ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА
Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 1999
ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА ВАДИМ СТАРК ДНИ РОЖДЕНИЯ В ЖИЗНИ ПУШКИНА В программе автобиографических записок Пушкина есть пункт: «Рождение мое». Он заключает первый раздел, посвященный предкам и родителям. Собственно говоря, эти «Записки» так полностью и не были написаны, а что и было создано, то было предано огню самим поэтом в Михайловском после 14 декабря 1825 года. «Они могли, — писал Пушкин, — замешать многих и, может быть, умножить число жертв». Потомкам приходится довольствоваться сохранившимися фрагментами «Записок» и строить догадки относительно того, каким образом Пушкин развернул бы пункт намеченной программы о своем рождении.
Сестра Пушкина свои краткие воспоминания о детстве брата начала словами: «Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве в 1799 году, мая 26-го, в Четверг, в день Вознесения». Позднее, по ее словам, Пушкин говорил, что важнейшие события его жизни, начиная с рождения, совпали с днем Вознесения. Утверждение это по-пушкински приметливо. Сопоставляя даты, можно утверждать, что по крайней мере два известных нам важных события в жизни Пушкина совпали с Вознесением: 6 мая 1820 года, когда Пушкин выехал из Петербурга, высланный в Екатеринослав, и 19 мая 1832 года, когда родился его первенец — дочь Мария. Но сам день рождения Пушкина никогда более не совпадал при его жизни с днем Вознесения.
В метрической книге приходской церкви Богоявления в Елохове о рождении и крещении Пушкина была сделана запись: «Во дворе коллежского регистратора Ивана Васильевича Скварцова, у жильца ево моэора Сергия Львовича Пушкина родился сын Александр. Крещен июня 8-го дня. Восприемник граф Артемий Иванович Воронцов, кума мать означенного Сергея Пушкина, вдова Ольга Васильевна Пушкина». Эта запись стоит под датой 27 мая, хотя родился Пушкин 26-го, так как младенцев, появившихся на свет после захода солнца, записывали в церковных книгах следующим днем. Данное обстоятельство позволяет уточнить, что Пушкин родился вечером 26 мая. Назвали же Пушкина в честь прадеда по линии отца Александра Петровича Пушкина, учтя и то, что жить ему предстояло при императоре Александре, покуда еще наследнике престола. Что касается крестных, то к их выбору в то время относились серьезно. Ими не могли стать случайные люди. В крестные приглашали самых почтенных, самых уважаемых из близких людей. Таковым наряду с бабушкой считался в семействе Пушкиных гр. А. И. Воронцов, жена которого Прасковия Федоровна, урожденная Квашнина-Самарина, приходилась двоюродной сестрой Марии Алексеевне Ганнибал, другой бабушке новорожденного.
Считается, что церковь «Богоявления, что в Елохове» была разобрана в год смерти поэта, в 1837 году. Как ни символично такое совпадение, но оно не точно: цеpковь вошла в массив более внушительного по своим размерам нового храма, нынешнего патриаршего Богоявленского собора, построенного по проекту архитектора Е. Д. Тюрина и освященного в 1847 году. Достаточно только взглянуть на современный собор, чтобы убедиться в том, что старая пушкинская церковь с традиционным для своего времени куполом-восьмериком оказалась между новой колокольней и новым же грандиозным пятикупольным храмом. Так что главный храм России — это тот, в котором крестили первого ее поэта.
Небесным покровителем Пушкина оказался ближайший после дня его рождения святой, носивший то же имя, Александр Константинопольский, день памяти которого свершался по старому стилю 2 июня, что соответствует 15 июня в современном церковном календаре. Пушкин писал однажды: «Есть люди, не имеющие никакого понятия о житии того Св. угодника, чье имя носят от купели до могилы и чью память празднуют ежегодно. Не дозволяя себе никакой укоризны, не можем по крайней мере не дивиться крайнему их нелюбопытству». Пушкин, безусловно, знал то немногое, что известно об Александре Константинопольском, главе цареградской церкви в IV веке, который именуется ее историками Александром I, как и венценосный тезка поэта.
