Перевод с английского, предисловие и комментарии Д. В. Соловьева
НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2000
Перевод Д. Соловьев
НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ
ТОМАС БАБИНГТОН МАКОЛЕЙ
ПАПСТВО И РЕФОРМАЦИЯ
Предисловие переводчика
Сознание средневекового человека было глубоко религиозным. Цель и смысл жизни заключались в спасении души для вечной жизни, что было возможно только через Церковь. Весь внешний мир четко разделялся на три совершенно отдельные сферы — Церковь, язычники и еретики. Церковь принимала человека в жизнь, руководила им и напутствовала за гробом. Почти тысячу лет она стояла как колоссальный монолит, хотя и колеблемая многочисленными ересями, но непобедимая и неприступная, оставаясь вселенской (католической), объединяя в себе и христианский Запад, и христианский Восток. Только на рубеже тысячелетий (IХ—ХI вв.) произошел великий раскол, и Греко-Католическая (Православная) Церковь отделилась от власти римского первосвященника. Это еще больше сконцентрировало и усилило папское верховенство в Западной Европе. В Риме решалось: быть войне или миру, Рим объявлял и возглавлял крестовые походы, судил матримониальные дела королей, разграничивал сферы владений и интересов великих и малых держав (например, установление демаркационной океанской линии по тропику Рака, делившей все заокеанские земли между Испанией и Португалией).
Неудивительно, что эта, хотя и не в полной мере, но все-таки всеобъемлющая и всепроникающая власть не могла нравиться светским государям. Еще германские императоры Салической династии боролись с Римом за инвеституру — право назначения в своих владениях епископов. Генрих IV, восставший против папы Григория VII, был, в конце концов, вынужден униженно, босой на снегу, умолять его о прощении перед воротами замка Каноссы (1077 г.). Однако с концом Средних веков Церковь и Ватикан, развращенные своей беспредельной властью, стали приходить в нравственный и, если можно так выразиться, организационный упадок. “Всякого рода разгул страстей, своеволия и распущенности достигает в возрожденческой Италии невероятных размеров. Священнослужители содержат мясные лавки, кабаки, игорные и публичные дома <…> Тогдашние писатели сравнивают монастыри то с разбойничьими вертепами, то с непотребными домами. Тысячи монахов и монахинь живут вне монастырских стен. В Комо вследствие раздоров происходят настоящие битвы между францисканскими монахами и монахинями, причем последние храбро сопротивляются нападениям вооруженных монахов. В церквах пьянствуют и пируют, перед чудотворными иконами развешаны по обету изображения половых органов, исцеленных этими иконами. Францисканские монахи изгоняются из города Реджио за грубые и скандальные нарушения общественной нравственности, позднее за то же из этого города изгоняются и доминиканские монахи. <…> Папа Александр VI и его сын Цезарь Борджиа собирают на свои ночные оргии до 50 куртизанок. <…> Александр VI, будучи кардиналом, имел четырех незаконных детей от римлянки Ваноцци, а за год до своего вступления на папский престол, уже будучи 60 лет, вступил в сожительство с 17-летней Джулией Фарнезе <…> Имели незаконных детей также и папа Пий II, и папа Иннокентий VIII, и папа Юлий II, и папа Павел I II <…> Нередко по политическим соображениям высшими духовными лицами, кардиналами и епископами назначаются несовершеннолетние дети. Ипполито д’Эсте, сын герцога Феррарского, уже семи лет — архиепископ, а в 14 лет становится кардиналом. Папа Сикст VI возводит в кардинальское достоинство 12-летнего Джованни, сына неаполитанского короля Фердинанда I” 1.
И почти все ХV столетие римский престол занимали папы, интересовавшиеся в первую очередь итальянской политикой и возрождением наук и искусств, а не духовным руководством христианского мира. Некоторые из них были вообще безразличны к религии. Реформация началась как попытка преобразований внутри самой Католической Церкви, и лишь после того, как это оказалось невозможным, произошел раскол западного христианства. Многие причины способствовали тому, чтобы он случился именно в ХVI веке после многочисленных неудачных попыток в прошлом. Самой важной из этих причин было возрождение наук. Люди стали мыслить самостоятельнее, чего почти не было в прежние времена. Изобретение книгопечатания повлекло за собой широкое распространение знаний. Открылась возможность изучать древних Отцов Церкви, и стало понятно, насколько первоначальная Церковь отличалась от существующей. Многочисленные публикации Нового Завета породили самые различные толкования вероучения. В некоторых странах Европы росло национальное самосознание и стремление самостоятельно решать церковные дела, а не подчиняться повелениям из Рима, тем более что папы были глубоко вовлечены в европейскую политику. Кроме того, уже возникла группа людей, способных возглавить независимую Церковь.
Реформация началась в Германии, благодаря трудам Мартина Лютера. Этот получивший университетское образование крестьянский сын прежде всего заботился о собственной душе. Став августинским монахом и подчиняясь всем строгим монастырским правилам, он, тем не менее, не чувствовал уверенности в вечном спасении. Изучая немецких мистиков, Евангелие и Отцов Церкви, он пришел к заключению, что человек оправдывается перед Богом не своими делами, а только одной верой в Христа. Это и стало теоретическим фундаментом лютеранской теологии. Лютер был профессором университета и проповедником в Виттенберге. 31 октября 1517 года он вывесил на дверях церкви Всех Святых 95 тезисов, обосновывавших его убеждения. Несмотря на непримиримый конфликт с папской властью, у него нашлось множество единомышленников. Лютер учил, что вселенские соборы могут ошибаться, что перед Богом каждый христианин сам себе священник, а в вероучении папство отошло от Библии.
Дворянство и аристократия Германии с готовностью приняли идеи Лютера, тем более, что это давало возможность отобрать церковные владения и сопротивляться угрозе со стороны императора, вставшего на защиту католиков. Война с ним завершилась Аугсбургским миром (1555 г.), по которому лютеранство в Германии было официально признано. Реформация распространилась на всю Европу, но везде протекала по-разному. Она завоевала большую часть германо-скандинавского мира (Германия, Англия, Шотландия, Фландрия, Швейцария и скандинавские страны), но не привилась у народов латинской культуры. Одновременно она способствовала реформам, реорганизации и, в конечном итоге, усилению самой Католической Церкви, особенно благодаря деятельности вновь созданного Ордена иезуитов.
“Изъясняя в одной из статей своих отличительные свойства католичества и протестантства, пастор Вине 2 выводит эти два исповедания из двух стремлений человеческого духа. Первое, то есть католичество, по его словам, берет начало во врожденном человеку желании получить истину совершенно готовую, такую, которую достаточно бы было признать, и в наслаждении, какое доставляет сердцу человека сознание его единения с другими людьми в чувстве и в мысли. Второе, то есть протестантство, берет свое начало в желании, также прирожденном человеку, добыть истину собственными силами своего ума <…>” 3.
Предлагаемая читателю статья английского историка Томаса Маколея (1800—1859) 4 написана в 1840 году по поводу труда Леопольда фон Ранке “Церковная и политическая история римских пап в шестнадцатом и семнадцатом веках” (1834—1836). Перевод сделан по изданию:Thomas Babington Macaulay. Critical and Historical Essays, Vol. 2, London—New York, 1937, рр. 38–72. В примечаниях не комментируются те имена и события, которые включены в Советский Энциклопедический Словарь, М., 1983 (2-е изд.).
1
Предмет этой книги <Леопольда фон Ранке> всегда представлялся нам чрезвычайно интересным. Почему, сделав столь много, протестантизм оказался неспособным на большее? Каким образом потерявшая большую часть Европы Римская Церковь не только смогла остановить свое отступление, но и сумела возвратить себе почти половину утраченного? Все это весьма занимательно и необычайно важно.
На сей земле в делах человеческих нет и никогда не бывало ничего более достойного внимания, чем Римско-Католическая Церковь. История этой Церкви соединяет две великие эпохи мировой цивилизации. До нашего времени не сохранился ни один другой организм, который мог бы вызвать в нашем воображении языческие воскурения в Пантеоне 5 и львов на арене Колизея. Знатнейшие династии нашего времени начались лишь вчера, если сравнивать их с чредою римских первосвященников, которую можно беспрерывно проследить от папы, короновавшего Наполеона в девятнадцатом веке, до того, кто помазал на царство Пипина в восьмом. Да и до времен Пипина божественная династия уходит в глубь веков, теряясь среди баснословных преданий. Второй по древности является Bенецианская Республика 6 . Но она молода сравнительно с папством, да и где она теперь? Папство же осталось, и отнюдь не как пережиток или развалина, но полное жизни и деятельных сил. Католическая Церковь продолжает посылать в самые отдаленные места земного шара своих миссионеров, исполненных не меньшего рвения, чем те, кто приплыл с Августином в Кент, и все они так же бесстрашно говорят перед враждебными вождями, как прежде перед Аттилой. Число ее духовных чад больше, чем когда-либо раньше, а приобретения в Новом Свете с избытком возместили все то, что она потеряла в Старом. Ее духовная власть распространяется там на обширные территории от долин Миссури до мыса Горн. Ее веру исповедуют не менее ста пятидесяти миллионов, а все другие христианские конфессии, вместе взятые, навряд ли насчитывают сто двадцать. И в то же время ничто не указывает на окончание столь длительного ее владычества. Она видела начало всех ныне существующих правительств и всех церквей, и вряд ли можно поручиться, что она не будет присутствовать при их конце. Она была великой и почитаемой еще до того, как англо-саксы ступили на землю Британии, прежде перехода франков через Рейн, еще в те времена, когда греческое красноречие процветало в Антиохии, а в Мекке молились языческим идолам.
