HАТАЛЬЯ ГОРБАНЕВСКАЯ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 1999
HАТАЛЬЯ ГОРБАНЕВСКАЯ ИЗ НОВЫХ СТИХОВ * * * Путаница-путница, девушка-душа, кровь по капле спустится, как с карандаша буковки на чистое пространство листа, где вопит неистово пуща-пустота. * * * В предсонье сочиняя и забыв наутро всё... О Господи, избавь - не от забвения, от сочиненья, от сонных мар, от маревных зыбей, от вылазок без лампочки в забой, где скоро дотрухлявеют крепленья. * * * Господь! этот воздух запустевший только плоть душ... Первая-то рифма каждому слышна, а вторая - "плоть-душ", Господи, прости меня, так ли я смешна, дуя все в ту же да ту ж дудку двуединую, душ плоть выманивая на свет? Дай мне в огороде лебеду полоть с тою, чей восход воспет. * * * По Петроградской стороне, по проходным дворам, двадцать пять лет тому назад - назад или вперед? - а нынче это не родней, чем Люксембургский сад, и веницейский тарарам, и тот ночной полет над океаном, по горам недвижных облаков, где пыль и даже пыль веков навеки вмерзла в лед, и двадцать пять минувших лет - как один миг, как взгляд, как листопад столетних лип в неназванной стране... * * * И виждь, и слышь, и дождь, и сушь, с очей и с уш пыль отряхни, смахни с плаща капли дождя, ты жив, ты сущ, как мох и хвощ. * * * Зацепляя подолом траву, не спросясь, чего просит утроба, проторивши в бурьяне тропу, не отступишься тучного тропа. И до той, Покрова-что-на-Рву, не покатишь коляску, как встарь, как стакан прижимая ко рту пожелтевший стенной календарь. * * * Когда глаз на затылке, а ухо во рту, затворись и застынь в глухоту, глухоту. Когда в мыслях трещотка, а мозги на мосту, каждой мышцею щек в немоту, немоту. И летучего облака не достает зацепившийся обок восковой самолет. * * * Расточительный парад облаков, повисших сохнуть на веревке бельевой. Что мне - ахнуть или охнуть, когда глохнет аппарат ухо-слухо-глуховой? Наволочкой облака не покроет лоб рука, не промолвит ни полслова, не ответит на вопрос: где он, ухо-горло-нос маioра Ковалева? ................... Порубивши лес на щепки, не обломит лоб рука. Расцепляются прищепки, отлетают облака. * * * Это волшебство, колдовство, волхвование... Но да будет, верую, воля Твоя, чтоб Тебя хвалило вcякоe дыхание, а не только подобное пенью соловья, а и мое грешное, частое, короткое, Бог весть что бормочущее хриплою глоткою. * * * И весь-то труд - глазеть в окно автобусов и электричек, чтобы с мотором заодно урчал ручей журчащих строчек. А время, вместо быть пустым, течет и полнится журчанием, как ключ, пробившийся в пустыне, как луч из туч светлом нечаянным. * * * охотники рыщут по темным борам меня зайца ищут по рвам по буграм а я заинька а я серенький в лощинку забьюсь в щели схоронюсь вымерзаю как цветик синенький в осеннем бору на зимнем ветру охотники рыщут трубят в рога меня зайца ищут своего врага * * * Тук-тук в твоей груди ничем не знаменит, от всех укрыть изволь непрошеную боль, неторопливый пот, готовящий в расход. Струись, эфир, гуди от пенья Аонид. Ночной зефир, струи эфирные масла, сирень и резеду, крапиву-лебеду, предутреннюю дрожь, и васильки, и рожь. Ты веришь, что ручьи река времен спасла?