Роман
Секретный дневник Е
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 1999
Секретный дневник Е. В. Ковалевой (май 1971 — июнь 1972)1
1(Публикуется с разрешения автора Дневника, данного 16.06.95 в Берне (Швейцария) автору данной сноски и всех последующих примечаний, а также оригинальных мемуаров, публикуемых во второй части данной работы. — М. Подпругин, общественный деятель.)
16 мая. Юбилей. 1000 дней вместе. Говорит, сосчитал по календарю; допустим; я не проверяла, конечно, если так, то — пускай. Это много. Тысяча дней любви. А я подумала: совместной работы. Или службы, точнее сказать.
Белые розы. Букет. Шампанское, виноград.
Стала мнительной. Знаю, что неспроста. Так и спросила:
— Ты хочешь узнать что-то?
— Ну зачем же ты так? — даже как будто задет. Поцеловал. И все же: — Одно другому, — сказал, — не мешает.
В смысле работа — любви. Или любовь — работе.
Вышли на балкон. Выпили по бокалу. У меня было скверное настроение, думала, не готова.
Но он так на меня посмотрел и так улыбнулся, что все во мне перевернулось вдруг. Я сказала:
— Пошли.
Забавно. После — всегда забавно.
Страница готова. Пишется вроде. Значит, пошел. (Дневник.) С четвертой попытки. Первые три: все тетрадки — в огонь. Посмотрим, что дальше будет.
Ну-ну, красавица, изображай.
Сейчас мне кажется, я могла бы предсказать с точностью до — как обнимет — и далее… Но когда обнимал, волна в самом деле подкатывала, он знал, чего добивается… Нет, я сама торопила — давай же, давай, давай, спрашивай… — он забубнил — про какую-то встречу да еще и в Пекине, про секретную встречу, про конфиденциальную встречу, — я не хотела вдумываться чью, не хотела повторять за ним имена — этих чертовых китайцев, америкашек, но бубнил, бубнил свое, спрашивал, обнимая, приедет ли тот — второй — Генри, ах, Генри, милый наш Генри, дружок — потому что от этого будто — от того, поедет ли он или нет — будет что-то зависеть. Гнать, держать, дышать, зависеть — ненавидеть и вертеть, Я сознательная. Я очень сознательная. Ну, ты не комплексуй, говорил, ты расслабься, расслабься, ведь я же люблю тебя, понимаешь люблю… Ненавижу это «расслабься». Расслаблялась — наверное. Если так называется — да. Он же любит, влюбленный. И я. Я — его. Чтобы крепче, просила. И хрустнули косточки. Еще, еще!.. А потом — когда понеслось — там — там — там — там — там лагуна, пробел, ничего не помню. Кричала. Не владела собой. Не могла не кричать. Все услышал, все, что хотел. Был испуг под конец — о соседях, как раньше — мелькнуло — когда в стену стучат, — но какое же тут общежитие, пора и привыкнуть — приходила в себя, — когда нет никого за стеной, никого кроме нас нет на свете нигде и никто не услышит. Устала.
И вот, открыв глаза, в потолок смотрю. Он же сразу — влюбленна бежит к телефону — в прихожую. Шлеп, шлеп — босиком по линолеуму.
— Добрый вечер, Евгений Евгеньевич, — и вполголоса, тихо: — информация полностью подтвердилась… Да, приедет… Да, абсолютно точно… В середине июля *… Уверяю вас, да… Четвертый сценарий…
Голенький стоял, без халата. Думал, я не услышу. Голенький и любимый. Дурачок.
—————————
* Речь идет о подготовке секретного посещения Китая помощником президента США по делам государственной безопасности Генри Киссинджером и его предстоящей встречи с премьером Гос. Совета КНР Чжоу Эньлаем — поворотном событии в новейшей истории американо-китайских отношений. Таким образом, Е. В. Ковалева не только подтвердила информацию, полученную агентурным путем, но и указала на конкретные сроки визита. Действительно, Г. Киссинджер негласно находился в Пекине: с 9 по 11 июля, что и было вынужденно подтверждено гос. департаментом 16 июля. Своевременная информация, полученная через Е. В. Ковалеву, оценивалась как «крайне важная» (по шкале, принятой в Отделе, — более 40 баллов).
25 мая. 1001 день. 1001 ночь. — Это число мне больше нравится. Чем тысяча.
Тысяча и одна ночь — в одной постели.