Часто приходится слышать, что просвещение распространяется все более и более, а оно будто бы значительно благоприятнее протестантам, нежели католикам. Хорошо бы так, но у нас есть основательные причины сомневаться в этом. За последние двести пятьдесят лет ум человеческий развил величайшую деятельность и сделал большие успехи во всех отраслях естествознания. Он изобрел бесчисленные средства для улучшения жизненных удобств, продвинул далеко вперед медицину, химию и технику. Управление, полиция и законодательство также улучшились, хотя и в меньшей степени. Но за эту же четверть тысячелетия протестантизм не продвинулся сколько-нибудь существенно в своем развитии. А если и были какие-то перемены, то в целом они оказались благоприятнее для Римской Церкви. Поэтому мы не можем быть уверены, что прогресс науки неизбежно разрушит ту систему, которая, несмотря ни на что, удерживает у нас свои позиции со времен королевы Елизаветы.
И вообще такое рассуждение представляется нам основанным на ошибке. Есть области науки, для которых движение вперед является законом. Каждый новый этаж здания составляет надежную опору следующего. Именно поэтому и происходит постоянное накопление знаний. Здесь невозможно ни повернуть назад, ни стоять на месте. Никто еще не слыхивал, чтобы возникла реакция против теоремы Тэйлора или учения Гарвея о кровообращении.
Совсем другое дело теология. Если не касаться пока Божественного Откровения, а говорить лишь о природной религии, нет никаких оснований полагать, что современный философ находится в более благоприятном положении, чем, например, Фалес или Симонид. Перед ним те же самые свидетельства об устройстве вселенной, какие были и у первых греческих мыслителей. Аргументы, с помощью которых Сократ опровергал ничтожного атеиста Аристодема, совершенно те же, что и в “Естественном богословии” Пэли 7 . А касательно другого великого вопроса — о судьбе человека после смерти, навряд ли нынешний образованный европеец, предоставленный одному только собственному разуму, скорее дойдет до истины, чем дикий американский индеец. Ни одна из множества наук, в которых мы несравненно превзошли первобытного человека, не проливает ни малейшего света на судьбу души после окончания животной жизни. Все современные и древние философы от Платона до Франклина так и не смогли без помощи Откровения доказать ее бессмертие.
Великие загадки, ставящие в тупик адептов естественного богословия, одни и те же для всех времен и всех народов. Ум человека, едва выходящего из варварского состояния, вполне способен задаваться вопросами, которые не может разрешить гений Локка или Кларка 8 . Ошибочно полагать, будто для тончайших рассуждений о свойствах Божества, природе зла, свободе воли или основаниях морального долга требуется высокая степень умственного развития. Напротив, подобные рассуждения составляют излюбленное занятие людей, не вышедших еще из интеллектуального младенчества, которых можно считать лишь полуцивилизованными. Книга Иова доказывает, что задолго до того, как искусства и письмена стали известны в Ионии 9 , все эти жгучие вопросы с немалой изобретательностью и красноречием обсуждались в шатрах идумейских эмиров 10 , и ум человеческий за три тысячи лет так и не решил те загадки, которые ставили в тупик Элифаза и Зофара.
Поэтому естественная теология отнюдь не может считаться развивающейся наукой. Но то знание о нашем происхождении и судьбе, которое дается Откровением, обладает совсем иной ясностью и иным значением. Согласно учению протестантских церквей, вся божественная истина заключена в нескольких книгах. Она во все века доступна всем, кто читает их. С другой стороны, любые открытия любых философов не могут добавить к ним ни единой строки. В противоположность медицине, геологии или мореплаванию, для богословия невозможен никакой прогресс. Читавший Библию христианин пятого века обладал не большими и не меньшими знаниями, чем такой же христианин века девятнадцатого, конечно, при равных природных свойствах ума. Не имеет ни малейшего значения, что в пятом веке не были известны ни компас, ни книгопечатание, ни порох, ни тысячи других изобретений. Поэтому нет никакой гарантии, что в будущем не возобладает любое из прежних богословских заблуждений. Можно быть уверенным — мир никогда не вернется к системе Птолемея, и наша уверенность нисколько не умаляется тем, что Бэкон с презрением отвергал теорию Галилея. Просто Бэкон не имел нынешних средств для познания истины, предохраняющих теперь от подобного заблуждения даже таких людей, которые во времена Бэкона почитались бы недостойными чинить его перья. Но если вспомнить, что сэр Томас Мор выражал готовность умереть за доктрину пресуществления, нельзя не испытать сомнений во всеконечном ее поражении. Мор был наделен выдающимися талантами и обладал всеми теми сведениями касательно пресуществления, которые есть у нас. Он, как и мы, тоже читал в Новом Завете: “Сие есть тело мое”. Абсурдность буквального понимания этого была в шестнадцатом веке не менее очевидна, чем теперь. Никакой прогресс науки не уменьшил и никогда не уменьшит убедительности возражений против действительного присутствия тела Христова в причастии. И поэтому вере сэра Томаса Мора могут до скончания веков следовать и другие, столь же талантливые и столь же честные люди.
Теперь нам уже неудивительны все превратности разнообразнейших суеверий. Мы повидали людей далеко не рядового интеллекта и прекрасного образования, эрудитов, изощренных логиков и проницательных наблюдателей, которые пускались в пророчества, свидетельствовали о чудесных исцелениях и, более того, приносили в Палату Общин послания от самого Господа Бога. Мы видели старую женщину, наделенную не большими талантами, чем обыкновенная гадалка, в окружении десятков тысяч почитателей, принимавших ее за вдохновенную пророчицу. Все это происходило в девятнадцатом веке посреди столичного города Лондона. А почему бы, собственно, и нет? Ведь дела Господни открыты нашему веку ничуть не более, чем веку первому. Конечно, в том, что касается жизни сего мира, человек становится все мудрее и мудрее, но по отношению к высшим силам и миру потустороннему он, по словам Гете, “bleibt stets vom gleichem Schlag, und ist so wunderlich als wie am ersten Tag” 11.
История католичества ярко подтверждает подобные мнения. За последние семь веков европейское общество постоянно шло вперед во всех областях мирской науки. Церковная же история этого столь длительного периода представляет собой попеременное движение вперед и назад. С тех пор как в западном христианском мире утвердился авторитет Римской Церкви, человеческий разум четырежды восставал против ее ига. Дважды Церковь одерживала полную победу. Дважды она выходила из борьбы с тяжелыми ранами, но все-таки сохранив свои жизненные силы. И если принять в соображение те жестокие атаки, которым она подвергалась, уже трудно представить себе, какая причина сможет вызвать ее гибель.
Первое из этих восстаний вспыхнуло в той области, где говорили на прекрасном языке ок 12 . В двенадцатом столетии во всей Западной Европе не было более процветающей страны. К тому же сама природа щедро одарила ее своими богатствами. Она отнюдь не была частью Франции и политически существовала совершенно отдельно, имела свой особенный национальный характер, собственные обычаи и собственный язык. Ее плодородная земля искусно возделывалась, среди полей и виноградников стояло много богатых городов, каждый из которых представлял собой маленькую республику. Во множестве величественных замков существовали как бы в миниатюре настоящие королевские дворы. Именно там рыцарство впервые отбросило свои свирепые обычаи и, восприняв мягкие и изящные формы, неразрывно связало себя с искусствами и литературой, галантностью и любовной романтикой. В противоположность языку ок другие народные диалекты, возникшие после пятого века на месте бывших римских провинций, пребывали еще в грубом и несовершенном виде. Сладостная тосканская речь, богатый и энергичный английский язык оставались тогда уделом ремесленников и пастухов. Ни один грамотей не опускался до того, чтобы обучать на каком-нибудь из сих варварских жаргонов наукам, писать хроники или изображать повседневную жизнь и народные обычаи. Но язык Прованса уже тогда был языком цивилизованных людей, давших произведения с изощренной композицией и безупречным стихосложением. Рыцари и дамы, чьи замки украшали берега Роны и Гаронны, наслаждались в часы досуга балладами, воинственными песнями и сатирами, но более всего прочего — любовной поэзией. Цивилизация принесла с собой свободу мысли. Постепенно стали привыкать к тому, что есть люди, которые верят в Бога по-своему, и уже не смотрели на них с таким ужасом, как повсюду в других странах. Норманны и бретонцы если и видели когда-нибудь мусульманина, то разве что в Сирии, и лишь на поле битвы. Но обитатели благословенных стран, лежащих у подножия Пиренеев, дружески и не без выгоды для себя общались с мавританскими королевствами Испании и радушно принимали лекарей и математиков, которые в школах Кордовы и Гранады восприняли арабскую ученость. Греки, сохранявшие среди политического упадка свой быстрый ум и дух исследования, все еще умевшие читать совершеннейшие из творений человеческих и говорившие на самом выразительном и гибком языке, привозили на рынки Нарбонна и Тулузы не только снадобья и шелка заморских стран, но смелые и тонкие понятия, уже давно недоступные темному и недоверчивому Западу. Павликианское богословие 13 , в котором, по всей видимости, были смешаны доктрины будущих кальвинистов и отчасти учение древних манихеев 14 , быстро распространилось по Провансу и Лангедоку. На католическое духовенство стали смотреть с ненавистью и презрением. Чуть ли не вошли в пословицу такие выражения, как: “Хуже попа” или “Чтоб мне быть попом!” Папство потеряло свой авторитет среди всех сословий, начиная от больших сеньоров и до последних земледельцев.