В пушкинское время отмечали как день рождения, так и день именин. С именинами, помимо близких, могли поздравлять и посторонние, даже малознакомые люди, день же рождения был праздником личным, семейным, который пpаздновали в более узком, домашнем или дружественном кругу. Тридцать шесть раз суждено было Пушкину встретить день своего рождения. Напряженный интерес к теме времени, чувство его неотвратимости мы встречаем у Пушкина еще в лицейские годы:
Все на свете скоротечно:
Летят губительны часы.Если это чувство в юности в значительной степени было данью литературной норме, то в зрелые годы оно оказывается обостренным в связи с глубиной собственных переживаний. Дни рождения каждого человека заставляют задуматься о прожитой жизни, как бы подвести некоторый ее итог, перевернуть очередную ее страницу. Где же, как, с кем, в каком состоянии душевном и творческом встречал Пушкин день, который мы теперь отмечаем как «Праздник поэзии»?
Память самого Пушкина, конечно же, хранила воспоминания о днях рождения поры детства, но мы можем составить представление из разного рода источников об этих знаменательных днях в его жизни лишь начиная с лицейской поры, когда он осознает себя поэтом.
Шесть весен встретил Пушкин в Лицее. С 1813 года его навещают в связи с днями рождения и именинами родители с сестрой и братом. Первое свидетельство об этом относится к 24 мая 1813 года, когда приезжали в Царское Село Надежда Осиповна с Ольгой и Львом. В 1815 году к ним присоединяется Сергей Львович.
Впервые сам Пушкин отмечает свой возраст, поминая 1814 год, в программе автобиографии: «Пятнадцать лет». При том, что всякая попытка реконструировать пушкинский замысел приблизительна, с уверенностью можно сказать, что Пушкин не мог не отметить этой даты: именно в пятнадцать лет он начал печататься, уже получив признание в Лицее. В июньском номере журнала «Вестник Европы» 1814 года появилось первое его изданное стихотворение «Другу стихотворцу». В шестнадцать лет Пушкин получает признание Г. Р. Державина, Н. М. Карамзина, К. Н. Батюшкова, В. А. Жуковского. Закончилось отрочество, начиналась юность.
Свое семнадцатилетие Пушкин чуть не встретил в лицейском лазарете, где находился с 22 по 24 мая 1816 года. К концу мая относится история с сочинением стихотворения «Принцу Оранскому». По совету Карамзина престарелый поэт Ю. А. Нелединский-Мелецкий, не надеясь на свои силы, передал Пушкину данное ему поручение сочинить стихи в честь бракосочетания принца Вильгельма Оранского с Великой княжной Анной Павловной. Стихи были написаны за час или два. Через несколько дней, 6 июня, на празднике в Павловске их распевали под музыку и они пользовались большим успехом. Пушкин же получил свой первый «гонорар» в виде золотых часов с цепочкой от императрицы Марии Федоровны. Этот сюжет с придворным поэтическим заказом, переданным юному поэту его литератуpным предшественником, совпавший с семнадцатилетием Пушкина, представляется весьма символическим и предваряет знаменитый триумф перед Державиным.<%0>
Накануне последнего лицейского дня рождения Пушкина его навестил отец. Шли публичные экзамены — в день по одному. 26 мая экзаменовали по географии и отечественной статистике. Своеобразным подарком явилось появление в Лицее в этот день Карамзина, Вяземского, Чаадаева и поручика Лейб-гвардии гусарского полка Сабурова, пришедших поздравить Пушкина с днем рождения. Невиданное «коллективное» признание Пушкина-поэта сохранили в памяти многие лицеисты.
К той же весне 1817 года относится послание к князю Н. М. Горчакову, написанное перед самым окончанием Лицея, когда Пушкину исполнялось восемнадцать лет. Это было за две недели до вступления в самостоятельную жизнь. Стихотворение так и начинается:
Встречаюсь я с осьмнадцатой весной… Жуковский как-то сказал Гоголю: «Когда Пушкину было восемнадцать лет, он думал как тридцатилетний человек: ум его созрел гораздо раньше, чем характер».
В 1818-1819 годах дни рождения Пушкин встречал, скорее всего с родными, в Коломне, на петербургской окраине, в доме Клокачева, куда никого из друзей своей «минутной юности» он не приглашал. Скуповатость, царившая там, общеизвестна, но поэт компенсировал неудовлетворенность домашней жизнью встречами с дpузьями в других домах. В 1819 году, в день рождения, Пушкин сговорился с гусаром П. П. Кавериным, тем самым бретером и кутилой, который дожидался Онегина в ресторане Талон, что на другой день они встретятся у него. Сохранилась запись хозяина дома об этом вечере: «Щербинин — Олсуфьев — Пушкин — у меня в П-бурге ужинали — шампанское в лед было поставлено за сутки вперед». В память этого дня Пушкин <%0>написал стихотворение «27 мая 1819», начинающееся словами:
Веселый вечер в жизни нашей
Запомним, юные друзья…Но отнюдь не за светские шалости, а за политические стихи, «возмутительные», по выражению Александра I, Пушкин был выслан из Петербурга.