Не каждая — но все-таки…
Все-таки в одной!
Удивительно. Не единого пропуска!.. нет, не вспомнить… Нас даже в командировки посылали вместе — как тогда, в декабре, в Серпухов!*… И когда я ложилась в клинику на обследование — дважды — его тоже укладывали со мной! В отдельной палате, в двуспальной кровати… — даже стихами выходит… Фантастика! Вот за что надо выпить, Володька — за то, что без пропусков!.. под одним одеялом!..
Ладно спи, дорогой. А я пободрствую и тоже лягу. Зря кофе пила.
Тысяча и одна ночь — пускай не каждая — но сказок Шехерезады!
—————————
* В Институт физики высоких энергий для уточнения некоторых техкических деталей запуска новой жидководородной пузырьковой камеры.
30 мая.
Хорошо бы устроить ремонт.
Переклеить обои в мужниной комнате. Побелить потолок на кухне. Рамы покрасить.
Весь день скучала. Читала какой-то глупейший детектив, уже позабыла, чей. А сходить посмотреть в другую комнату — лень.
Володька обещал к семи. Он у нас теперь аналитик.*
—————————-
* Успех январской миссии кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Ш. Р. Рашидова в республике Чили обусловил активное привлечение В. Ю. Волкова к анализу получаемой им через жену информации. До этого работа В. Ю. Волкова приравнивалась к оперативной.
3 июня.
На дачу приехали после обеда. Когда свернули с шоссе, я только тогда обнаружила, кто едет за нами. Володя сидел за рулем, я сказала: «Смотри…» — он улыбнулся: «А ты как думала».
Сопровождали нас только до первого поста, там они остановились, и далее, через бор, мы добирались одни, без охраны; причем милиционер у шлагбаума отдал честь Володе (а может быть, даже мне — я рядом сидела…); и документов никто не спрашивал.
Е. Е. вышел сам на дорогу — встречать; открывал ворота: я почему-то ждала, что будет он при лампасах, ничего подобного — обычный тренировочный костюм, наш, не импортный, трикотажный, и штанины засучены до колен — такой дедушка-садовод. Меня он расцеловал, похвалил прическу, тут же появился пудель по имени Риф, темно-рыжий, лизучий, и, конечно, похожий на — но не хозяина, а хозяйку; та со своей стороны на генеральшу совсем не похожа — маленькая, вертлявая, лохматая. Представилась просто: Лариса.
Сразу же повели нас в усадьбу — обедать. Усадьба большая, солидная. Ели окрошку на веранде, за столом сидели еще некоторые, Володя шутил, хохмил, анекдоты рассказывал. Е. Е. же рассказывал про огурцы со своего огорода, обещал нам показать, как растут. Угощал «Посольской», я не пила. Еще о живописи говорили, хвалили Илью Глазунова за смелость, он первый, кто решился проиллюстрировать «Яму» Куприна. Лариса меня тихо спросила: «Вам нравится «Яма?» Я сказала: «Не очень».
Почему мне должна нравиться «Яма»?
После обеда Володя всем объявил, что не успокоится, пока не поймает четырех карасей и пошел с удочкой на пруд. А меня Лариса повела смотреть достопримечательности. Пруд, беседка, оранжерея, грядки, на которых Е. Е. выращивает кабачки и огурцы хваленые, розалий… Розы разных сортов. А еще какие-то невероятно редкие тюльпаны — по одному — один фиолетовый тюльпан, другой черный. «Вы смотрели «Черный тюльпан?»» — «Два раза, с Аленом Делоном». — «С Жераром Филиппом». — По-моему, с Аленом Делоном*, но я не стала спорить. «Вот это дерево туя, — показала на нечто пирамидальное. — А это муж мой утверждает, что кедр, а на самом деле стелющаяся сосна, выше, чем по плечо не вырастает, вширь растет, — и добавила, — дикобраз». Иголки, действительно, длинные, длиннее пальцев. Мы подошли к маленькой, довольно симпатичной елочку. «Голубая, — похвасталась генеральша, — таких больше нигде нет, только на Красной площади, у Мавзолея». Оказывается, возраст такой елочки определяется по числу ответвлений: на каждой ветке от ствола было по четыре, я сказала: «Молоденькая». — А генеральша спросила, догадываюсь ли я откуда. Я не догадывалась. «Вот оттуда как раз, с Красной площади, муж сорвал шишку у Мавзолея четыре года назад и семечко посадил. Только не говорите никому», — она засмеялась доверительно, как бы и меня приглашая быть откровенной. Я так поняла.
