ИГОРЬ БУРИХИН
Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2000
ИГОРЬ БУРИХИН О ПРЕВРАЩЕНИИ БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ
В КРУГЛОЕ ТЕЛО ЕВРАЗИЙСКОГО КОНТИНЕНТА
И О ДВУБЕГЕМОТЕ НА ЕЕ ПАНЦИРЕ
В представлении китайцев небо имеет вид полушария, а земля — четырехугольника; посему в черепахе они видят модель вселенной. Кроме того, черепахи причастны к космическому долголетию… Китайцы же говорят о лунном зайце…
«Бестиарий» Х. Л. Борхеса
Черепахой была ты, а стала от Черного моря до Белого моря лирой…
А. Радлова
И Луну притащили для нас на аркане…
Е. Шварц
А что до Двубегемота — он, конечно же, из Традиции, и все из той же — Примордиальной, Единой Северной…
Вместе с ж. «Элементы»
А мы ему по морде чайником!..
А мы ему по морде чайником!..
Из песенки про Бегемота,
у которого «нету талии»
Большой Медведице российской
никак не стать всеевразийской.
Разваливаясь на бегу,
как от лежанья на боку,
она распалась. Но из праха
ее выходит черепаха.
И Океан, что эскулап,
глядит на те же когти лап,
и рад Находке, и камчатский
хвалит язык, хоть ей не мчаться,
а уж скорее, так сказать,
на ближний панцирь залезать
и грохотом совокупленья
тревожить парадокс движенья.
И четырехугольник лаком,
и полусферу с зодиаком —
землей и небом для китайца
изображая, что для зайца:
их тоже, думать, тьмы и тьмы…
На что и созданы умы.
А ближний панцирь скорпионом,
как бы раскрывшимся бутоном
клешней, хватает, что есть сил,
от Сахалина и Курил,
Японией лишь называясь,
самоубийственно вгрызаясь
в примордиальное, считай,
и жалом пробуя Китай.
И чтоб луна питалась ею,
что павшей лошадью своею,
едва бредущая вдвойне
и в питерском твоем окне,
не разбирая, кто она —
Медведица иль Черепаха.
И для нее одна папаха —
твоя Гражданская война.
А между прочим, черепахи —
такие прыткие лепехи.
И даже, вроде круглых тел,
парят, как Юнг того хотел,
чтоб исцелять нас, в том числе,на это самое Круглое тело от патента И долго ж нам ее Россией звать, ловить Евразийского континента.
и с тяжким грохотом любить, любить.
Казалось бы, не в самом деле
все эти выспренние звери,
но и на карте и внутри
сознанья их поди сотри —
не получается, и пусто
без них искусство.
Да, очевидно, нелегка
судьба всего материка
и в отношенье изменений,
и в измененье отношений.
На то же он и континент,
ему почти и равных нет (niente ma!).
От наших од и чертыханий
он не меняет очертаний
и ставит сердце на котурн,
как незабвенный Байконур.
И, подавляя охи-ахи,
ты гимн слагаешь Черепахе.
А двуголовый Бегемот
ее выстаивает вброд
подобием такого зада,
что и голов ему не надо.
И даже он плывет бревном,
и Лиру ты суши на нем
твоей Незападной Европы,
которой он ломает стропы
у Радловой из поэтесс
с кузминских, видимо, небес…
Сыграй и мне на этой Лире,
что без Украйны и Сибири
и все ж от Белого-белей
до Черного из всех морей.
А я послушаю — мне нужно.
А прославлять тебя натужно,
пожалуй, погожу.
Так пожужжу.
* * *
O, Rus’!..
Боюсь!.. Боюсь!..
А ты не бойся, не бойся.
Объединение Европы
наводит мысли на Урал,
отколь воинственные стопы
француз еще не убирал
и где германец не терял
свои убийственные тропы,
и где, сверкая рифмой жопы,
которой ты и ожидал,
увы, российский мой читатель,
растет Республика Ямал!..
Китайцу, может быть, как раз некстати,
который тут точно, точно еще появится…
Бери, бери ее руками
обеими, как я бирал,
ту рифму, что над дураками,
торчащими, что твой ямал,
витает облаком. И крест
в нее ложится, как в подушку,
и никого себе не ест,
покуда тайный сперм. инвест,
как дорогую безделушку,
твою настраивает пушку…
И вдруг такое происходит!..
Здесь нефть находят.