Опасность для римской иерархии была воистину смертельной. Только одна из заальпийских наций сумела избавиться от варварства, и именно она потеряла уважение к Риму. Только на одном из народных языков Европы возникла богатая литература, и этот язык превратился в орудие еретиков. К тому же они занимали средоточие прямых путей во Францию, Северную Италию и Испанию. Еще не зараженные ересью провинции оказались отрезанными друг от друга. При таких обстоятельствах представлялось вполне возможным, что уже в следующем поколении реформированная вера распространится на Лиссабон, Лондон и Неаполь. Рим умолял рыцарей Северной Франции о помощи, взывая одновременно к их суевериям и жадности. Набожным он обещал, наравне с освободителями Святого Гроба, полное прощение грехов. Корыстным и распутным — добычу на плодородных равнинах и в богатых городах. К несчастью, цивилизованные и трудолюбивые обитатели Лангедока умели много лучше обогащать и украшать свою страну, чем защищать ее. Искусные в мирных занятиях, непревзойденные в “науке веселья”, стоявшие выше многих низменных суеверий, они неизмеримо уступали рыцарям из провинций севернее Луары с их железной отвагой и воинским мастерством. Они не могли устоять против врага, который от Ирландии до Палестины неоднократно побеждал вдесятеро сильнейшего противника. Альбигойская ересь была уничтожена с небывалой даже в религиозных войнах беспощадной жестокостью. Вместе с нею ушло процветание, погибли цивилизация, литература и национальное существование самой изобильной и культурной части Европы. Напуганный Рим, едва спасшийся благодаря мечам своих крестоносцев, поспешил пересмотреть и усилить всю свою систему. Именно тогда были основаны ордена францисканцев и доминиканцев 15 и установлен суд Инквизиции. Повсюду явилась новая духовная полиция. Не было ни одного большого города, ни одной дальней горной деревушки, куда бы не забредал нищенствующий монах. Еретиков обложили бесчисленные соглядатаи, и Церковь, лишь недавно стоявшая перед угрозой полного развала, восстала в новой силе, укрепленная всеобщей любовью, почитанием и страхом.
Второе великое восстание человеческого разума против духовной власти Рима произошло через полтора столетия. При жизни двух поколений после альбигойского крестового похода власть римского Папы находилась в зените. Император Фридрих II, самый талантливый и блестящий в длинном ряду германских цезарей, понапрасну тратил все свои военные и политические дарования на защиту мирской власти от посягательств Церкви. Месть духовенства преследовала его династию до третьего колена. Манфред 16 пал на поле битвы, Конрадин 17 погиб от руки палача. Затем течение событий все-таки переменилось. Долго подавляемая мирская власть начала с удивительной быстротой набирать силу. Несомненно, такая перемена объясняется, главным образом, всеобщей ненавистью к злоупотреблениям Церкви. Но свою роль сыграли и некоторые личности. Первое место среди них занимает французский король Филипп IV Красивый, жестокий, неpазборчивый в средствах деспот, всегда готовый к обману и насилию, окруженный сворой приспешников с мечами и юридическими кодексами. Самый свирепый и надменный из римских первосвященников 18 , жаловавший королевствами и призывавший государей к себе на суд, был схвачен в собственном своем дворце и умер от нанесенных ему оскорблений. Папскую резиденцию перенесли за Альпы, а римские епископы стали вассалами Франции. На Западе произошел великий раскол. Вся Европа сотрясалась от взаимных обвинений и анафем двух сомнительных пап. Рим вопиял против пороков Авиньона, а сей последний с не меньшими основаниями обличал Рим. Простые христиане, почитавшие своим святым долгом церковное общение с главою Церкви, не могли уразуметь, кого из двух проклинавших и чернивших друг друга претендентов следует считать законным папой. Около этого времени и раздался голос Джона Виклифа, всколыхнувший все английское общество сверху донизу. Влияние новых учений распространилось даже на далекое Чешское королевство, в котором уже давно зрело стремление к ересям. На пражские ярмарки часто приезжали купцы с нижнего Дуная, где находился тогда рассадник павликианского учения. Разрываемая расколом и принужденная обороняться от яростных нападок одновременно в Германии и Англии, Церковь оказалась перед лицом не менее опасного кризиса, нежели накануне альбигойского крестового похода.
Но и этой опасности удалось избежать. Мирская власть оказала Церкви всемерную поддержку, а сама Церковь изобразила некую видимость реформ. Констанцский собор положил конец расколу, и весь католический мир вновь обрел свое единство. Были установлены правила, которые, казалось, сильно затрудняли злоупотребления со стороны высшей церковной власти. Самые выдающиеся проповедники новых учений были перебиты. Английское правительство изничтожало с безжалостной жестокостью лоллардов, и уже в следующем поколении не оказалось и следа от второго великого восстания против папства, за исключением, быть может, первобытных обитателей Богемских гор.
Прошло еще столетие, и началось третье, самое значительное восстание в защиту духовной свободы. Времена кардинально переменились. Великое наследие Афин и Древнего Рима стало доступно тысячам людей. Церковь потеряла свою монополию на ученость. Наступил расцвет новых национальных языков. Книгопечатание стократно облегчило общение умов. При столь благоприятных предпосылках и началась Великая Реформация.
2
Мы попытаемся в кратком очерке изложить истинную историю борьбы, начавшейся с проповеди Лютера против индульгенций и окончившейся через сто тридцать лет Вестфальским миром 19.
Победа протестантизма в северных областях Европы была скорой и решительной. Для наций тевтонской крови власть пап была засилием иностранцев, прежде всего из Италии, людей, чуждых по языку, обычаям и духовному складу. Широкая юрисдикция церковных судов Рима воспринималась как рабская зависимость. Взимаемые из отдаленной столицы под тысячью предлогов деньги одновременно и унижали, и разоряли. Сами порядки папского двора вызывали у честных и набожных людей лишь презрительное отвращение. Новое богословие распространялось с небывалой доселе быстротой. Все слои общества, люди всех темпераментов и склонностей присоединялись к реформаторам. Здесь были и государи, спешившие присвоить себе права пап, и вельможи, с жадной завистью смотревшие на богатство монастырей, и патриоты, не переносившие чужеземную власть, и просто благочестивые люди, оскорбленные пороками Церкви, и ищущие истину ученые, и, наконец, легковесные умы, привлекаемые любыми новшествами. Среди северных наций только ирландцы сохранили верность старой религии. Это, по всей вероятности, объясняется тем, что национальное чувство, которое в более счастливых странах было направлено против Рима, здесь отвращалось прежде всего от Англии. За пятьдесят лет, прошедших с того дня, когда Лютер публично сжег буллу папы Льва X в Виттенберге, протестантизм достиг величайшего влияния, которое, однако, было им вскоре потеряно и уже никогда не возвратилось. Сотни людей, помнивших брата Мартина благочестивым католиком, дожили до победы его религиозной революции в половине государств Европы: Англии, Шотландии, Дании, Швеции, Ливонии, Пруссии, Саксонии, Гессене, Вюртемберге, Палатинате 20 , нескольких кантонах Швейцарии, Северных Нидерландах. Во всех других странах по сю сторону Альп протестантизм, как тогда казалось, был уже на пороге своего триумфа.
Но пока вся сия громадная деятельность проходила в Северной Европе, на Юге начиналась революция совершенно иного рода. Дух Италии и Испании весьма отличался от немецкого или английского. Точно так же, как национальные чувства германских народов побуждали их освободиться от итальянского преобладания, так и итальянцы стремились противостоять любым переменам, которые могли бы лишить их страну почестей и преимуществ, связанных со столицею Вселенской Церкви. Ведь именно в Италии тратились те самые деньги, от сбора которых претерпевали такие тяготы другие страны. Ради украшения Италии была доведена до столь скандальных крайностей продажа индульгенций, послужившая толчком к выступлению Лютера. Сами итальянцы отличались одновременно и большим благочестием, и в то же время неуважением к религии, однако и то, и другое лишь в редких случаях переходило в протестантизм. Наиболее религиозные среди них хотели улучшения нравственности и церковных правил, но отнюдь не перемены догматов, а тем паче — раскола. Неверующие же просто игнорировали сущность христианства, безо всякой к нему ненависти. Они были связаны с ним только как художники или государственные деятели, для которых издревле установившиеся формы предпочтительнее всех других. Именно так Плиний и Траян относились к языческому культу. Дух Савонаролы или Макиавелли не имел ничего общего с духом протестантов Севера.
Испания также была по отношению к Католической Церкви в совершенно ином положении, чем германские народы. Италия входила в испано-германскую империю Карла V, и римская курия во многих случаях служила для него лишь удобным инструментом. Поэтому, в противоположность государям далекого Севера, у него не было корыстных причин нападать на папство. Более того, именно испанский король настаивал на тех мерах, которые побудили короля английского прервать все отношения с Римом 21 . Чувства самих испанцев совпадали с интересами испанской короны. Кастильцы отличались страстной привязанностью к вере своих предков. Ведь с этой верой были неразрывно связаны не только все установления, но сама независимость и слава их отечества. Лишь через восемьсот лет после разгрома последнего готского короля на берегах Хереса 22 Фердинанд и Изабелла победоносно вошли в Гренаду. И все эти века испанцы вели ожесточенную борьбу с неверными. Если крестовые походы были лишь эпизодом в истории других наций, то само существование Испании представляло собой один нескончаемый крестовый поход. Изгнав мусульман у себя, в Старом Свете, она начала искоренять язычников на земле Америки. Ее сыны с благословения папы плавали по неизведанным морям и под крестоносным знаменем бесстрашно вторгались в великие царства. С боевым кличем “Св. Яков и Испания!” бросались они на стократно сильнейшего врага, а после битвы любые зверства оправдывались тем, что побежденные — это нехристи, не получившие святого крещения. Корысть порождала рвение, а рвение освящало корысть. Одинаково усердно и готовили прозелитов, и отыскивали золотые копи. В тот самый год, когда доведенные до отчаяния поборами Рима саксонцы сбросили его иго, испанцы с папского благословения завладели царством и сокровищами Монтесумы. И если в Северной Европе католицизм связывался с грабежом и угнетением, то испанцам он принес свободу, власть, богатство и славу.