Зашли в оранжерею. Там росли среди овощей вполне заурядных еще и гвоздики, особенно много белых. «Ну-ка, как называется, должны знать… вот эта… — показывала на белую с красным одним лепестком: — Редкость!» — Я честно призналась: «Не знаю, а как?» — «Грешница». — «Почему грешница?» — «А догадайтесь». Глупо, но я покраснела. Наверное, потому что подошел Е. Е. Определенно, я дура.
Володя к этому времени поймал карасика, но генерал предложил другое: отправиться им вдвоем на Дальнее озеро — в ночь — за раками. Меня спросил:
— Отпускаешь?
Мне-то что. Пусть едет.
Я понимала, им надо поговорить, и чтобы никто не мешал. Вообще-то здесь много народу — не то родственники, не то подчиненные. Меня знакомили, но я, по своему обыкновению, забывала имена. К вечеру большинство подевалось куда-то — уехали, что ли.
Одного Е. Е. послал при мне за шишками, за сосновыми — к самовару (сразу за домом сосновый бор).
Пили чай с вареньем. Гуляли. Лариса рассказывала мне, каким был Е. Е. молодцом — лет восемь назад. Хвалила Володю.
Генерал увез его, когда стемнело. Сам сел за руль. Володе выдали сапоги — ботфорты, взяли бредень с собой.
Около десяти завел со мной разговор некто А. Б.**, человек лет сорока пяти, с морщинистым лицом и чересчур тонкими губами, настолько не по-мужски тонкими, что их как бы и не было. Он мне сразу не понравился. Врач. Будет меня курировать, именно так и сказал: «курировать». Психолог он или гинеколог, я так и не поняла; просил быть с ним до предела откровенной, ничего не стесняться. «Тогда у вас не будет, проблем никогда». — «У меня и нет». — «У всех есть, а у вас не будет». — Он задал несколько вопросов, до крайности неуместных. В конце концов, мы на лоне природы, это же не кабинет. «Ничего, ничего, потом легче пойдет». Дал книжицу почитать: «Пока мужа нет». (Пошутил, видите ли.) Идиот. Я поднялась наверх.
Комната моя на втором этаже, окна в сад. Ночь темна, где-то далеко лает собака. Без Володьки мне одиноко. И непривычно. Не по себе. Книга зывается (очень мило) «Составляющие оргазма», на титуле гриф «Для служебного пользования». Он ее сам (А. Б.) написал. Дочитала до половины. Неинтересно. Скучно, наукообразно, с претензией. Очень неинтересно.
Все. Хватит писать. Поздно. До завтра. Почитаю еще чуть-чуть.
——————————
* С Жераром Филиппом.
** Александр Борисович Шимский (1924 — 1988) — сексопатолог.
4 июня.
Раков живыми варят. Бросают их в кипяток, грязно-зеленых, они там и краснеют. В кипятке. Шевелясь. Зрелище не из приятных. Но вкусно. Других впечатлений ярче не было.
Доехали хорошо.
Был разговор перед отъездом. Накатывали. Уже когда один на один, я генералу сказала: никаких там А. Б., до свидания. Он сначала оспаривал. Говорил, что лучший специалист, куча работ* и пр., просил присмотреться, дескать, уладится. Я сказала категорически: нет. Он мне не понравился. Генерал попыхтел-попыхтел и в конце концов согласился. Его проблемы. На прощание расцеловал. А доехали весело, с ветерком. Володька вел замечательно.
————————-
* Главным образом о сексуальных перверзиях. Автор фундаментального секретного труда о заместительных способах сексуального влечения.
11 июня.
Все в порядке, любимый. Ты не знал, что я дока в космонавтике? Ага, удивился! Я тоже.
Хотя сейчас ни за что не скажу, чем апогей отличается от перигея. И вообще, дорогой — не люблю цифры. Еще со школы не любила. С начальной.*
Завтра, значит, получка. Принесешь косхалвы?
Спит. Не слышит. Ему и так сладко.