Следующий год своей жизни поэт встретил далеко от столицы. 26 мая 1820 года остановившиеся в Екатеринославе Раевские нашли Пушкина больным, простуженным после купания в Днепре, лежащим в бедной хате на дощатом диване, «в бреду, без лекаря, за кружкой оледенелого лимонада», но с бумагою на столе. Генерал Н. Н. Раевский с сыном Николаем, дочерьми Марией и Софией, их гувернанткой Мятен, компаньонкой Анной Ивановной и военным врачом Е. П. Рудыковским ехали на Кавказ. Рудыковский определил у Пушкина лихорадку и удивился, что тот еще может писать стихи: «нашел и время и место». Мы не знаем, что писал в ту пору Пушкин, но мы знаем, как многого бы он не написал, если бы не эта случайная встреча с Раевскими. Ведь не было бы путешествия с ними на Кавказ и в Крым, а значит, не были бы написаны «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан».
В 1821 году Пушкин провел день рождения довольно пестро, что нашло отражение в кишиневском его дневнике, который велся им в дни освободительной войны греков против турок. Дневниковые записи охватывают период от 2 апреля до 6 июня. Пушкин записал по поводу дня рождения: «26 мая. Поутру был у меня Алексеев. Обедал у Инзова. После обеда приезжали ко мне Пущин, Алексеев и Пестель — потом я был в здешнем остроге. NB. Тарас Кирилов. Вечер у Крупенских».
Жил Пушкин тогда в нижнем этаже дома Инзова. День начался с посещения Николая Степановича Алексеева, чиновника по особым поручениям при генерале Инзове, отставного майора, участника войны 1812 года. К нему обращено несколько стихотворений Пушкина, в том числе 1821 года — «Приятелю», «Мой милый, как несправедливы…». Ему же посвящена поэма «Гавриилиада». Позднее в письмах к нему поэт мысленно переносился в свою комнату дома Инзова: «Я опять в своих развалинах, в моей темной комнате, перед решетчатым окном». Ощущение узника не покидало его.
Отмеченный в дневниковой записи обед у Инзова сам по себе событие обыкновенное, так как Пушкин столовался у своего начальника, выделение его акцентировано именно в связи с днем рождения. Приезд же после обеда Пущина, Алексеева и Пестеля не был явлением обычного порядка — они явно собрались поздравить новорожденного. Не будем утвеpждать, что это было собрание заговорщиков. И все же: Н. С. Алексеев, генерал Павел Сергеевич Пущин — командир бригады, глава Кишиневской масонской ложи «Овидий» (членами которой были Пушкин и Алексеев), а также полковник П. И. Пестель, глава Южного тайного общества, — вот те люди, с которыми поэт встретил свои двадцать два года. В том же кишиневском дневнике есть отзыв Пушкина о Пестеле: «Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю…» Разговоры касались прежде всего греческих событий, в связи с которыми Пестель находился тогда в Кишиневе.
Расставшись со своими гостями, Пушкин в тот же день посетил острог, отметив это как примечательное событие. До нас дошел рассказ поэта и актера Н. И. Куликова о разговоре Пушкина с Тарасом Кириловым — «разбойником», который был заключен в острог и на другой день совершил оттуда побег. Соблазнительно думать, что он не обошелся без помощи Пушкина…
Закончился день рождения у кишиневского вице-губернатора М. Е. Крупенского, частым посетителем дома которого был поэт. Там устраивались танцы, играли в карты. Липранди вспоминал: «Нередко хаживал он также обедать к вице-губернатору Крупянскому, жена которого Екатерина Христофоровна жила и кормила по-русски, что не могло не нравиться Пушкину…»
В доме Алексеева, куда Пушкин перебирается весной 1822 года, он встречает 26 мая «в светлой чистой избушке». Позднейшее воспоминание, относящееся к этому дню, отбрасывает свет и на предыдущий день рождения: «Опять рейн-вейн, опять Champan…» Опять, вероятно, и обед у Инзова. В дневнике П. И. Долгорукого есть запись об обеде 27 мая: «За столом у наместника Пушкин, составляя, так сказать, душу нашего собрания, рассказывал, по обыкновению, анекдоты, потом начал рассуждать о Наполеоновом походе, о тогдашних политических переворотах в Европе и, переходя от одного обстоятельства к другому, вдруг отпустил нам следующий силлогизм: «Прежде народы восставали один против другого, теперь король Неаполитанский воюет с народом, Прусский воюет с народом, Гишпанский — тоже; нетрудно расчесть, чья сторона возьмет верх». Инзов дипломатично перевел разговор на другую тему».
