красавиным, Н. О. Лосским, Г. В. Флоровским, Г. П. Федотовым, Г. В. Вернадским, В. Н. Шахматовым. Подчеркиваю, что идея евразийства имеет место, если это опять-таки не увод России на Запад и на Восток, а если это поиск самобытности самой России. Если снова не стремиться в абстрактные общечеловеческие интересы теперь уже не в государственном масштабе, а в масштабе глобальных пространств. За этим вновь наступит этап нового изматывания России из-за необходимости контроля над этим пространством, вместо того чтобы заняться собою, самоидентичностью и самоблагополучием. Все-таки евразийство постоянно находится на грани преувеличения государственного, общинного начала над правами и свободами человека как личности, что тоже изматывает людей. То, что Россия находится на границе двух миров, восточного и западного, это понятно. Более существен сегодня вопрос о наличии или отсутствии собственного мира, собственного мировоззрения, собственных подходов в России. Все страны находятся на границе каких-то миров, но при этом они имеют свое лицо, свою самостийность, что очень важно. В российском евразийстве слишком много отвлеченных моментов и мало моментов самобытных, ориентированных непосредственно на себя. И российское евразийство больше занято поиском того, что мы заимствовали, а не анализом того, чем мы располагаем. Мы и сегодня этим мало занимаемся. Мы ищем почему-то опять третий путь, как пятое колесо, вместо того чтобы искать свой путь и садиться на свою телегу.
Такие подходы приводят к самоизоляции России, к такой самоизоляции, что порой и Азия, и Восток, и Запад одновременно считают Россию своим врагом, антиподом. А синтезировать как равноопределяющие начала жизни восточные и западные еще никогда не удавалось, кроме отдельных проявлений в культурной жизни, в духовном творчестве. Евразийство приемлемо для подавления, преодоления ограничений национализма, сепаратизма отдельных этнических или религиозных групп. Но это тоже надо делать не вообще в рамках евразийского пространства, а ориентируясь на рамки своего государства, своей общины. Российская культура — это не смесь культур, а собственная интегрированная культура, имеющая свое лицо, свою неповторимость. «Только истинное самопознание укажет человеку (или народу) его настоящее место в мире. Только вполне самобытная национальная культура есть подлинная, и только она отвечает этическим, эстетическим и утилитарным требованиям, которые ставятся в любой культуре. Стремление к общечеловеческой культуре с этой точки зрения оказывается несостоятельным: при пестром многообразии национальных характеров и психологических типов такая «общесоветская культура» свелась бы либо к удовлетворению чисто материальных потребностей, либо навязывала всем народам формы жизни, выработанные национальным характером какой-нибудь одной этнографической особи» (см. Трубецкой, «Общественные науки и современность», 1994, № 1, с. 50). И как раз здесь мы часто соприкасались с тем, что говорит Трубецкой.