Поэтому нет ничего удивительного, что великий взрыв протестантизма в одной части христианского мира породил не менее яростный подъем католического фанатизма в другой. С равной энергией одновременно происходили две реформации — реформация вероучения на Севере и реформация обычаев и порядков на Юге. При жизни всего одного поколения изменился сам дух Римской Церкви. Повсюду, от залов Ватикана до глухих убежищ отшельников в Апеннинах, ощущалось великое возрождение. Все учреждения, издревле предназначенные для распространения и защиты веры, были очищены от скверны и вновь приготовлены для деятельной жизни. Повсюду старые религиозные сообщества перестраивались и к ним добавлялись все новые и новые. Уже через год после смерти Льва Х совершенно преобразовался Орден камальдулов 23 . Капуцины 24 восстановили старый устав Св. Франциска, полуночную молитву и обет молчания. Барнабиты 25 и общество Сомаска 26 посвятили себя помощи бедным и их образованию. Еще более важной была деятельность театинцев 27 . Они предвосхитили наших первых методистов, стремясь исправить пороки и недостатки приходского духовенства. Римская Церковь оказалась мудрее Англиканской и поддерживала их. Члены нового братства проповедовали при большом стечении народа в полях и на улицах, молились у постели больных и причащали умирающих. Первым среди них по рвению и благочестию был Джан Пьетро Караффа, впоследствии папа Павел IV. Oн принял в свой венецианский монастырь одного испанского дворянина, который ходил за больными, одевался в лохмотья, морил себя постами чуть не до смерти и зачастую, выйдя на улицы и взобравшись где-нибудь на камень, старался привлечь внимание прохожих к своей проповеди, которую произносил на странной смеси кастильского и тосканского наречий. Театинцы принадлежали к одному из самых ревностных и аскетических монашеских орденов, но для сего вдохновенного неофита даже их устав казался слишком свободным. В молодости он был прямо-таки копией сервантесовского героя. Все образование юного гидальго сводилось к чтению рыцарских романов, и он наяву грезил о спасенных принцессах и победах над неверными. Но посреди видений воинской славы и удачливой любви тяжелая рана приковала его к постели, и он на всю жизнь остался калекой, не имея силы держать в руке меч и ловкости, потребной на рыцарских турнирах. Не оставалось надежды и на милости прекрасных дам. Тогда в уме его возникло новое видение, может быть, на взгляд англичанина, и непонятное, но совершенно естественное для испанского рыцарства, которое всегда было тесно связано с религией. Он все-таки останется воином, но теперь уже странствующим рыцарем Невесты Христовой, и поразит Великого Красного Дракона. Он будет защитником Дамы, облаченной в солнечное сияние. Беспокойный дух привел его в сирийскую пустыню и в храм Гроба Господня. Оттуда он возвратился к себе, на самый край Запада, и поражал испанские монастыри и университеты Франции своим покаянием и постом. То же воспаленное воображение, доносившее до него гром нездешних битв и соблазнявшее чарами нездешних принцесс, населило теперь его одиночество сонмом святых и ангелов. Пресвятая Дева сходила с небес, чтобы говорить с ним. Он лицом к лицу видел самого Спасителя. Трудно сдержать снисходительную улыбку, когда узнаешь, что во время мессы он видел, как происходит пресуществление, а на ступенях церкви Св. Доминика плакал от радости и восхищения, узрев Св. Троицу в ее единстве. Таким был Игнатий Лойола, который сыграл во время великой католической реакции ту же роль, что и Лютер в великом протестантском движении.
Недовольный порядками у театинцев, восторженный испанец обратил свои взоры к Риму. Почти нищий, никому не известный, без покровителей, приехал он в этот город, где ныне в память о его великих заслугах перед Церковью воздвигнуты два величественных храма с богатейшими росписями и многоцветными мраморами, где увековечен его образ в скульптуре из литого серебра и где перед алтарем в драгоценной раке покоятся его останки. Безграничное рвение этого человека преодолевало все преграды. Благодаря ему возник Орден иезуитов, который явился концентрированным воплощением католического духа, и история этого Ордена есть история великой католической реакции. Иезуиты сразу же овладели всеми твердынями общественного мнения — кафедрой, печатным станком, исповедальней и академиями. Где бы иезуит ни выступал с проповедью, там храм не вмещал всех пришедших. Имя иезуита на титульном листе обеспечивало успех книги. Властители, аристократы и красавицы поверяли иезуитам тайны своей жизни. У их ног воспитывались юноши из высшего и среднего сословий, переходя от самых зачаточных знаний в классы риторики и философии. Еще совсем недавно отождествлявшиеся с безбожием или ересью, литература и наука стали теперь союзниками правоверия. Подчинив себе Южную Европу, сей великий Орден продолжал и продолжал свои завоевания. Ничто не останавливало иезуитов — ни пустыни и океаны, ни глад и мор, ни даже виселицы и пыточные застенки. Они являлись во всех странах и под любым обличьем — ученых, врачей, купцов; при враждебном им шведском дворе, в старинном чеширском поместье и в жалких ирландских хижинах. Они учили, спорили, утешали, завладевая сердцами юных, возвышая дух робких и поднося распятие к губам умирающих. Не меньшею их заботою были заговоры против тронов и самой жизни государей-отступников, равно как и зловредные слухи, гражданские войны и политические убийства. Преданные одной только Церкви, они с одинаковой готовностью взывали ради нее и к чувству верности, и к извечному желанию свободы. Один и тот же иезуит мог внушать, смотря по тому, с кем он говорил — подданным Филиппа или подданным Елизаветы 28 , — и беспрекословное послушание, и самые крайние идеи независимости; и право монарха на дурное правление, и право любого человека вонзить кинжал в сердце злого короля. Одни считали иезуитов крайне строгими, другие же — весьма снисходительными духовными наставниками. И все они были правы. Глубоко верующие с почтением выслушивали высокую и святую мораль иезуита. Но и беззаботный кавалер, только что проткнувший шпагой своего соперника, и беззаботная красотка, уже давно забывшая супружеский обет, все они находили в нем понимающего, хорошо воспитанного человека, который умеет прощать мелкие прегрешения светских людей. В зависимости от нрава грешника духовник был или строг, или снисходителен. Главная его цель состояла в том, чтобы никто не оказался вне Церкви. Раз уж так устроено, что существуют дурные люди, пусть они будут лучше плохими католиками, чем хорошими протестантами. И если человеку суждено сделаться наемным убийцей, развратником или карточным игроком, это не причина, чтобы он стал еще и еретиком.
Старый Свет оказался тесен для этой необычайной деятельности. Иезуиты заполонили все страны, ставшие доступными после великих географических открытий предыдущего века. Они проникали и в рудники Перу, и на рабовладельческие рынки Африки, и на Острова Пряностей, и к китайским звездочетам. Они с успехом подвизались там, куда ни корысть, ни любознательность не приводили еще европейцев, и проповедовали на языках, из которых до тех пор не было известно ни единого слова.
Дух, столь ярко проявившийся в этом Ордене, вдохновлял весь католический мир. Очистился даже Ватикан, позоривший накануне Реформации само христианское имя и запятнавший себя предательствами, убийствами и кровосмешением. Даже и лучшие члены Римской Курии совершенно не годились в духовные пастыри. Это были люди, которые, подобно Льву X, вместе с латынью эпохи Августа усвоили ее безбожные и глумливые идеи. Их дни проходили словно в размягчающем сне чувственного и умственного сладострастия. Они почитали чуть ли не главным делом своей жизни изысканные блюда, отборные вина, прелестных женщин, охотничьих лошадей, собак и соколов, вновь найденные древние рукописи, сонеты на сладчайшем тосканском диалекте, непристойность коих ограничивалась лишь чувством изящного, наконец , медали работы Бенвенуто или фрески Рафаэля. Литература и изящные искусства, несомненно, многим обязаны этим изысканным сибаритам. Но когда в Европе началось великое брожение умов, когда низвергалась одна доктрина за другой, а нация за нацией прекращали церковное общение с преемниками Св. Петра, стало очевидным, что нельзя доверять Церковь тем вождям, которые прилежнее всего изучают образцы языческой культуры. Мы не говорим уже о том, что их сильно подозревали в тайном высмеивании ими же совершаемых обрядов. К правлению церковными делами явились совершенно новые люди, по духу своему походившие на Дунстана и Бекета. Римские первосвященники стали воплощать в себе аскетизм первых сирийских анахоретов 29 . Павел IV принес с собой в Ватикан страстное рвение театинского монаха. Пий IV день и ночь носил под своими роскошными одеяниями власяницу простого отшельника, ходил босым по улицам во главе процессий и даже среди самых неотложных занятий находил время для уединенной молитвы. Он часто сетовал на то, что его обязанности неблагоприятны для святости, и, поучая духовных чад примерами смирения и благотворительности, в то же время с упорством и горячностью Гильдебрандта 30 поддерживал авторитет своей власти и неукоснительность учения Церкви. Григорий XIII не только следовал за Пием в строгих добродетелях их священного призвания, но старался даже превзойти его. Каким был пастырь, таким было и стадо. Перемену католического духа можно проследить во всех жанрах литературы и искусства, стоит лишь сравнить поэмы Тассо и Ариосто или архитектуру времен Сикста V и Льва Х.
Католическая Церковь опиралась не только на свое нравственное влияние, но и на меч светской власти. Инквизиция была наделена новыми полномочиями и воспылала новым рвением. Стоило хоть где-нибудь проявиться протестантизму или даже тени его, сразу же употреблялись столь сокрушительные меры, что устоять против них могли лишь немногие избранные души. Каждый заподозренный в ереси, независимо от его положения и репутации, отчетливо сознавал, что он должен или очиститься перед грозным трибуналом, или умереть на костре. С такой же неукоснительной жестокостью преследовали и еретические книги. Сочинения, имевшиеся когда-то чуть ли не в каждом доме, уничтожались так ревностно, что теперь их уже не найти даже в самых богатых библиотеках. К примеру, написанная на тосканском диалекте книга “О пользе Смерти Христовой” много раз переиздавалась, и ее охотно читали по всей Италии. Однако инквизиторы усмотрели в ней лютеранское учение об оправдании только верою. Она была запрещена и исчезла столь же безнадежно, как и вторая декада Тита Ливия 31.