Последний день рождения, отмеченный в Кишиневе в 1823 году, Пушкин встречает первыми строфами начатого 9 мая романа «Евгений Онегин». В VIII строфе первой главы поминаются Овидий и Молдавия, где «в глуши степей» закончил римский поэт «свой век блестящий и мятежный». Первую главу, начатую в Кишиневе, Пушкин посвятил своему младшему брату Льву. Не позднее 28 мая он написал и послание, обращенное к нему же: «Брат милый, отроком расстался ты со мной…» Незадолго до того Левушке исполнилось восемнадцать лет, он теперь в возрасте Онегина первой главы — «философа в осьмнадцать лет». Позднее Пушкин перепосвятит вместе с первой главой всего «Онегина» П. А. Плетневу, но тогда она адресовалась младшему брату.
В 1824 году Пушкин покидает Кишинев, где «ужился с Инзовым», и переезжает в Одессу, где «не ужился с Воронцовым». Рубиконом отношений новороссийского губернатора и ссыльного поэта станет оскорбительное для Пушкина поручение, данное ему Воронцовым. 23 мая 1824 года, пеpед самым днем рождения, поэт был отправлен в командировку на борьбу с саранчой. На шесть дней — с 23 по 28 мая — Пушкин покинул Одессу. По возвращении он якобы представил Воронцову известный стихотворный рапорт о саpанче.
Исполняя предписание губернатора, Пушкин два дня — 25 и 26 мая, то есть и в день рождения, — гостил в поместье Сасовка Елизаветградского уезда у тамошнего предводителя дворянства Л. Л. Добровольского, читая его многочисленным домочадцам начало первой главы «Онегина». Шла ли при этом речь о саранче, остается неизвестным. В дневнике им была сделана запись: «Мая 26. Поездка, венгерское вино».
Двадцать шесть лет Пушкин встретил в работе над трагедией «Борис Годунов» в Михайловском. О своем душевном состоянии он пишет К. Ф. Рылееву в ответ на его письмо от 12 мая 1825 года: «Тебе скучно в Петерб., а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа. Как быть. Прощай, Поэт — когда-то свидимся?» Встретиться им было уже не суждено. Интересно, что именно тогда пишется «Андрей Шенье», в котором увидят отклик на события 14 декабря. Сам Пушкин в те дни был охвачен стремлением под предлогом болезни, т. н. «аневризмы», покинуть Михайловское. В конце мая — начале июня им написано черновое письмо Александру I с просьбой отпустить его для лечения за границу. Это прошение он приложил к тогда же написанному письму Жуковскому, где признается: «Михайловское душно для меня».
Накануне дня рождения Пушкин пишет письмо П. А. Вяземскому о современных поэтах, журналах, об отношении к Жуковскому, Рылееву, о романтизме. Он заканчивает письмо словами: «…мочи нет устал. Писал ко всем — даже к Булгарину». Письмо к последнему до нас не дошло. Известны лишь письма к Жуковскому, Рылееву, Бестужеву, наконец, к самому Вяземскому. День рождения, таким образом, Пушкин встретил, тоскуя о друзьях, далеко от Петербурга и Москвы. Непосредственное общение сменилось общением эпистолярным. Отметить день рождения Пушкин мог лишь в компании своих тригорских соседей Осиповых-Вульф и старой няни:
Выпьем с горя, где же кружка?
Сердцу будет веселей…В этот день в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 26 мая 1825 года было объявлено о продаже у Сленина второй главы «Евгения Онегина» и первого издания «Руслана и Людмилы».
В 1826 году Пушкин встретил день рождения не в уединении Михайловского, а в кругу приятелей во Пскове, куда прибыл, по всей вероятности, накануне. Останавливался Пушкин обыкновенно в доме Гаврилы Петровича Назимова на Сергиевской улице, где, скорее всего, и собрались псковские знакомые поэта. Среди них был и штаб-лекарь Всеволодов. Его упоминает на другой день, 27 мая, Пушкин в письме П. А. Вяземскому: «Я теперь во Пскове, и молодой доктор спьяна сказал мне, что без операции я не дотяну до 30 лет. Незабавно умереть в Опочецком уезде». Ему исполнилось двадцать семь лет, его тянет в Европу, и он признается в том же письме: «Мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство».