Даже при формировании общероссийской культуры зачастую мы удовлетворялись чисто визуальными достижениями при этом, пытаясь навязать всем народам формы жизни и творчества, вытекающие из национального характера одной этнографической или религиозной формы. Таким образом, мы, с одной стороны, постоянно стали терять свою этническую национальную идентичность, с другой стороны, мы так и не сформировали общегосударственную идентичность. Отсюда — и двойственность позиций и двойственность сущности, с которой мы сталкиваемся. Евразийская концепция в большей степени исходит из принципа взаимодействия этнических национальных культур и наличия целого ряда пограничных территориальных зон культурной диффузии. Поэтому у нас получилось не формирование общих, а формирование промежуточных явлений и процессов и соответственно неспособность самоопределиться и самовыразиться в полном объеме. Для России важно сближение различных этнических и религиозных групп с общей, я бы сказал, этнокультурной и полиэтнической целостностью народа, государства. Кроме внутрироссийских обязанностей русский народ несет на себе обязанность одновременно выступать и хранителем православия по восточному образцу. И он перетруждает себя панславянскими идеями, ответственностью чуть ли не за весь славянский мир. Качество важное и хорошее. Но и в том и в другом случае Россия редко получает определенные ответные симпатии, скажем, даже плюсы, на которые претендует. Все это перенапряжение не только изматывает Россию, но и разрыхляет внутреннюю структуру общества, которая совмещает в себе массу других качеств. Может быть, это в какой-то мере и поднимает ее статус, обеспечивает ей определенную роль в мировом значении, в геополитике, но вместе с тем не дает собраться государству, самому народу жить благополучно и мирно. Идя таким путем, Россия вплетается почти во все конфликты вокруг, перенося их и вовнутрь. Как говорил Г. Флоровский, «дух степи все время витает над ней». И миссия России как форпоста человечества, и постоянное противопоставление романо-германской Европе тоже изматывают Россию. Порой складывается впечатление, что романо-германская Европа возглавляет одну часть человечества, а Россия, Евразия — другую его часть. Конечно, идею Трубецкого, особенно Савицкого, где он говорил о географических особенностях России, безусловно надо учитывать, иметь в виду, но не делать основополагающим стержнем политики. России нужна не «срединность» по идеям евразийцев, а России нужна «самость», именно из этого должен вытекать и «звездный час» самой России. Евразийцы не всегда понимают Россию как государство, а понимают как тип цивилизации, который соединяет в себе арийские, славянские, тюрко-кочевнические, православные и другие традиции. И эта срединность и неопределенность мешает ее самости. России нужно стать не столько «географическим индивидуумом», сколько российским «этнокультурным индивидуумом». Я думаю, что именно это и определяет самость, самопознание, самосозидание России с учетом всех составляющих частей этой российской цивилизации. При этом не растворяя отдельные части, а обеспечивая их развитие и единство.
Конечно, надо учитывать целый ряд идей Ломоносова, Трубецкого, Вавилова, Л. Гумилева, определенную цикличность, которая есть в развитии различных цивилизаций и культур. Эта цикличность есть и внутри российского многообразия. Она может быть разновариантна. И есть возможности адаптироваться, регулировать эту цикличность. Как говорил в свое время Ломоносов, «начинаются народы, когда другие рассыпаются: одно разрушение дает происхождение другому». Или, как говорил Н. Трубецкой: «История человечества есть история смены различных типов культур, последовательность зарождения, расцвета и упадка культур всегда, всюду может быть установлена. Это открыть еще не значит, как это многие ошибочно делают, что можно приравнять культуру к организму. Значит только, что существует ряд цикличных процессов, объемлющих культурно-исторические процессы, с одной стороны, и органические, с другой. Есть некая неумолимость в самом ходе циклических процессов. Жизнь органическая и жизнь человеческая (в плане культурно-историческом) продолжается всегда лишь в творчестве нового организма или другого культурно-исторического типа, отличного от уже существующего. Поэтому установление единой культуры и отсутствие разнообразия и возможностей зарождения новых культур явилось бы смертью для человечества. При таких условиях мировой масштаб европейской цивилизации составляет величайшую опасность для всего человечества. Надо твердо и определенно помнить, что все попытки обновления и спасения ни к чему не приведут, доколь не будет осознано, что Европа не есть человечество и что европейская цивилизация не абсолютна». Я думаю, во всем этом стремлении приобщиться к Европе — страх не потерять свое традиционное общество. Именно в нем, как в частности считал Тойнби, и находится величайшая опасность. Это касается не только Европы. Это касается и Запада и Востока одновременно. И смертельной опасностью для России всегда было то, что ее преследуют крайности ориентаций, резкие переходы на правый или левый, или на третий путь развития, что опять-таки чревато потерями ориентиров, закономерных для традиционного общества России, существующего в исторической реальности независимо от разных идей и влияний.
