Untitled
Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2000
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА ЕЛЕНА ШВАРЦ * * * Д. Ш. Синенький цветочек На горе Сион, Повторяя «Отче», Рвется в небосклон. Крохотный, лазурный, К небу не дойдешь, Как наступит осень — На землю падешь. «Следующей весною Я пробьюсь повыше Всею синевою, И Господь услышит». Вот земля горшечника, Что купил предатель, Здесь тоски нечистой Небольшой загон. Тени тут как ночью Бродят, не любя. Синенький цветочек, Не сомну тебя! Как мне было б жутко Раздавить его, Он глядит так кротко В пятку синевой. Закрывая очи, Видит странный сон, Будто он — цветочек, Сын горы Сион. ЗЕМЛЯ ТОВАРНАЯ Луна висела как столпотворенье, Как вихревой комок, Сплелись в ней лица, хищные растенья, Псалмы, визг скрипок и стихотворенья, Водоворот камней и волосок. Я просыпалась, плавно прозревая… Луна плыла в задымленном окне. «Земля товарная» и «далеко до рая» Шептал в висок мне кто-то, напевая: «И больше нам не стыть в ее огне». * * * Нежданно лето налетело (Весну как будто пропустили!), И листья в почках засвистели, А птицы лаковые кольца В опухших горлышках вертели, Потом раскидывали с крыши Серебряную мелочь — в вечер. Ты знаешь, я стремлюсь не слышать, Что птицы страстные щебечут. * * * Никого, кроме Тебя, Больше нету у меня, Свет жестокий, Бог. Разве взвесил Ты, измерил Бремя груза Твоего? Мое сердце меньше боли, Горя своего. Ехать дальше нету силы, Смерть насквозь изъела жилы, Жизнь куснула щеткой жал… Никого, кроме Тебя, Нету больше у меня, Никого же, ничего же — Кроме боли и огня. Божеская немота, Человечья глухота, Над Тобою высота, Под Тобою глубина… И в одном глазу лазурном Дырочка видна, А в другом глазу пурпурном Нету дна. ЧТО ДЕЛАТЬ С СИРОТОЙ (Инструкция) С. Стратановскому Сироте… сироту… ой вы, люди и звери, Что же делать еще с сиротой — По весне его в небо кидают в сапогах землемеры, Мерят небо его пустотой. Что ж, ты хочешь сказать, сирота — это мера, Мера всех измеримых вещей? Ничего не хочу, в сироту только верю — Как в наживку — он слаще червей. На него ты поймаешь белую в обморок птицу Или рыбу в придонных цветах, А на сонной воде может Сам им прельститься — Бог клюет хорошо в камышах. Сиротой не согреешься — не загорится, Но поставь на окно как маяк — Перед ним на шажок, волосок, на крупицу Отступает дымящийся мрак. ДУХОВОЙ ПРАЗДНИК Завыли грубо трубы В прямых руках солдат, И листьями зашлепал Весенний пыльный сад, И флейта заструилась, Ручьем она бежит. К чему мне эта флейта, Зачем мне это лето — Упало и дрожит? Опрыскал месяц красный Весь мир ему подвластный Бобровою струей. Нет, нет, ты позабыла — То солнце заходило — Багровое знобило Под синею скулой. Тут офицер с женою, Прямясь, кружили вальс, И Пьяница-девица Седая — тоже в пляс. Коленями кидалась, Прищуривалась всяк И меж детей веселых Упала враскоряк. В глазах ее светился Любви гнилой маяк. Пивные алкоголики Бутылки приподняли И в них трубили долго, И пеною плевали. Собаки хлопотали, А птицы улетали. Вдруг странно покачнулся, Упал худой трубач. Он жизнь как будто выронил, И звякнула — медяк, Он жизнь как будто выдохнул В серебряные свивы, В густые переливы, И не вдохнуть никак. Она летала в лабиринте, Она вертелась на рулетке, Проснулась золотым орешком В веселых лапах пышной белки. ВРЕМЯПРОВОЖДЕНЬЕ № 4 (ЗА ГРАНИЦЕЙ) Вдруг брошу книгу и бегу В ночную даль Искать проулочек глухой, Где удавился де Нерваль, Но нет его… на месте том Торговый дом… Но вот уж там, где жил Фламель, По стенке ногтем проведу И в жизни, может быть, другой Дом алхимический найду И в каждом граде образую Свои потайные места, Которые меня запомнят, Запомнят на свое всегда. Я если даже там не буду… Они запомнят все равно, Как помнят легкий ветер странный, Провеявший давным-давно. И если даже в Антарктиде Я окажусь, я там найду В порезах и ушибах льдину И взглядом нежно обведу. И так разбросаны повсюду Владенья легкие мои: Гора под Кельном, храм в Белграде И по лицу всея земли. Под Лугой — лужа, в Амстердаме Мой голубь под мостом гулит. Он мой солдат и соглядатай На родинке моей земли. Да-да-да-да╢! Я император Клочков, разбросанных вдали. ЗАБАВЫ (Осьмнадцатый век) ЗВАНЫЙ ОБЕД Карлик упрятан В жирный пирог. В жару тестяном Плачет он, одинок. Лук вопиет, смердит паштет. Когда настанет нужный момент, Хлопнет в ладони мажордом, И карлик, вскочив, вскричит петухом, Взвизгнет: «Кука! Кукареку!», Шпагу придерживая на боку. БУДНИ Снег безутешно идет, Девки чешут барыне пятки И смеются украдкой, Ум уплывает в пальцы, Печка жарко гудет. Барыня откладывает пяльцы, Закуривает чубук. И думает: где бы наук Набраться? Уехал мой друг, Забрал и ребяток — В Париж? В Петроград? Отчего чесание пяток Насладительней в снегопад?.. МАСОН Здесь в поместье мне привольно, Но не пьется и не курится, Все читаю Сведенборга, За которым Бог ходил по улице. Я помню потолок июньский В масонской ложе на Морской. В старинный гроб, немного узкий, Я бросился вниз головой. Вход в Соломонов храм был рядом — Между колонок «В» и «J», Но все кончалося попойкой И грубым словом «абраксас».