Одним из гостей Пушкина был, несомненно, офицер и поэт И. Е. Великопольский, который проиграл тогда Пушкину 500 рублей в штосс, что оказалось своеобразным подарком ему к дню рождения. Обыкновенно Пушкину в карты не везло, как это и случилось через несколько дней в Преображенском, имении Назимова, куда тот увез Пушкина. Там он отметил свои именины и на другой день, 3 июня 1826 года, написал стихотворное послание Великопольскому «С тобой мне вновь считаться довелось…», распоряжаясь вернуть долг Назимову, которому проиграл ту же сумму: «Моя судьба сходна с твоей судьбою…» На этом письме есть пометки псковичей В. Н. Беклешова и кн. Ф. И. Цицианова, которые также, вероятно, были у Назимова во Пскове в день рождения Пушкина, а в день именин в Преображенском составили с ним и хозяином партию в штосс.
В Петербурге же 26 мая газета «Русский Инвалид» объявила о кончине 22 мая Н. М. Карамзина, весть, которая дойдет до Пушкина лишь спустя несколько дней.
Вернувшись в Петербург в мае 1827 года после семилетнего отсутствия в столице, день своего рождения Пушкин встречает в кругу семьи, с родителями, жившими тогда на Фонтанке, у Семеновского моста в доме Устинова (современный адрес — наб. Фонтанки, 92). Тогда произошло примирение с отцом, натянутые отношения с которым тянулись со времени михайловской осени 1825 года. Об атмосфере, установившейся между сыном и родителями, вспоминает А. П. Керн, которая была в гостях у Пушкиных в день его именин, 2 июня: «В год возвращения его из Михайловского именины свои праздновал он в доме родителей, в семейном кругу и был очень мил. Я в этот день обедала у них и имела удовольствие слушать его любезности. После обеда Абрам Сергеевич Норов, подойдя ко мне с Пушкиным, сказал: «Неужели вы ему сегодня ничего не подарили, а он так много вам писал прекрасных стихов?» — «И в самом деле, — отвечала я, — мне бы надо подарить вас чем-нибудь: вот вам кольцо моей матери, носите его на память обо мне». Он взял кольцо, надел на свою маленькую прекрасную ручку и сказал, что даст мне другое…» Пушкин сдержал свое слово. 3 июня он посетил А. П. Керн, отдарив ей «кольцо с тремя бриллиантами», после чего проводил ее в лодке к графине Ивелич, жившей также на Фонтанке, в Коломне. Так начался новый краткий период их общения, который не остался незамеченным современниками. Известный в будущем литератор А. В. Никитенко, живший в одном доме с А. П. Керн, записал в дневнике через несколько дней: «8 июня 1827 г. Я просидел у г-жи Керн до десяти часов вечера. Когда я уже прощался с нею, пришел поэт Пушкин». В этот день Пушкина крестили в 1799 году.
@BODY+ = Следующий день рождения был ознаменован как приятными, так и пренеприятными событиями. С одной стороны, Пушкин увлекается Аннет Олениной, с именем которой связывается именно в этот период создание ряда стихотворений. С другой стороны, в Сенате в те же дни рассматривается дело о распространении запрещенных цензурой отрывков из пушкинского «Андрея Шенье». Накануне дня рождения Пушкин принял участие в прогулке на пароходе в Кронштадт в компании А. Н. Оленина, его сына Алексея, дочери Анны, Вяземского, Грибоедова, Киселева и Шиллинга. Когда они возвращались, разразилась гроза. Вяземский вспоминал: «Пушкин дуется, хмурится, как погода, как любовь…» Это сходно с пушкинскими, тогда еще ненаписанными стихами: «хмурится в подобие погоды». Состояние поэта, отмеченное Вяземским, нашло отражение в стихах, написанных на другой день: «Даp напpасный, даp случайный…».
Это единственное стихотворение в жизни Пушкина, подписанное днем его рождения: «26 мая 1828».
Как провел поэт этот день — неизвестно. Где? В Демутовом трактире, по всей видимости, где стоял в ту пору. Утром 27 мая он уже мчится в Приютино к Аннет Олениной и вручает ей стихотворение «Ты и вы», но пройдет немного времени, и ему будет отказано в руке Олениной. Насколько известно, 27 мая он был в Приютине в последний раз. Его тянет прочь от берегов Невы, «от хлопот и неприятностей всякого рода» — личных, политических, литературных.
Осенью 1828 года в Демутовом трактире жил акже московский литератор К. А. Полевой. Он вспоминал позднее, что, беседуя с Пушкиным, «произнес стих его, говоря о нем самом:
Ужель мне т о ч н о тридцать лет?