Для России исторически закономерна полиэтничность и многокультурность. Поэтому ей необходимо прилагать усилия, чтобы из этой полиэтничности и многокультурия формировать российскую целостность на стыках христианских, исламских, буддистских мировоззренческих миров. При этом, конечно, надо учитывать этнокультурные особенности, но не сводить цивилизацию к религиозным компонентам. Речь идет об отборе, о развитии, об адаптации уже давно ставших достаточно близкими родственных культур и традиций. Здесь важны идеи Тютчева — единство, которое сплачивается любовью, в отличие от бисмарковского принципа: «железом лишь и кровью». Именно этим путем и надо идти, хотя неоднократно Россия скатывалась на бисмарковский путь, как более доступный. Но у России другое призвание. В современных условиях очень важно, чтобы Россия была бы способна на своей собственной цивилизационной основе объединить различные культуры, языки и традиции, формировать самость в геополитическом измерении за счет полиэтничности и поликультурного развития. Я не уверен, что надо и в дальнейшем употреблять в отношении России трафарет, что это «великая страна с несметными людскими и природными ресурсами». Видимо, надо думать над этим не только в связи с потерей целого ряда территорий и народов, которые были исторически в России, в составе Советского Союза, но и с точки зрения возможностей и способностей контроля над огромным пространством, над огромными ресурсами, обеспечивая нормальную жизнь огромному количеству людей. Это вопросы, которые надо себе задавать, а не продолжать бесконечные самовосхваления с точки зрения количественных признаков своего величия. Именно качество жизни людей становится определяющим при сохранении жизнеспособности нашего государства в перспективе, а также российской, цивилизованной, духовной самостоятельности, а не в статусе рудиментов отдельных цивилизаций, начиная с татаро-монголов и кончая многими другими. Речь идет о том, сможет ли Россия обеспечить людям и народам нормальное качество жизни, цивилизованное развитие. Сможет ли она сохранить контроль над нынешним геополитическим пространством, чтобы выкристаллизовать новое качественное состояние российской цивилизованной самости? Это возможно только в том случае, если весь акцент ориентировать на внутреннюю геополитику, на «экономику возможности», на «экономику благополучия», на «экономику человеческого достоинства, достойного существования». В России речь должна идти, прежде всего, об «этичности» экономики, нравственности благополучия. Нам надо говорить о сохранении российской самости, имея в виду перспективы ее развития как цельной державы. Как можно понять сегодня безработицу на Дальнем Востоке, когда мы активно импортируем рабочую силу из Китая?
В связи с этим и следующий вопрос. Почему Россия уделяет такое внимание традиционному противопоставлению Востока и Запада и как будут отражаться на России взаимоотношения Севера и Юга после развала Советского Союза? Вопрос этот в большей степени является определяющим, ибо актуален вопрос о том, как будет Россия себя чувствовать в возможном противостоянии Европы и Соединенных Штатов Америки, западного и мусульманского мира. Здесь опять-таки речь идет о цельности самой России, о самоопределенности, о познании себя и своего места в новой цивилизации, в новом геополитическом измерении глобальных цивилизаций. Ведь надо иметь в виду, что в эпоху глобализации количество цивилизаций будет уменьшаться. Это особенно видно в нынешнюю историческую эпоху ломки старых цивилизационных подходов. Очень важно, занимаясь собою, своими проблемами, не упустить эти общие, глобальные геополитические процессы, которые определяют в ХХI веке лицо мира, а значит, и России. Сможем ли мы определить и отстоять свое место, противостоять огромным накопленным богатствам и технологиям «массовых культур», которые нам навязывают Соединенные Штаты Америки, Европа, а теперь и Китай с развитыми странами Юго-Восточной Азии? Как будут влиять огромные экономические возможности мусульманских стран на состояние России? Р. Киплинг в свое время сказал, что «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Россия как раз через идеи евразийства все в большей степени стремится, чтобы они сошлись в одном сущностном качестве. Этого не будет, следовательно, подобные подходы не являются позитивными с точки зрения перспектив многообразного развития человеческого мира. Определенные формы этих процессов — ассимиляции, адаптации, конечно, будут существовать всегда в процессе цивилизационного