ЕВГЕНИЙ МЯКИШЕВ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2000
ЕВГЕНИЙ МЯКИШЕВ
* * *
У девочки тоненькой ножки похожи на палочки —
И длинная шея тонка.
И бабушка девочки этой стара и слепа — очки
Ее украшают слегка.
А муж ее старый от славы родного оружия
Изведал большую беду:
Последнее десятилетье, без ног и без рук живя,
Он что-то бормочет в бреду.
А брат его лысый, обрюзгший, безрадостный, тих, не нов;
Он девочку бьет по руке —
За то, что красивый артист в телевизоре — Тихонов —
Ее сострадает тоске…
Когда же «Семнадцать мгновений» жестоко кончаются
И гаснет дрожащий экран —
У девочки тоненькой нервный припадок случается,
И девочку прячут в чулан.
Отец ее — грузчик багровый и пьяный, и злой, как сыч,
И мать — продавщица в ларьках.
Ей в школе кричит физкультурный учитель: «Постой, косишь!»,
Когда со скакалкой в руках
Она подбегает к окну, что свободно распахнуто —
Навстречу лучам и ветрам…
И тянет ее мостовая — прохожие ахнут там,
Когда, вырываясь из рам,
Пропахших безрадостной пылью обсосанных школьных дней,
Раскинувши руки окрест,
Взлетит она, чувствуя кожей предплечий и голеней
Холодные руки небес.
ЛОПУХ
Я не стал узловатым и жестким, не покрылся морщинистым мхом,
Я остался шершавым и плоским — в деревенском саду — лопухом.
Я торчу над землей одичалой, приподнявшись на пару вершков,
Наслаждаясь природой усталой, шевеля бородой корешков.
Надо мною склонялся ботаник, изучая строенье мое,
Об меня вытирало ботинок городское срамное бабье,
Несуразный, суровый геолог мною сморщенный зад подтирал,
Темной ночью на мне комсомолок молодой партработник барал…
Лето минуло, осень полощет пожелтевшее тело мое —
Ей, видать, полоскать меня проще, чем рачительной прачке — белье.
Мною ползают сонные мухи, белых мух предвещая покров,
Все ужасней картина разрухи, и закат надо мною багров.
Впереди — не научный гербарий, не зеленое ложе для баб
И не участь подтирки для парий, а постылый, промерзлый ухаб…
Только б корни мои, корешочки, кореша, корефаны мои
В земляном неглубоком мешочке превозмочь бы морозы смогли —
Я бы ласковым вновь и широким по весне улыбался лицом,
И не стал узловатым, жестоким стариком, а остался юнцом,
И торчал над землей плодоносной на не то что вершок — на аршин! —
Возвышая свой стебель бескостный выше косных навозных вершин,
Чтоб опять деревенские девки крутобедрой сбежались гурьбой —
И тогда бы я смог — не за деньги — насладиться их тел голытьбой,
Замечая в изломах событий и физических сил круговерть,
И магнитные токи соитий, и земли ощутимую твердь,
И чарующий дым пепелища, и проворные струи воды…
Сыщет разум достойную пищу до последней упавшей звезды!
* * *
В этом городе я не последний
И не первый — идущий ко дну
Водоема распущенных бредней,
Увлекающего в глубину.
Люди здесь холодны, словно рыбы, —
Бессловесно поют о былом,
И повсюду корячатся дыбы —
Дабы зло повстречалось со злом.
Для острастки в подводныхНад воротами знак остроги; острогах
Не подковы в домах на порогах,
А капканы для крепкой ноги;
Каждый житель бросает свой якорь
На неверный болотистый грунт,
Это плуг для того, кто здесь пахарь,
И кирка для искателя руд.
Но земля не родит здесь, а недра,
Как бесплодные женщины, злы;
Задубевшие вервия ветра
Образуют морские узлы;
В этом городе-призраке признак
Жизни праведной — бледность лица;
Отличить закоперщика тризны
От отпетого им мертвеца
Затруднительно и бесполезно —
Ведь различия, в сущности, нет…
Здесь и в праздничный деньОдинаково сумрачен свет… и в воскресный
И пустые пространства забыты,
И прохожие движутся вспять,
Здесь за битого десять небитых
Дать готовы — да где ж их сыскать?!
Не сберечь головы одичалой,
Распластавшись в слоистой волне,
Разбивая лицо о причалы
В тине будней — заказанных мне.
* * * В. Шубинскому
Ни криволинейный, расчерченный мрак,
Ни сонный, осенний мороз,
Ни полной луны постоянный маяк
Нас не поведут под откос;
Казенных домов на пути короба
Не скроют в ловушках навек —
Петляет окольная наша тропа,
Чащобы готовят ночлег;
Под сиплое уханье духов лесных,
Сквозь шелест болотных осок,
Из угольных ям, из завалов ночных
Едва различим голосок
Невинной, но вечно виновной земли,
Манящей своих должников
Вернуть ей котомки ее и кули
Мельчайших зыбучих комков,
Заемных песчинок звенящую персть.
Но нам в назидание дан
В блужданьях кривых указующий перст
К незримым в потемках садам.