Он тотчас возразил: «Нет, нет! у меня сказано: «Ужель мне скоро тридцать лет?» Я жду этого рокового термина, а теперь еще не прощаюсь с юностью». Надобно заметить, что до рокового термина оставалось несколько месяцев».
Свое тридцатилетие 26 мая 1829 года поэт встретил далеко от Петербурга, на Кавказе, что и описано в «Путешествии в Арзрум». Накануне дня рождения Пушкин ночевал в селении Квешети на берегу реки Арагвы в доме майора Б. Г. Чиляева.
«На другой день, — пишет Пушкин о дне своего рождения, — я расстался с любезным хозяином и отправился далее. Здесь начинается Грузия». В Пасанаури он остановился для смены лошадей, но, не дождавшись их и торопясь по своему обыкновению, отправился пешком, встретив по пути персидского принца Хозрев-мирзу, ехавшего в Петербург с извинениями по поводу убийства в Тегеране А. С. Грибоедова. Миновав Ананур, пройдя еще десять верст в гору по глинистой грязи и совершенно утомившись, Пушкин лишь к вечеру добрался до Душета. «Появление мое у городничего, старого офицера из грузин, — пишет Пушкин, — произвело большое действие. Я требовал, во-первых комнаты, где бы мог раздеться, во-вторых, — стакан вина, в-третьих, — абаза для моего провожатого. Городничий не знал, как меня принять, и посматривал с недоумением… К счастию нашел я в кармане подорожную, доказывавшую, что я мирный путешественник, а не Ринальдо-Ринальдини. Благословенная хартия возымела тотчас свое действие: комната была мне отведена, стакан вина принесен и абаз выдан моему проводнику с отеческим выговором за его корыстолюбие, оскорбительное для грузинского гостеприимства». Городничим Душета оказался отставной майор Ягулов. О столкновении с ним поэта сохранил воспоминание, совпадающее в подробностях с пушкинским, и Н. Н. Геслинг, чиновник канцелярии тифлисского губернатора, бывший лицеист (вып. 1826 г.).
«В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться» — так писал Пушкин. В 1830 году день рождения он отметил в Полотняном Заводе. Это был его первый приезд в имение Гончаровых, Калужской губернии. Неделя, проведенная там с невестой, была подпорчена утомительными переговорами о приданом с дедом Наталии Николаевны А. Н. Гончаровым. Зато в самый день рождения к Пушкину пришли пешком из Калуги два мещанина, его почитатели, Абакумов и Антипин, прослышавшие о пребывании поэта в их краях. Оба собирали книги, а Антипин даже писал и печатал стихи. Пушкин приветливо принял их, они остались ночевать в Полотняном. На другой день, прощаясь, Пушкин подарил им автограф: «Александр Пушкин с чувством живейшей благодарности принимает знак лестного внимания почетных своих соотечественников Ивана Фомича Антипина и Фаддея Ивановича Абакумова. 27 мая 1830 года. П. Завод». Пушкину, видимо, действительно было приятно внимание людей самого простого состояния, тем более, что их визит совпал с днем его рождения.
26 мая 1831 года Пушкин встретил уже женатым человеком в Царском Селе на даче Китаевой вместе с Наталией Николаевной. Они переехали туда накануне дня рождения Пушкина, что явствует из письма Нащокину от 1 июня 1831 года: «Вот уже неделя, как я в Царском Селе…» Исходя из этого, датируется 25-м мая и совместное письмо Пушкиных Е. М. Хитрово, свидетельствующее о спешном отъезде на дачу. Пушкин сообщает: «Я сейчас уезжаю в Царское Село и искренне сожалею, что не смогу провести у вас вечер». Наталия Николаевна добавляет: «Я в отчаянии, сударыня, что не могу воспользоваться вашим любезным приглашением, мой муж увозит меня в Царское Село».
Вполне понятно стремление Пушкина встретить день рождения на своей поэтической родине. Он мечтает оказаться «в кругу милых воспоминаний и тому подобных удобностей», как выражено это желание в его письме другу и издателю П. А. Плетневу. К тому же родители его жили в соседнем Павловске, и Пушкину не хотелось лишить их удовольствия встретить этот день вместе.
Незадолго до следующего дня рождения Пушкин пишет в середине мая 1832 года своему давнему другу П. А. Осиповой: «Нет ничего более мудрого, как оставаться в своей деревне и поливать капусту. Старая истина, и я постоянно вспоминаю о ней среди существования очень светского и очень беспорядочного». Только что пережиты хлопоты переезда на новую квартиру — на Фурштадтскую улицу в дом Алымова. Там 19 мая родилась дочь Мария — первенец Пушкиных. Это был лучший подарок к дню рождения.