3
Таким образом, если в одном конце Европы быстро распространялась Реформация, на другом происходило не менее быстрое возрождение католичества. Через пятьдесят лет после великого раскола во всех ее северных землях возникли протестантские правительства и протестантские нации. Зато на юге и те, и другие сохраняли свою приверженность к древней Церкви. Между этими двумя враждебными областями лежали спорные и в нравственном, и в географическом отношении территории. Во Франции, Бельгии, Южной Германии, Венгрии и Польше исход борьбы оставался какое-то время нерешенным. Правительства этих стран не прервали отношений с Римом, но протестанты там были многочисленны, сильны и деятельны. Во Франции они создали внутри Королевства обособленное содружество своих общин, владели крепостями, могли вывести в поле целые армии и вели на равных переговоры со своим государем. В Польше король оставался католиком, но протестанты имели большинство в Сейме и занимали главные государственные должности. Папский нунций писал: “По всей видимости, протестантизм полностью вытеснит католиков из Польши”. Приблизительно такое же положение было и в Баварии: протестантское большинство Собрания Сословий соглашалось дать герцогу деньги лишь в обмен на уступки их религии. В Трансильвании Австрийский Дом не смог помешать Сейму одним общим декретом конфисковать всю церковную собственность. На территории самой Австрии твердых католиков насчитывалась лишь тридцатая часть всего населения. В Бельгии число последователей нового учения доходило до сотен тысяч.
История последующих двух поколений — это история борьбы северного протестантизма и южного католичества за спорные земли. Обе стороны могли похвалиться великими талантами и великими добродетелями. Обеим приходилось стыдиться своих безумств и преступлений. Вначале все, казалось, благоприятствовало протестантам, однако победа осталась за Римской Церковью, которой повсюду сопутствовали успехи. Пролистнув еще полстолетия, мы видим ее победоносной во Франции, Бельгии, Баварии, Богемии, Австрии, Польше и Венгрии. Протестантизм же не смог и за двести лет возвратить ничего из потерянного им.
И этот триумф папства объясняется прежде всего не победами в битвах, а возвращением к нему народного доверия. За первые полвека после начала Реформации в странах по сю сторону Альп и Пиренеев общество неудержимо стремилось к новому вероучению, поэтому, как и всегда, мало что зависело от исхода сражений и осад. Поражение при Мюльберге 32 даже на краткий миг не остановило распространение протестантизма. С другой стороны, католическая реакция ничуть не замедлилась после разгрома Непобедимой Армады. Трудно сказать, что было сильнее — ярость первого удара или его откат назад. Через пятьдесят лет после раскола католицизм едва удерживался на берегах Средиземного моря, а еще через пятьдесят то же самое происходило с Реформацией в Прибалтике.
Борьба этих двух сил в некотором смысле напоминала шекспировскую дуэль: “Лаэрт ранит Гамлета, они меняются рапирами, и Гамлет ранит Лаэрта”. Война Лютера и Льва X была поединком твердой веры и неверия, страсти и апатии, чистой морали и порока. Но совсем иной оказалась война между упадочным протестантизмом и возрождающимся католичеством. На смену развратникам, отравителям и атеистам, носившим тиару перед Реформацией, пришли папы, которые по своей преданности вере стоят рядом с Киприаном 33 или Амвросием 34 . Один только Орден иезуитов может похвалиться множеством людей, ничем не уступавших по глубине веры, отваге и аскетизму самим апостолам новой веры. Но если нависшая угроза заставляла Римскую Церковь перенимать высочайшие качества реформистов, то и сии последние заражались от нее некоторыми пороками. Их настигло религиозное равнодушие и приверженность к мирским делам. Великие вожди ушли в могилу и не оставили после себя преемников. У протестантских государей вера была слаба или даже вовсе отсутствовала. Сама королева Елизавета исповедовала протестантизм скорее из политического расчета, нежели по твердому убеждению. Генрих IV дважды отрекался от реформированной религии ради собственной выгоды. Электор Саксонии, естественный глава протестантской партии в Германии 35 , позволил себе в самый решающий момент борьбы стать орудием папистов. С другой стороны, среди католических государей мы видим религиозный пыл, доходивший нередко до фанатизма. Филипп II был папистом совершенно в ином смысле, чем Елизавета протестанткой. Воспитанник иезуитов Максимилиан Баварский стал страстным миссионером, облеченным государственной властью. Император Фердинанд II вполне сознательно и не один раз рисковал своей короной, не соглашаясь ни на малейшие уступки духу религиозных новшеств. Король Швеции Сигизмунд предпочел потерять трон, чем отречься от католической веры. Иными словами, у протестантов мы везде видим вялость, у католиков же — преданность и рвение.
Кроме того, деятельность католиков направлялась целиком против протестантов, а протестанты еще и враждовали друг с другом. Внутри Римской Церкви не возникло никаких существенных разногласий касательно вероучения. Решения Тридентинского Собора были общепризнаны, а полемика с янсенистами 36 еще не начиналась. Поэтому на Реформацию обрушилась вся мощь Рима. Силы же протестантов истощались гражданской войной. В то время как иезуитские проповедники и иезуитские учители наводняли Европу, готовые отдать весь свой ум и всю свою кровь за дело Церкви, протестантские богословы опровергали друг друга, а протестантские государи преследовали сектантов, которые были ничем не худшими протестантами, чем они сами.
В Палатинате князь-кальвинист начал гонение на лютеран, а саксонский курфюрст, лютеранин, боролся с кальвинистами. Из Швеции изгоняли всякого, кто не соглашался хоть с одной статьей Аугсбургского Исповедания. В Шотландии Мелвилл 37 спорил с другими протестантами о церковном управлении. Английские тюрьмы были переполнены ревностными протестантами, не во всем согласными с королевским двором касательно вероучения и церковной дисциплины. Некоторых преследовали за отрицание догмата о предопределении 38 , других — за отказ носить стихари. Вполне вероятно, что ирландцев можно было бы отколоть тогда от папизма, если бы не яростные преследования пуритан Витджифтом 39 и не нападки Мартина Марпрелейта 40 на епископов.
Преимущество католиков заключалось не только в единстве и рвении, они обладали еще и непревзойденной организацией. Протестантизм же вообще не был приспособлен для наступательных действий. Реформированные церкви стали просто национальными церквами. Англиканская Церковь существовала только для одной Англии и не имела никаких механизмов для распространения за границей. Точно так же и Шотландская Церковь существовала в одной лишь Шотландии. Зато деятельность Католической Церкви охватывала весь мир. Наш остров, хотя и стоял во главе протестантского движения, не послал на театр великой духовной войны ни одного миссионера и ни одного воспитателя юношества, равно как и не было устроено у нас для этих целей ни одной семинарии. Зато Германия, Венгрия и Польша наводнялись ревностными миссионерами из Испании или Италии, а в Риме основывались коллегии для обучения юношества северных стран. Духовную силу протестантизма можно уподобить народному ополчению, собираемому, чтобы дать отпор иноземцам, но которое не пошлешь за море для завоеваний. У Рима тоже было такое ополчение, но он обладал еще и войском, всегда готовым отправиться за границу, невзирая ни на какие тяготы и опасности. Если, например, в главной квартире считали, что какой-нибудь иезуит, находящийся в Палермо, по своим способностям и характеру более пригоден для Литвы, немедленно отдавался на сей счет приказ, тут же исполнявшийся. И уже через месяц верный слуга Церкви читал проповеди где-нибудь за Неманом.
Невозможно отрицать, что политика Римской Церкви явилась высочайшим воплощением мудрости всего человечества. Опыт двенадцати бурных столетий, искусство и терпение сорока поколений государственных мужей довели эту политику до такого совершенства, что она по праву заняла первейшее место среди ухищрений, измышленных для обмана и угнетения человечества. Чем тверже наше убеждение, что разум и Священное Писание бесспорно на стороне Протестантизма, тем большее восхищение вызывает эта система, против которой бессильны оказались и разум, и Священное Писание. Одна из главных причин, объясняющих все ее триумфы на исходе шестнадцатого столетия, заключалась в том, что она сумела использовать фанатизм таких людей, как Св. Игнатий и Св. Тереза 41.
Протестантская партия была побеждена и унижена. Во Франции католическая реакция заставила Генриха IV выбирать между своей верой и короной. Он понимал, что, оставаясь вне Римской Церкви, не сможет, несмотря на свое бесспорное наследственное право и выдающиеся личные качества, рассчитывать на верность даже тех доблестных дворян, чья отвага сделала его победителем при Иври. В Бельгии, Польше и Южной Германии католичество добилось безраздельного владычества. Противостояние в Богемии было подавлено, Палатинат завоеван. Верхнюю и Нижнюю Саксонию наводнили католические захватчики. Датский король 42 , выступивший на защиту реформированных церквей, потерпел поражение, был изгнан из пределов Империи и подвергся нападению в собственных владениях. Напору австрийских армий покорилась Померания, против них устояли только бастионы Штральзунда.
Но прилив снова повернулся вспять. История шестнадцатого столетия определяется двумя яростными и противоположными вспышками религиозного чувства. Сначала протестантизм оттеснил католичество к Альпам и Пиренеям. Однако католики сплотились и отбросили протестантов до самого Немецкого моря. После сего великая южная реакция стала ослабевать подобно тому, как это случилось прежде с великим северным движением. Рвение католиков охладело, союз их распался. Одна из партий отошла от духа Лойолы не меньше, чем некоторые протестанты от духа Лютера. При жизни трех поколений религия была главной пружиной политики. Революции и гражданские войны во Франции, Шотландии, Голландии и Швеции, длительная борьба Филиппа и Елизаветы, кровавое соперничество за богемскую корону 43 — все это имело свое начало в богословских диспутах. Но теперь произошла великая перемена. Бушевавшая в Германии война утратила религиозный характер. Спор вокруг духовного первенства Римской Церкви превратился для одной стороны — в борьбу за мирскую власть Австрийского Дома, а для другой — в защиту национальной независимости. Правительства начали создавать новые комбинации, в которых общность политических интересов играла куда большую роль, чем религиозные верования. Даже в Риме на успехи католического оружия смотрели со смешанным чувством. Ведь сам Верховный Первосвященник был всего лишь второразрядным сувереном и поэтому заботился не только о распространении света истины, но и о равновесии сил. Он боялся возникновения мировой империи больше, чем желал процветания Вселенской Церкви. Кончилась война сект и началась война государств. Против Австрийского Дома встала коалиция кальвинистов, лютеран и католиков, которую возглавляли первейший государственный деятель и первейший воин того времени; первый — князь Католической Церкви, прославленный успехами в подавлении гугенотов, второй — протестантский король, обязанный своим троном антипапской революции. Союз Ришелье и Густава-Адольфа возвестил о конце великой религиозной борьбы. Последовавшая после этого война велась уже за равновесие в Европе. И когда наконец был заключен Вестфальский мир, то оказалось, что Римская Церковь сохранила все обширные владения, казавшиеся уже почти потерянными ею в середине предыдущего столетия. Протестантской осталась только та часть Европы, которая была таковой при жизни людей, слышавших проповедь самого Лютера.