развития стран и народов. Но в полном смысле растворения, к которому некоторые стремятся, уже не будет. Каждая страна, как только почувствует, что ее ущемляют и что ей угрожает опасность растворения в другом мире, будет бунтовать. А как быть с вновь навязываемой идеей пренебрежения личностью, ее правами и свободами под воздействием более глобальных процессов? Говорят, что для Востока несущественна ценность отдельной личности, — но ведь это тоже неправда. На Востоке личность всегда ценилась, что, между прочим, предметно описано и в Коране. И не у восточного ли философа и поэта Физули написано, что самая большая ценность в мире — это человек? Но развитой системы индивидуального самоутверждения личности на Востоке действительно нет. Можно ли это воспринимать как пренебрежение человеческой личностью, индивидуальностью? Нет! Более существенно разрушает человека на Востоке экспансия европейской культуры. Как это отразится на дальнейшем развитии человеческого общества? Чрезмерное наступление европейской культуры, стандартов ее жизни уже не только приводит к дискредитации многих идей Запада, но и, напротив, способствует возобладанию идей буддистского, мусульманского мира. В России, если обратить внимание на наличие многих культур, традиций, конфессий, напрашивается безусловный вывод, что в ней есть потенциал для обеспечения единства в обществе, для обеспечения целостности российской цивилизации за счет максимального сближения, а не пренебрежения всеми этими составляющими. Надо создать защитные механизмы адаптации, используя в том числе и превалирующие культуры: европейские, исламские, буддистские и другие, влияние которых будет в той или иной степени нарастать в перспективе развития человеческого общества. Именно эти качества в самых упрощенных формах являют особенность американской культуры, которая достаточно активно адаптируется и использует технологии, в том числе социальной жизни американского общества за счет многовариантности этнических, культурных, религиозных аспектов. Сегодня Америка может стать самодостаточной и проявить пренебрежение к особенностям других цивилизаций, за счет которых она стала Америкой. В США вместе с тем возрастает спрос на «высокое искусство других цивилизаций» — «массовая культура» уже не удовлетворяет думающего американца. Сегодня уже недостаточны мультики и боевики. Американец тоже может вернуться к традиционным формам цивилизаций, но через конфликты, ибо «массовая культура» и «массовое потребление» — это идеал, который достигнут в США и частично в Европе. Но этот идеал приносит за собой «массового человека», вместо гражданского общества, который может создать и создал демократические традиции для спокойного развития Америки и Европы. Массовое производство требует работника со стандартным воспитанием, стандартным обучением, человека предсказуемого. Такой человек может выйти из своего стандартного состояния, но неизвестно, чего он потребует завтра. Это достаточно упрощенный путь воспитания стандартных личностей, которые должны быть и самостоятельными, и самобытными, индивидуальными. Бунт против массового человека и глобализации человека уже проявляется на Западе. Стандартизированная культура со стандартизированным человеком рано или поздно приводит к бунту, как естественной потребности проявления самобытности, достаточного уровня развития индивидуальности. В этом плане в России действительно стоит вопрос поиска для себя партнера развития в ХХI веке. И опять-таки для этого России нужно обрести свой духовный облик, достаточно высокий средний уровень развития ее народов и граждан. При этом надо иметь в виду, что ядерная, ракетная мощь — далеко не все. В конце ХХ века нужны были уже другие показатели международного влияния и авторитета. По численности населения Россия занимала в 1998 году 6-е место в мире, по объему валового внутреннего продукта (ВВП) 14-е место, по объему на душу населения 102-е место, то есть в 10—15 раз ниже индустриально развитых демократических государств. Я уже не говорю о ресурсном потенциале — наверное, Россия стоит на 1-м месте. Возникает целый ряд вопросов, которые диктуют другую модель поведения — от самовосхваления мы должны перейти к самоанализу. И, исходя из этого, определять свои возможности, своих партнеров и друзей, с которыми мы будем решать вопросы в ХХI веке. Уже ясно, что надо со всеми странами держать ровные отношения. Вместе с тем надо ли обязательно замыкаться в поиске партнерства на США, Франции и Германии, Англии, не используя возможности других