26 мая 1832 года Пушкин получает от Н. И. Гнедича поздравление в стихах:
Пушкин, прийми от Гнедича два в одно время привета:
Первый привет с новосельем; при нем по обычаю предков,
Хлеб-соль прийми ты, в образе гекзаметрической булки;
А другой привет мой — с счастьем отца, тебе новым,
Сладким, прекрасным, и самой любви удвояющим сладость.
Весну 1833 года Пушкин также встретил в Петербурге, но уже в доме Жадимировского на Большой Морской. В начале мая болела дочь, ожидалось рождение второго ребенка. Им стал сын Александр, появившийся на свет в июле. В первых числах мая в Петербург приехали родители и поселились по соседству в гостинице «Париж». Надежда Осиповна пишет дочери о встречах с сыном: «Мы видимся всякий день». В день рождения Сергея Львовича, 23 мая, мать сообщает Ольге Сергеевне: «Александр заходил нас поздравить и пригласить к себе обедать». Пригласил, конечно же, на обед в свой день рождения.
Заботы семейные и материальные, прежде неведомые ему, мешали спокойно работать. Его тянет в деревню. Вновь, как и год назад в это время, он пишет о том же П. А. Осиповой: «Петербург совершенно не по мне, ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться».
26 мая 1833 года Пушкин получил билет на двухдневную поездку в Кронштадт. Воспользовался ли он этим билетом, неизвестно, но несомненно, что ровно через год в этот день такая поездка будет им совершена.
В 1834 году приближавшийся день рождения не сулил ничего, кроме новых неприятностей и забот. Наталия Николаевна уехала с детьми в Ярополец. Пушкин готовил к изданию «Историю Пугачева». Досаждали материальные трудности, хотелось в отставку, а тут еще открылось, что одно из его писем перлюстрировала полиция. В письме от 18 мая, поздравляя жену с днем рождения старшей дочери, он пишет: «Дай Бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином! неприятна зависимость, особенно когда лет 20 человек был независим». О своем одиноком времяпрепровождении он пишет: «Сижу дома, обедаю дома, никого не вижу, а принимаю только Соболевского». Жил Пушкин тогда в доме Оливье на Пантелеймоновской улице, рядом с Летним садом. Перед днем рождения он шутливо сообщает жене о подарке тетки Н. И. Загряжской: «Тетка меня все балует — для моего рождения прислала мне корзину с дынями, с земляникой, клубникой — так что боюсь поносом встретить 36-й год бурной моей жизни». Так и получилось: 3 июня он напишет жене, что «расстроил себе желудок».
Можно было ожидать, что Пушкин встретит свое тридцатипятилетие у родителей, которые жили тогда в Петербурге, с братом Львом, но получилось иначе. 26 мая Надежда Осиповна пишет дочеpи: «Сегодня день рождения Александра. Я иду к обедне, а он едет в Кронштадт с Мещерскими, которые уезжают в Италию вместе с Софьей Карамзиной. Все друзья провожают их, д о з а в т р а (разрядка наша. — В.С.) они еще будут вместе». Сергей Львович тогда же пишет: «Сегодня, в день рождения Александра, — я собирался познакомить (Аббас-Кули. — В.С.) с Вяземским, но кн. Мещерская и Софья Карамзина отбывают через два часа морем в Италию, сам Александр провожает их до Кронштадта и таким образом мы не празднуем этой годовщины».
В дневнике и в письме жене от 3 июня Пушкин пишет об этом. В дневнике — «26 мая был я на пароходе и провожал Мещерских, отправляющихся в Италию»; в письме — «Я провожал их до пироскафа». Самому же Пушкину так никогда и не пришлось побывать за границей, если не считать Арзрума, который в ходе войны вошел в состав России.
26-м мая 1834 года помечено и короткое письмо Пушкина к управляющему III отделением А. Н. Мордвинову с просьбами о дозволении издать книгу прозы, уже напечатанной ранее, а также доставить Кюхельбекеру в Сибирь экземпляр всех своих сочинений. Вероятно, это прошение было написано рано утром и отослано еще до отправления на пароход, где и отпразднован был день рождения Пушкина. Так, хотя бы символически, в этот день поэт оторвался от «свинского Петербурга», как он окрестил его в письме жене, написанном накануне.