С тех пор уже никогда не было чисто религиозных войн между католиками и протестантами. Во времена Кромвеля протестантская Англия вместе с католической Францией, где правил тогда кардинал 44 , выступала против католической Испании. Один из славных протестантских героев, Вильгельм III, возглавлял коалицию против Людовика XIV, куда входили многие католические страны, и его тайно поддерживал даже Рим. При королеве Анне протестантская Англия и протестантская Голландия объединились с католическими Савойей и Португалией, чтобы отнять испанскую корону у одного фанатика-паписта для другого 45.
Географическая граница между двумя религиями почти в точности оставалась там же, где она была в конце Тридцатилетней войны, то есть Реформация не дала никаких доказательств приписываемой ей экспансии. Но зато протестанты вполне справедливо похваляются тем, что богатство и цивилизация возросли неизмеримо сильнее к северу от этой границы, а страны, скудно одаренные природой, такие, как Шотландия и Пруссия, достигли не меньшего процветания, чем самые развитые в мире; мраморные дворцы Генуи ныне заброшены, прекрасные берега Кампаньи наводнены разбойниками, а плодоносное побережье Папского государства отдано стадам диких буйволов и кабанов. Нельзя отрицать, что после шестнадцатого столетия протестантские нации продвинулись намного дальше, чем их соседи. Значительными были успехи и там, где протестантизм хотя и не победил окончательно, но долго боролся за свое существование и оставил после себя заметные следы. Но если посмотреть на католические страны, туда, где сразу была затоптана первая же искра Реформации и откуда явилась сила, отбросившая протестантизм, мы, в лучшем случае, видим лишь очень медленный рост, а в целом даже движение вспять. Сравните, например, Данию и Португалию. Когда Лютер начинал свою проповедь, превосходство португальцев было неоспоримо. Ныне столь же неоспоримо превосходство датчан. Сравните Эдинбург и Флоренцию. Эдинбург меньше, чем любая другая столица, обязан климату, плодородию земли или заботам правителей. Зато Флоренция во всех этих отношениях была сверх меры осыпана дарами Фортуны. И тем не менее, каждый, кто знает, чем эти города были до Реформации и какие они сейчас, не может не согласиться, что в последние триста лет некая великая сила приподняла одну часть европейской семьи и принизила другую. Сравните, наконец, историю Англии и Испании за прошедший век. Налицо поразительная разница в военном деле, науках, искусствах, торговле и сельском хозяйстве. И не только на наших берегах Атлантического океана. Колонии Англии неизмеримо превзошли испанские владения в Америке. У нас нет никаких оснований полагать, что в начале шестнадцатого века кастильцы хоть в чем-то уступали британцам. Но мы твердо убеждены — Север обязан своим процветанием и своей великой цивилизацией прежде всего нравственному влиянию Реформации, а застой и разложение стран Южной Европы объясняется, главным образом, великим католическим возрождением.
4
Лет через сто после окончательного разграничения протестантизма и католичества начали проявляться признаки четвертой великой опасности для Римской Церкви. На сей раз буря, надвигавшаяся на нее, была совершенно не похожа на все предшествовавшие. Прежние противники подвергали сомнению лишь какую-то часть ее учения. Теперь же явилось направление мысли, отрицавшее его в целом. Альбигойцы, лолларды, лютеране и кальвинисты имели положительную религиозную систему. Но вера новых сектантов была полностью отрицательной. У католиков они заимствовали понятие о католичестве как чистом и единственно истинном христианстве, а у протестантов — утверждение о противоречии некоторых сторон католического учения с разумом. Вывод был очевиден. Оба эти принципа, которые по отдельности совпадают с самой возвышенной верой, в совокупности создавали основу для атеизма. Учение Боссюэ о Пресуществлении как евангельской истине и утверждение Тиллотсона 46 , что это абсурд, соединенные вместе, логически приводили к философии Вольтера.
Если бы возникшая в Париже секта представляла собой лишь кучку зубоскалов, вряд ли оставила бы она столь глубокий след не только на учреждениях, но и на самих нравах всей Европы. Как вполне справедливо заметил Бэкон, простое отрицание и чисто эпикурейское безразличие к вере никогда не нарушало общественное спокойствие, ибо не создавало никакой побудительной причины к действию и не служило источником вдохновения. У него не было ни миссионеров, ни крестоносцев, ни мучеников. Если бы патриарх Священной Философической Церкви 47 ограничивался лишь шутками об ослицах Саула 48 и Давидовых женах 49 , да еще критикой стихов Иезекииля, Рим мог бы оставаться совершенно спокойным. Но его сила заключалась в примешанной к заблуждениям истине и том неподдельном одушевлении, которое скрывалось за видимым легкомыслием. Вольтерьянцы, при всех свойственных им нравственных и умственных недостатках, все-таки искренно желали улучшения рода человеческого и содрогались от зрелища жестокостей и бесправия. Они мужественно боролись против того, что почитали злом, и во многих случаях доблестно защищали угнетенных от сильных мира сего. Нападая на христианство со злобой и пристрастием, недостойными философов, они все же в большей мере, сравнительно со своими противниками, обладали милосердием к людям всех рас и всех состояний, которого требует само христианство. Постоянными предметами их острой сатиры и неустанного внимания были религиозные гонения, пытки, незаконные аресты и бессмысленное умножение смертных казней, равно как волокита и обман в судах, гнет генеральных откупщиков и работорговля. И когда в Тулузе колесовали невинного 50 , а в Аббевиле отрубали юноше голову всего лишь за неосторожные слова 51 , с берегов Лемана 52 каждый раз поднимался голос, звучавший от Москвы до Кадикса и клеймивший неправедных судей перед лицом всей Европы. То разящее оружие, с которым философы нападали на евангельские истины, было заимствовано из самого Евангелия. С одной стороны выступала хоть и похвалявшаяся чистотой своего апостольского учения Церковь, но опозоренная резней Варфоломеевской ночи, убийством лучшего из королей 53 , войной в Севеннах 54 и уничтожением Пор-Рояля 55 . С другой — секта, осмеивающая Св. Писание и Таинства, однако готовая противостоять сильным мира сего ради справедливости, милосердия и терпимости.
Атеизм, случайно совпавший с филантропией, на какое-то время победил религию, столь же случайно связанную с политическими и общественными злоупотреблениями. Все благоприятствовало рвению и деятельности новых реформаторов. Во Франции на их стороне были все выдающиеся литераторы. Каждый год появлялись труды, в которых логика, хула и насмешки использовались для нападения на основополагающие принципы Церкви, защищавшейся всего лишь материальной силой. Однако ни цензура, ни конфискация книг, ни глумление над останками атеистических авторов не могли заменить в борьбе с Вольтером Боссюэ и Паскаля. Не явилось ни одной апологии католического учения, которая произвела бы хоть сколько-нибудь заметное действие или сохранилась в памяти до наших дней. Только кровавые и беспощадные преследования, подобные крестовому походу против альбигойцев, могли покончить с философами. Но время де Монфоров 56 и Домиников 57 прошло. Те преследования, на которые была еще способна Церковь, могли только раздражать, но не подавлять. Война шла между умом и силой, причем последняя была уже существенно ограничена в своих действиях. Правоверие превратилось вскоре в синоним невежества и тупости. Презрение к религии своей страны стало столь же непременным качеством образованного человека, как и знание ее литературы. По всему христианскому миру быстро распространялись новые учения. Париж сделался столицей всего европейского континента, французский язык повсюду стал первейшим средством общения в образованном обществе. Увяла литературная слава Италии и Испании, а германская находилась еще в зародыше. Продолжала блистать одна только Англия. Парижские понятия и суждения перешли не только за Альпы — бдительная Инквизиция не могла воспрепятствовать проникновению новой ереси в Кастилию и Португалию. Даже самовластные правительства приветствовали успехи философии. Под ее влиянием были проведены многие реформы, в большинстве своем достойные всяческой похвалы, хотя иногда делалось это слишком поспешно, без должного внимания ко времени, месту и настроениям общества. Последователями новых принципов стали правители Пруссии, России, Австрии и многих меньших государств.
Снаружи Римская Церковь все еще оставалась столь же величественной и блестящей, как и прежде. Но устои ее были подорваны. Ни одно государство не прекратило общения с нею и не присвоило себе ее доходов, однако поклонение народа повсюду быстро утрачивалось.
Первым великим предупреждением явилось падение того общества, которое спасло Католическую Церковь от поражения в борьбе с протестантизмом. Орден иезуитов уже никогда не смог восстановить прежнего своего влияния после конфликта с Пор-Роялем. А теперь он подвергался еще более жестоким нападкам философов. Дух его был сломлен, репутация замарана. Оскорбляемый всеми гениями Европы, осужденный гражданскими властями, при слабых попытках защиты со стороны иерархии, он пал, и падение это было поистине великим событием.