———————————
* Тем не менее цифровая информация, получаемая через Е. В. Ковалеву, отличалась исключительной достоверностью. В частности, в отмеченный день были предсказаны параметры полета, включая элементы начальной орбиты, первого американского спутника-фоторазведчика LАSТ, представлявшего собой крупногабаритную платформу для наблюдения с малой высоты. Примечательно, что спутник-шпион был выведен на орбиту только 15 июня.
13 июня.
Восточные сладости. А правильней — сласти.* Читала Шекспира.
—————————-
* Строго говоря, Е. В. Ковалевой не рекомендовалось злоупотреблять ни сладким, ни острым. Вообще, формированием ее стола занималась группа специалистов. Супружеская чета находилась на так называемом спецснабжении. Продуктовые наборы привозили раз в неделю, по вторникам. Но никакой халвы в них (насколько это известно автору примечаний) не было.
15 июня.
Обрадовал. — Я должна вступить в партию. Так считает его руководство. И вообще, решение «по мне» уже принято.
Я их понимаю, я должна быть идейная. Но разве я не идейная? По-моему, очень, очень идейная.
Бубнил про карьеру. Интересно, какую же карьеру ты мне желаешь, Володя? Не смог объяснить.
— В жизни, знаешь, многое может произойти.
Знаю, Володя. А впрочем, как хочешь, как надо.
Дал Устав. Сказал, что могу не читать. Если спросят — про демократический централизм. Не более.
Ну это я выучу. — Слова-то какие — карьера!
16 июня.
Мы нередко ссоримся. Из-за пустяков. Пожалуй, он серьезно рискует, нарушает какую-нибудь инструкцию, — вряд ли ему дозволительно меня расстраивать. А я… я стерва. Я пользуюсь служебным положением. Пусть сам подойдет. И подходит. Ласковый, виноватый… Тут моя стервозность вся иссякает. Сразу прощаю. Отходчива. Сразу. Люблю. Любимого.
18 июня.
Вообще-то, если называть вещи своими именами, то я, конечно, просто публичная женщина. И если подобрать нужное слово, то это, конечно, эксплуатация. Сладкая. Сладчайшая. Потому что с ним. И только — с ним.
19 июня.
Было два раза. Один — вечером, около восьми. Другой — в два часа ночи.
Опять не высплюсь. — Что-то сельскохозяйственное.*
—————————————
*»Сельскохозяйственное» — во время ночного сеанса. Тогда уточнялся прогноз урожайности и сбора пшеницы в США. По отношению к предыдущему, неурожайному году (1970) предсказанный Е. В. Ковалевой рост сбора пшеницы должен был составить более 7300 тысяч тонн (согласно позднейшему официальному сообщению министерства сельского хозяйства США — 7331 тысяча тонн). Шестью часами ранее на вечернем сеансе были зафиксированы данные, свидетельствующие о существенном сокращении американского экспорта меди и алюминия. Информация этого дня, вернее, ночи, полученная через Е. В. Ковалеву, оценивалась как дежурная (по шкале, принятой в Отделе, — до 16 баллов).
21 июня.
Иногда мне кажется, что я живу не с любимым мужем, а с целым Отделом — с таким вот неусыпным и ненасытным существом, которое само ни на что не способно и которому вечно мало. Многоголовая гидра с оттопыренными ушами и вытаращенными глазами — вот мой любовник. Я не я, я не принадлежу себе, не слышу себя, я захвачена волной сумасшедшего восторга, а он, а оно, ощетинившись, протоколирует — протоколирует! — торопливо и возбужденно — стрекоча самописцами. И я знать не знаю об этом и знать не хочу. Все-таки я извращенка. Счастливая извращенка.
25 июня.
Ибо: я, во-первых, порочная, порочная от природы (знаю точно теперь), и, во-вторых — растормошенная. — Черт! Как они меня растормошили! Ма- ло, что не стесняюсь, но жду и хочу. Идиотка.
2 июля.
Принимали меня на третьем этаже, в помещении парткома. Подвели, открыли дверь, впустили — несколько человек за длинным столом. Зачитывают мое заявление. Я молчу. Зачитывают рекомендации. Сам генерал, оказывается, рекомендовал (я и не знала). Молчу. Встает кто-то из отдела, говорит, что я «достойна во всех отношениях» и «в виду особых заслуг» следовало бы принять без кандидатского стажа.* «Ну, есть Устав у нас, — отвечает председательствующий, — торопиться некуда. А давайте-ка я вам вопрос задам, Елена Викторовна. — И задает: — Что такое демократический централизм?»