Однажды Пушкин «уже воображал себя на пироскафе»: «Около меня суетятся, прощаются, носят чемоданы, смотрят на часы. Пироскаф тронулся: морской свежий воздух веет мне в лицо; я долго смотрю на убегающий берег — My native land, adieu» (Моя родная земля, прощай. — англ., фp.).
Вернулся Пушкин из Кронштадта 27 мая и в тот же день представлялся Великой княгине Елене Павловне в своем камеp-юнкеpском «великолепном мундиpе», как он иронически сообщает Наталии Николаевне.
1 мая 1835 года Пушкины заняли квартиру третьего этажа в доме Баташова на набережной Невы, переехав в нее из бельэтажа того же дома. В это время уже вполне определилась та обстановка, которая в конце концов разрешилась дуэлью с Дантесом. Заботы о растущей семье, о средствах к существованию мешали работать. Пушкина снова тянуло в деревню:
Давно, усталый раб, замыслил я побег В обитель дальную трудов и чистых нег… 5 мая Пушкин, к удивлению всех близких, не понимавших его, уехал в Михайловское, где не был с 1827 года. Вернулся он через десять дней. Накануне его возвращения, 14 мая Наталия Николаевна родила сына Григория. Во второй раз подарком к дню рождения Пушкина стало появление на свет ребенка. Судя по письму Пушкина от 25 мая С. С. Хлюстину, в котором он отказывается от встречи с ним, жена чувствовала себя в те дни очень плохо. Несомненно, с нею встретил Пушкин свой праздник. Вероятно, их посетили и его родители, бывшие тогда в Петербурге.
Под впечатлением поездки в деревню у Пушкина рождается проект уехать туда года на три-четыре. Первым июня помечено письмо Бенкендорфу, в котором он сформулировал это свое желание как «совершенную необходимость». Разрешение было дано, но без права работы в архивах, что было для Пушкина также «совершенной необходимостью». Поэт отказался от своего решения и вместо Михайловского переехал на Черную речку.
Перед последним в жизни днем рождения Пушкин уехал в Москву «порыться в архивах». Оттуда 18 мая 1836 года, отвечая жене на ее слова: «Это мое последнее письмо, более не получишь», он пишет: «Ты меня хочешь принудить приехать к тебе прежде 26». Из этого следует, что они договорились о его возвращении в Петербург именно ко дню рождения. Наталия Николаевна хотела видеть мужа раньше, потому что со дня на день ожидала рождения четвертого ребенка. Пушкин приехал как раз в день появления на свет дочери Натальи. Он пишет П. В. Нащокину на другой день после своего дня рождения, 27 мая: «Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда». Это произошло на даче Доливо-Добровольских на Каменном острове под Петербургом.
Еще одним подарком ко дню рождения стал выход второго номера другого его детища — журнала «Современник». Издательские заботы не оставляли Пушкина даже в день рождения и заставляли выезжать в город. Знаменитая кавалерист-девица Н. А. Дурова (Александров) в своей мемуарной повести «Год жизни в Петербурге» вспоминает о своем знакомстве с Пушкиным, произошедшим, судя по ее указаниям, именно в день его рождения, 26 мая 1836 года. Она приехала в столицу 24 мая для издания своих «Записок» и для встречи с Пушкиным. 25 мая она поселилась в номере четвертого этажа Демутова трактира, откуда послала записку Пушкину с уведомлением о своем приезде и о месте жительства. «На другой день (т.е. 26 мая. — В.С.) в половине первого часа карета знаменитого поэта нашего остановилась у подъезда; я покраснела, представляя себе, как он взносится с лестницы на лестницу и удивляется, не видя им конца!.. но вот отворилась дверь в прихожую!.. я жду с любопытством и нетерпением!.. отворяется дверь, и ко мне… но это еще пока мой Тишка; он говорит мне шепотом и вытянувшись: «Александр Сергеевич Пушкин!» — «Проси!». Входит Александр Сергеевич!.. к этим словам прибавить нечего!..»
Пройдет восемь месяцев, и прозвучит роковой выстрел за Черной реч-кой, отнявший у России тридцатисемилетнего Пушкина, «солнце русской поэзии». Накануне дня рождения, до которого поэту не дано было дожить, 25 мая 1837 года во французском журнале «Le Globe» появилась статья, подписанная Адамом Мицкевичем. В ней были такие слова: «Пуля, поразившая Пушкина, нанесла интеллектуальной России ужасный удар. Ни одной стране не дано дважды рождать человека со столь выдающимися и столь разнообразными способностями».