Начавшееся движение все более ускорялось. Ушло первое поколение вольнодумцев, но их последователи не только унаследовали, но и безмерно усилили идеи Вольтера подобно тому, как анабаптисты продолжили дело Лютера, а последователи Пятого Царства 58 пошли по стопам Пима 59 . И вот настала Революция. Рухнула старая Церковь Франции со всей своею пышностью и богатством. Некоторые ее служители заплатили за свое существование отречением от Рима. Другие возрадовались наступившей свободе и отбросили священные одежды, заявив, что вся их жизнь была сплошным обманом; они поносили и преследовали ту самую религию, которой прежде служили, и даже в Якобинском Клубе и Коммуне Парижа выделялись своей свирепостью и бесстыдством. Многие остались верны прежним убеждениям, и их целыми дюжинами без всякого суда резали, топили, стреляли и вешали. Тысячи бежали из отечества, ища защиты под покровом враждебных алтарей. Церкви были разорены, умолкли колокола. Осквернялись гробницы, серебряные распятия переплавляли в слитки. Ряженные в священные ризы шуты отплясывали карманьолу даже в зале Конвента. Статуи христианских мучеников были заменены бюстами Марата. В алтаре парижского собора Божьей Матери восседала публичная женщина и принимала поклонение тысячных толп, восторгавшихся тем, что наконец-то под зтими древними сводами впервые звучит слово истины. Новое неверие было столь же нетерпимым, как и старые предрассудки. Религиозность вызывала подозрение в государственной измене. Священники уже тем, что крестили младенцев, соединяли влюбленных и принимали последнюю исповедь умирающих, подвергали себя величайшей опасности. Бессмысленный культ Богини Разума 60 длился недолго, но и деизм Робеспьера был нисколько не менее враждебен католической вере, чем откровенное безбожие.
Бедствия обрушились на Церковь не только во Франции. Преследуемый по всей Европе революционный дух отбил все атаки, но, не насытившись бельгийскими городами и богатыми владениями духовных князей, перекинул свое пожирающее пламя через Рейн и горные перевалы Альп. Во всех войнах против Реформации прочной основой католицизма оставались Испания и Италия. Теперь Испания стала раболепным вассалом безбожников 61 , Италия тоже оказалась под их властью. На месте ее древних государств возникли республики — Цизальпинская, Лигурийская и Партенопейская. Священные сокровища Лорето 62 были разграблены, равно как и монастыри самого Рима. Над замком Св. Ангела развевался трехцветный флаг. Атеисты схватили и увезли наместника Св. Петра 63 , который умер в неволе, а останки его еще долго ожидали подобающего погребения.
Неудивительно, что в 1799 году даже самые проницательные умы имели все основания полагать, что Римской Церкви пришел конец. Повсюду побеждали безбожники. Папа скончался в заточении, знаменитейшие иерархи Франции спасались в чужих краях и существовали на подаяние протестантов. Великолепнейшие строения, возводившиеся на протяжении веков для поклонения Богу, были превращены в храмы Победы или банкетные залы политических сообществ. Все это могло лишь подтверждать окончательную погибель.
Но последний час так и не пробил. Бренные останки Пия VI еще ждали торжественного погребения, а уже началась великая реакция, которая продолжается еще и по прошествии сорока лет. Время анархии прошло. Из хаоса возник новый порядок вещей, поднялись новые династии, новые законы, новые титулы. Вместе со всем этим возродилась и древняя религия. У арабов есть легенда, что великие пирамиды построили допотопные цари, и только сии монументы из всех прочих творений человеческих устояли перед катастрофой Великого Потопа. Такой же была и судьба папства. Великое наводнение затопило его, но опоры оставались неповрежденными, и когда вода спала, одно лишь папство сохранилось в целости среди развалин ушедшего мира. Все исчезло: и Голландская Республика, и Священная Римская Империя Германской нации, и Великий Совет Венеции, и Гельветическая Лига 64 , и династия Бурбонов, и французская аристократия. Европа наполнилась новыми образованиями. Здесь были и Французская Империя, и Королевство Италия, и Рейнский Союз. В большей части католических владений коренные перемены произошли и в распределении собственности, и в духе самого общества. Не изменилась только одна Церковь.
Несомненно, в будущем какой-нибудь историк проследит развитие католического возрождения в девятнадцатом веке. Мы же и так слишком приблизились к нашему времени, подвергая себя опасности вызвать недобрые чувства. Поэтому ограничимся лишь еще одним наблюдением, которое, на наш взгляд, заслуживает серьезного внимания.
В течение восемнадцатого столетия влияние Римской Церкви постоянно падало. Неверие широко распространилось по всем странам католической Европы, а в некоторых получило безусловное преобладание. Папство стало лишь предметом насмешек со стороны атеистов, а у протестантов — вызывало скорее сострадание, чем ненависть. В девятнадцатом веке эта обессиленная Церковь начала постепенно выходить из оцепенения и восстанавливать прежнее свое влияние. За последние годы власть этой Церкви над сердцами и умами людей в Испании, Италии, Южной Африке, Ирландии и Нидерландах, в Пруссии и даже во Франции стала значительно больше, чем во времена “Энциклопедии” 65 и “Философского Словаря” 66 . С другой стороны, весьма примечательно, что ни нравственная революция восемнадцатого века, ни нравственная контрреволюция века девятнадцатого не увеличили сколько-нибудь заметно влияния протестантизма. В предыдущий период все потерянное католичеством было потеряно для всего христианства; в последующем же возвращаемое к христианству возвращалось только к католичеству, хотя вполне логично было бы предположить, что многие умы, оказавшиеся на распутье от суеверия к атеизму или, наоборот, от атеизма к суеверию, остановятся в каком-то промежуточном состоянии. Ведь между уроками в иезуитских школах и вечерними беседами у барона Гольбаха для человеческого ума существует обширное пространство, в котором можно найти точку опоры куда более надежную, чем любая из этих крайностей. Именно ее обрели для себя миллионы людей в эпоху Реформации. Тогда целые народы отвергли папство, но сохранили веру в первопричину, бессмертие души и божественную миссию Иисуса.
Мы ни в коей мере не беремся вывести из указанных явлений какой-либо всеобщий закон, но в то же время полагаем весьма примечательным тот факт, что ни одна христианская нация, которая не восприняла принципы Реформации до конца шестнадцатого века, впоследствии так никогда и не пришла к ним. Католические же сообщества претерпевали изменения — то отпадали от Церкви, то вновь возвращались к ней, но ни одно из них не стало протестантским.
1 А. Ф. Лосев. Эстетика Возрождения. М., 1978, с. 122—124.
2 Александр Родольф Вине <F»Baltica»P8>(1797—1847) — швейцарский религиозный писатель и протестантский богослов.
3 Цитируется по книге: Сочинения А. С. Хомякова. П., 1915, кн. 2, с. 106.
4 См. о нем: “Звезда”, 1996, № 6, с. 123.
5 Пантеон — в древности так назывались храмы, посвященные всем богам. Наибольшей известностью пользуется римский Пантеон, сооруженный в I в. до н.э. В 1607 г. он был обращен в церковь.
6 Oснование Венецианской Республики на островах лагуны Адриатического моря относится к VII—VIII вв. Сам город Венеция возник в начале IX в.
7 Имеется в виду трактат английского теолога Вильяма Пэли “Естественное богословие, или Доказательство существования и свойств Божества, основанное на явлениях природы” (1802).
8 Кларк, Сэмюэл (1675—1729) — английский философ-картезианец.
9 Иония — область в центральной части западного побережья Малой Азии, колонизированная в ХI—IХ вв. до н. э. греками-ионийцами. Высокая культура городов Ионии оказала большое влияние на развитие всей Греции.
10 Идумейские эмиры — предводители идумеев, народа, жившего к югу от Палестины, враждовавшего с евреями и помогавшего вавилонскому царю Навуходоносору II разрушить Иерусалим (587 г. до н. э.).
11 “Остается все таким же и столь же странным, как и при начале мира” (нем.).
12 Имеется в виду провансальский язык, распространенный в южных департаментах Франции.
13 Павликианское богословие — учение еретической христианской секты павликиан (предположительно по имени апостола Павла), возникшей в Византии в середине VII в., основанное на дуализме бога добра и бога зла. Священной книгой павликиане считали только Новый Завет.
14 Манихеи — последователи религиозного учения, возникшего в III в. на Ближнем Востоке и являвшегося синтезом халдейско-вавилонских, персидских и христианских воззрений. Название происходит от основателя — полулегендарного Мани, по учению которого зло есть столь же самостоятельное начало, как и добро.
15 Орден францисканцев — католический нищенствующий орден, утвержденный папой Гонорием III в 1221 г. Первоначально община учеников Св. Франциска Ассизского не имела монашеского характера, а объединяла людей, одушевленных братскими чувствами и апостольскими идеями. Особое значение имела проникавшая во все слои населения проповедь францисканцев, которые своим нравственным направлением отличались от более ученых доминиканцев. Наряду с последними орден Св. Франциска получил в свое распоряжение Инквизицию для борьбы с еретиками. Орден доминиканцев — католический нищенствующий монашеский орден, основанный Св. Домиником в 1215 г. Был поставлен во главе Инквизиции (1232). Проводил также широкую миссионерскую деятельность (в Иране, Китае и др. странах). Позднее доминиканцы были оттеснены иезуитами от школ и проповеди при дворах, а отчасти и от миссионерской деятельности.
16 Манфред (1231—1266) — король Сицилии, сын императора Фридриха II, погиб в битве при Беневенте с Карлом Анжуйским, выступившим на стороне папы Урбана IV.
17 Конрадин (Конрад) (1252—1268) — герцог Швабский, внук императора Фридриха II, последний из династии Гогенштауфенов. Как законный наследник вступил в Италию, но в битве с Карлом Анжуйским при Скурколе взят в плен и казнен.
18 Имеется в виду Бонифаций VII, который вел ожесточенную борьбу с французским королем Филиппом IV за верховенство духовной власти над светской.
19 Вестфальский мир был заключен в Мюнстере 24 октября 1648 г. и завершил Тридцатилетнюю войну между Францией, Германией и Швецией; его главным результатом было фактическое исчезновение Германии как единого государства и крушение испано-габсбургской католической системы.
20 Палатинат — историческое название Пфальца, княжества на юго-западе Германии, курфюрст которого Фридрих V во время Реформации возглавлял Протестантскую Унию германских князей.