государств? Америка не пренебрегает равноправным партнерством с маленькими, но достаточно мобильными, богатыми государствами, начиная от Израиля и кончая Саудовской Аравией. При этом в Израиле и Саудовской Аравии совершенно противоположные, казалось бы, мировоззрения и традиции, но это не мешает им быть равными и достаточно полезными для США партнерами. И ориентации на Израиль определяются внутренними факторами. США сегодня бесспорный лидер в мировом масштабе, и соответственно много сил требуется от США, чтобы дальше играть эту роль. Как это отразится на жизни населения Америки? Подобные вопросы тоже не простые. То есть к лидерству надо стремиться, но надо ли стремиться к гегемонии? В международных отношениях России нужно быть максимально прагматичной и выстраивать отношения именно с точки зрения пользы для экономического развития и безопасности своего государства, для перспектив своего государства, а не брать за основу несущественные, субъективные признаки. Речь идет о лояльности государств друг к другу и взаимоприемлемости и взаимополезности в сотрудничестве. А все остальные вопросы межгосударственных отношений, которые определены социально-культурной близостью, языковой общностью, и многие другие надо просто учитывать. Конечно, можно и нужно объединять ресурсы государств в целях повышения эффективности экономики. Это несомненно, это можно и нужно делать. Нужно объединять усилия для внешнеполитического и внешнеэкономического выживания и поднятия на новый уровень развития. От чувств в межгосударственных отношениях нужно перейти к разуму, от подсознания к сознанию. Россия всегда руководствовалась не столько выгодой, сколько подсознанием, в том числе и в межгосударственных отношениях. Известно высказывание английского премьер-министра прошлого века Генри Пальмерстона, который сказал крылатую фразу: «У Великобритании нет постоянных друзей или постоянных врагов, у нее есть лишь постоянные интересы». И, соответственно, межгосударственные отношения требуют рационализма. Классовый, религиозный, этнокультурный и другие признаки, которыми руководствовалась Россия в поисках своего пути, фактически не оправдали себя, хотя это отбрасывать полностью нельзя. Это надо учитывать, но не ставить во главу угла. Нельзя себя изматывать поиском предпочтительных партнеров. Это касается в том числе Украины и Белоруссии, как и других государств СНГ. Предпочтение бесспорно, но при учете базовых, рациональных, разумных интересов самой России, благополучия ее граждан и безопасности государства.
Сохранит ли Россия свои границы в ХХI веке? Думаю, уверен, что сохранит. Но это ответ эмоциональный, а если анализировать с точки зрения факторов, которые определяют целостность данного государства, то приходится учитывать несколько факторов. Первый фактор — демографический, население. Перенаселения не будет, а наоборот, будет уменьшение населения. Второй фактор — ресурсы, насколько их хватит. Третий — состояние окружающей среды. Я думаю, что эти базисные факторы, которые показывают, что у России есть определенный запас прочности и энергии, есть запас с точки зрения развития, и демографические факторы, которые сегодня идут с минусом, — все это дает основания думать, что мы можем достичь их плюсового развития. Более основательными могут стать для России не базовые, а идеологические моменты. Насколько нам удастся справиться с этнической, религиозной идентичностью, этническими и религиозными взрывами, сможем ли мы все это пройти более или менее хорошо? То же самое для США: казалось бы, ресурсов достаточно, перенаселение им не грозит, загрязнение окружающей среды не столь значительно; я думаю, для американцев тоже на первое место будут выступать именно не объективные, а субъективные вызовы, зависящие от недостаточно адекватного управления обществом, в котором проживают граждане. Прежде всего, идеи устойчивого развития не только как самоограничения в использовании, распределении имеющихся ресурсов в русле современных технологий и составе окружающей среды. Устойчивость развития страны обеспечивается за счет объединения основных групп населения по различным характеристикам, поиска вариантов их взаимоадаптации, заботой взаимосохранения и формирования новой общности, нации как государства.
Так выстроилась философская концепция в ответ на вопросы «Звезды». Я искренне заинтересован в поиске «звездного часа» России не столько в прошлом, сколько в будущем. Не надо сидеть под хвостом прошлого, а надо брать за рога будущее. А у России есть великое будущее. Если…