Отвечаю:
— Это выборность снизу доверху и отчетность сверху донизу.
Все. Опять молчу. Они ждут.
— А еще?
Один — краснощекий такой — подсказывает **:
— Подчинение меньшинства…
— Большинству, — продолжаю.
Общий восторг. Голосуют «за». Единогласно! — Меня все поздравляют.
——————————
* Автор примечаний, которому довелось присутствовать на описываемом собрании, не помнит, чтобы поднимался вопрос о кандидатском стаже.
** Это был я (автор примечаний). Есть в протоколе.
4 июля. День независимости США.
Пишу американской шариковой ручкой, подарок генерала: кол в звездочку, остальное — в полоску. Вся светится.
7 июля.
Итак, я не должна путать страны. Лесото с Лаосом. Бурунди с Брунеем. Бахрейн с Барбадосом… Нет, это интересно — я могу подолгу рассматривать карты, изучать морские пути… Со столицами хуже, конечно… Какая-нибудь Доха (или Доха? — атласы хоть и служебные, а ударений нет)… где-то в Катаре, который вот-вот получит долгожданную независимость…
С политиками еще хуже. Бен Али ат-Тани, катарский эмир. Еле запомнила. Не знаю, может, это шутка Володина, только он утверждает, будто я ему предрекла скорое свержение — Бен Али ат-Тани этому.* Не знаю, не помню. Могла ли такое? бен Али ат-Тани… Если так… Аллах с тобой, бен Али ат-Тани, 560 миллионов — или сколько же там? — забыла! — тонн этой нефти.
Бен Али ат-Тани.
Каррисоса.**
Муньянеза.***
Лучше борщ приготовлю. Зачем не идешь?
——————————
* Действительно, в феврале 1972 г. А. Бен Али ат-Тани будет свергнут своим родственником X. бен Хамадом ат-Тани. Последний, став эмиром, присвоит себе вдобавок портфели премьер-министра и министра финансов и нефти. Достойно сожаления, что в то время, когда бельгийская «Бельджиеной» заключала соглашение о предоставлении ей концессии на значительную часть территориальных вод и континентального шельфа, работа через Е. В. Ковалеву по Катару практически не велась. Отмеченная информ получена попутно, непреднамеренно, в виде случайной флуктуации и оценена непростительно низко — всего 6 баллов по шкале, принятой в Отделе.
** А. Васкес Каррисоса — в то время министр иностранных дел Колумбии.
*** О. Муньянеза — тогдашний министр международного сотрудничества республики Руанда.
10 июля.
… Возили к себе. Подключали проводки, смотрели приборы…
— Елена Викторовна, на что жалуетесь?
Отвечала: — На скуку.
11 июля.
Володька пришел раздраженный.
— Знай что и кому говоришь.
Ему, оказывается, был нагоняй за то, что жена скучает. Допросили с пристрастием. Выяснили, что в театр не ходит (и жену соответственно не водит) и даже не знает, где находится театр Ермоловой.
Теперь он обязан обсуждать со мной прочитанные книги и не пропустить в конце года Расула Гамзатова, чья повесть* появится в «Новом мире».
Мне стало очень весело. Он был такой удрученный. Хочешь, я тебя полюблю? Только — без! (Несанкционированно!)
И полюбила. Не все же для них.
И было ему хорошо, а мне нормально.
Я почему-то не. — Тревожный симптом.**
———————————
* «Мой Дагестан».
** Тревога понятна. Любая самодеятельность могла привести к утрате Е. В. Ковалевой ее исключительных способностей. По глубоко личному убеждению автора примечаний, В. Ю. Волков в данной ситуадии вел себя крайне деструктивно и безответственно (что, конечно, не уменьшает ответственности самой Е. В. Ковалевой). Будучи лицом уполномоченным, В. Ю. Волков не имел ни малейшего права разрушать поведенческий стереотип, утвердившийся в серии удачных опытов супружеского сотрудничества и утвержденный, кстати сказать, руководством Отдела.
17 июля.
Бывает, хочется топнуть ногой: хватит! уходи отсюда!.. Сломать что-нибудь, разбить!.. А иногда — нежность необыкновенная. Хуже кошки. Люблю, люблю до безумия.
С другим не стала бы, не смогла бы. С другим бы — не получилось.*
————————
* Преувеличение. Автор примечаний, как это будет видно из нижеприводимого, доказал противное.