21 В 1527 г. Генрих VIII решил развестись со своей первой женой Екатериной Арагонской, но папа Климент VII отказался дать разрешение на развод. В 1533 г. власть папы в Англии была уничтожена, а король объявил себя верховным главой английской церкви.
22 Имеется в виду сражение при южноиспанском городе Херес-де-ла-Фронтера, где арабы разгромили войско вестготского короля Родериха (711), после чего овладели почти всем Пиренейским полуостровом.
23 Камальдулы — монашеский орден, основанный в начале ХI в. Назван по имени пустынной местности в Апеннинских горах. Монахи этого ордена вели отшельнический и аскетический образ жизни.
24 Капуцины — монашеский орден, основанный как ответвление ордена францисканцев (1525) и как самостоятельный орден в 1619 г. Сыграл большую роль в контрреформации.
25 Барнабиты (варнавиты) — монашеский орден, возникший в Ломбардии в начале XVI в. Получил свое название от монастыря Св. Bарнавы в Милане.
26 Общество Сомаска — монашеский орден, основанный в 1531 г. для христианского просвещения бедных и помощи сиротам. Назван по имени города в окрестностях Бергамо.
27 Театинцы (киетинцы) — монашеский орден, основанный в Риме кардиналом Караффой, епископом Теате (Киети) в 1524 г. Устав ордена требовал от монахов аскетизма и апостольской простоты.
28 Имеются в виду испанский король Филипп II и английская королева Елизавета I.
29 Сирийские анахореты — т.е. удалившиеся от мира отшельники, пустынники, люди, чуждающиеся всякого общения. В сирийской пустыне отшельничество возникло в IV в.
30 Гильдебрандт — фамилия папы Григория VII.
31 Вторая декада Тита Ливия — имеются в виду утраченные XI—ХХ книги фундаментального труда римского историка Тита Ливия “История Рима от основания Города”, в которых описывался период с 294 по 218 г. до н.э.
32 Сражение при Мюльберге произошло в Саксонии 24 апреля 1547 г. между войсками императора Карла V и потерпевшими поражение протестантами во главе с курфюрстом Саксонским Иоганном Фридрихом.
33 Киприан (нач. III в. — 258) — святой, отец Западной Церкви, епископ Карфагена. Отличался нетерпимостью к отпавшим от Церкви. Обезглавлен во время религиозных гонений.
34 Амвросий Медиоланский (ок. 340—397) — святой, отец Западной Церкви, епископ Милана, богослов, проповедник.
35 Имеется в виду курфюрст Саксонский, активно выступавший против императора.
36 Янсенисты — последователи неортодоксального течения во французском и нидерландском католицизме, основанного в ХVII в. голландским теологом К. Янсением, который резко противопоставлял истинно верующих массе формально приемлющих церковное учение.
37 Мелвилл — по всей вероятности, имеется в виду шотландский ученый и религиозный деятель Эндрью Мелвилл (1545—1622).
38 Догмат о предопределении — фундаментальное положение учения Жана Кальвина о том, что Бог еще до сотворения мира предопределил одних людей к спасению, а других к погибели (т.е. к аду или раю).
39 Витджифт, Джон (ок. 1530—1604) — английский религиозный деятель и богослов. Архиепископ Кентерберийский (1583).
40 Мартин Марпрелейт — псевдоним Джона Пенри (1559—1593), английского религиозного деятеля, автора трактатов против Англиканской Церкви. Казнен за отказ отречься от своих убеждений.
41 Св. Тереза (1515—1582) — святая Католической Церкви, почитающаяся наряду со Св.Яго покровительницей Испании. Подвергалась преследованиям Инквизиции. Канонизирована в 1622 г.
42 Датский король — имеется в виду Христиан IV, неудачно участвовавший в Тридцатилетней войне 1618—1648 гг.
43 Соперничество за богемскую корону — имеются в виду притязания Матвея Габсбурга на чешскую корону, принадлежавшую (1576—1611) его брату императору Рудольфу II. При содействии протестантов ему удалось добиться низложения Рудольфа и своего избрания на чешский престол.
44 Итальянский кардинал Джулио Мазарини, занимавший во Франции пост первого министра с 1643 г. до конца жизни (1661).
45 Имеется в виду война за Испанское наследство 1701—1714 гг., возникшая из-за отсутствия мужского потомства у испанского короля Карла II Габсбурга. На престол претендовали внук Людовика ХIV Филипп Анжуйский и сын императора Леопольда I Габсбурга эрцгерцог Карл. В антифранцузской коалиции участвовали Англия, Нидерланды, большинство германских княжеств, Дания, Португалия и Савойя. По мирным договорам в Утрехте (1713) и Раштатте (1714) испанским королем стал Филипп Анжуйский (Филипп V); Австрия получила бывшие испанские владения: Бельгию, Миланское герцогство и Неаполь; Англия — Гибралтар, о-в Менорку, территории в Северной Америке, а также монополию работорговли в испанских колониях Америки.
46 Тиллотсон, Джон (1630—1694) — английский религиозный деятель и богослов. Архиепископ Кентский (1691). Непримиримый противник католицизма.
47 Патриарх Священной Философической Церкви — ироническая аллюзия, относящаяся к Вольтеру.
48 Ослицы Саула — имеется в виду библейское сказание о Сауле (Первая Книга Царств, гл. 9—10), которого отец послал искать пропавших ослиц. Саул пришел к судье израильскому Самуилу, и тот помазал его на царство.
49 Давидовы жены — речь идет об израильском царе Давиде, который имел семь жен и десять наложниц. Многочисленные сыновья от них стали источником всевозможных преступлений и смут.
50 Имеется в виду казнь купца-протестанта Жана Каласа (1762) по ложному обвинению в сыноубийстве из религиозных побуждений. Вольтер в своей брошюре “О терпимости” (1763) показал, что Калас стал жертвой изуверского фанатизма. После пересмотра процесса (1765) парижский Парламент признал Каласа невиновным.
51 Имеется в виду Жан Франсуа ле Февр, кавалер де Ла Бар, казненный по ложному обвинению в порче распятия и неуважении к религиозной процессии (1766). Он был приговорен к урезанию языка, отсечению руки и сожжению на костре. Парижский Парламент, несмотря на молодость обвиняемого (19 лет), утвердил смертный приговор, облегчив его отсечением головы. Вольтер безуспешно пытался защитить несчастного.
52 “<…> с берегов Лемана” — т.е. из швейцарских резиденций Вольтера — Lеs Dliсеs и замка Фернэ, в которых он прожил двадцать три года (с 1754).
53 Речь идет о французском короле Генрихе IV, убитом 14 мая 1610 г., как предполагали, по наущению иезуитов.
54 Имеется в виду крестьянское восстание в горах южной Франции (1702—1705), начавшееся вследствие притеснений кальвинистов и поборов в связи с войной за Испанское наследство. Неудачи посланных на усмирение войск вынудили правительство пойти на уступки, главным образом по отношению к налогам и свободе для кальвинистов.
55 Пор-Рояль — женский монастырь, основанный около Парижа в 1204 г. В ХVII в. стал значительным центром французской литературы, философии и янсенизма (см. прим. 31), с которым были тесно связаны Б. Паскаль, Ж. Расин и др. Близко к нему стоял и Р. Декарт. Пор-рояльский кружок вел ожесточенную борьбу с иезуитами. Разрушен по королевскому приказу (1710).
56 Де Монфор, Амори Симон IV (1160—1218) — граф. Участник крестовых походов. Руководил истребительной экспедицией против альбигойцев (1208) и отличился страшной жестокостью.
57 Cв. Доминик (1170—1221) — святой Католической Церкви. Основатель монашеского Ордена доминиканцев. Проповедовал в Испании среди магометан и на юге Франции среди альбигойцев. Канонизирован в 1223 г.
58 Английская пуританская секта, некоторое время поддерживавшая О. Кромвеля в надежде, что его правление является приготовлением к “Пятому Царству” (после Ассирии, Персии, Греции и Рима), когда наступит тысячелетнее царствие Христа. Разочаровавшись, они выступили против Кромвеля и в январе 1661 г. пытались захватить Лондон. После подавления бунта секта прекратила свое существование.
59 Пим, Джон (1584—1643) — английский политический деятель, один из основоположников правления партий в Англии. Вождь оппозиции и главный руководитель парламентской политики (получил прозвище “Король Пим”).
60 Культ Богини Разума — в 1793 г. по всей Франции началось преследование Католической Церкви и ее служителей, которых принуждали к публичному отречению от христианской веры. Взамен Конвент учредил праздники богини Разума. Ей был посвящен храм Парижской Богоматери.
61 Проиграв войну с революционной Францией, Испания попала в полную зависимость от нее и была вынуждена вести тяжелую и безуспешную войну с Англией. Народное восстание заставило Карла IV отречься от престола, и под давлением Наполеона королем был провозглашен его брат Жозеф Бонапарт (1808).
62 Лорето — город в Италии вблизи Адриатического моря. Главная достопримечательность — величественный собор (XV—XVI вв.), внутри которого Св. Дом, где, по преданию, жила Богородица, а в ХIII в. ангелы будто бы перенесли его из Назарета.
63 Имеется в виду папа Пий VI, увезенный французами после объявления Папской Области республикой (1798). Он был заключен под стражу и через год скончался в крепости Валанс.
64 Гельветическая Лига — союз десяти (впоследствии тринадцати) швейцарских земель, заключенный в 1481 г. и просуществовавший до 1798 г., когда представители десяти кантонов приняли конституцию Гельветической Республики (1798—1815).
65 “Энциклопедия” — имеется в виду “Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел”, опубликованная во Франции под редакцией Д. Дидро и Ж. Л. д’Аламбера (35 тт., 1751—1760).
66 “Философский словарь” — имеется в виду “Исторический и критический словарь” французского публициста и философа Пьера Бейля (2 тт., русский перевод 1968 г.).
Перевод с английского, предисловие и комментарии Д. В. Соловьева