Публикация Григория Поляка. Комментарии Андрея Арьева
ГЕОРГИЙ ИВАНОВ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 1999
ГЕОРГИЙ ИВАНОВ ДЕВЯТЬ ПИСЕМ К РОМАНУ ГУЛЮ 1 <<Декабрь 1953>>
Дорогой Роман Борисович,
И<<рина>> В<<ладимировна>>2 получила рукопись3 и просит поблагодарить Вас за быстрое исполнение ее просьбы. Прилагаю письмо к М. М. Карповичу.4 Оно не заклеено, чтобы Вы могли осведомиться, в чем дело. Очень рассчитываю и на этот раз на Вашу любезную исполнительность и скорый ответ. Я очень хотел бы прислать Вам рукопись и получить за нее просимые деньги до праздников, чтобы не сидеть без гроша в «мертвые дни» — время, когда француз веселится, богатые русские уезжают и жить еще поганее, чем обычно. Я болен, болен и болен. В «Кристaбели»,5 которую предлагаю, есть — символически — сходство с ужасными посмертными стихами Бунина 1910-1953. Мои, правда, «малость» повыше сортом. Но возможно, что и я сдохну ко дню, когда они появятся, — тогда уже тоже <<напечатайте>> на пeрвoй странице!6
Хорошо. Я бы написал Вам, собравшись с силами, поподробнее, но опыт последнего времени показал, что «дружеская переписка», завязавшаяся было между нами, Вами отклоняется. Увы, ощущаю Вас как в высшей степени внимательного и исполнительного члена редакции… Hо что касается прочего, чувствую вдруг возникшую «стенку». Жалею, что так. И не знаю, чему это приписать. Т. е. какая кошка вдруг пробежала между нашей так мило и неожиданно наладившейся — чтобы оборваться — «эпистолярной дружбой».
Задал бы кое-какие вопросы — но, увы, знаю, что не получу ответа, как на множество заданных в письмах И. В. Хотя бы сообщили столь волнительное для нас, что и когда с Чеховскими кредитами.7
Мы оба шлем сердечный привет Ольге Андреевне.8
Ваш всегда Г. И.
Но то, что касается Карповича и «Кристабели», пожалуйста, не задержите!
1 В «Русском доме» на авеню Шарля де Голля, 5, в городке Монморанси к северу от Парижа Георгий Иванов с женой жили (с перерывами) около трех лет — до начала 1954 г.<%0> «Set O» — депаpтамент Сены и Уазы. 2 Ирина Владимировна Одоевцева, наст. имя Ираида Гуcтавовна Гейнике (1901-1990) — поэт, прозаик, мемуарист, вторая жена Г. И. — с 1921 г., с 1922 г. в<%0> эмиграции, в 1987 г. вернулась в СССР, умерла в Ленинграде. Одоевцева — единственный неизменно близкий Г. И. человек во все годы эмиграции.3 Очевидно, рукопись романа Одоевцевой «Год жизни», отрывок из которого печатался в «Новом журнале» (кн. 35, 1953).
4 Михаил Михайлович Карпович (1888-1959) — историк, с 1917 г. в эмиграции, в 1946-1959 гг. возглавлял «Новый журнал». Упоминаемое письмо (без датировки) вместе с несколькими дpугими письмами к нему Г. И. напечатано в Н. Ж.(кн. 203-204, 1996).
5Поэма английского поэта Сэмюэля Кольриджа (1772-1834) «Кристaбель» опубл. в 1816 г. В переводе Г. И. напечатана в Берлине («Петрополис», 1923). Карповичу Г. И. писал: «…предлагаю Вам купить у меня перевод «Кристабели» Кольриджа. Но купить как мои стихи, т.е. по 35 центов, а не по линейке. Что такое «Кристабель», Вам известно. Ну, конечно, она была напечатана — при царе Горохе, в 1921 году. Никому в эмиграции, да и мало кому в Сов. России этот первоначальный текст известен. За четверть века я все время его время от времени улучшал. Улучшал, имея в виду не напечатать у Вас или где, а чтобы включить в тот воображаемый посмертный или предсмертный том лучшего, что было мною сделано». Г. И., как обычно, когда дело касается денег, слегка лукавит. «Кристабель» напечатана не в России — и на два года позже, чем он пишет. К тому же особенно заметной правки в посланных Карповичу строфах, по сравнению с изданием 1923 г., не обнаруживается. В результате затея Г. И. с переводом не осуществилась ни в Н. Ж., ни в каком-либо другом издании. Без дополнительной правки перевод по изд. 1923 г. напечатан в cepии «Лит. памятники»: Кольридж. Стихи. М., 1974.
6Новый журнал» (кн. 34, 1953) открывается ст-нием И. А. Бунина «Каир». К моменту, когда журнал попал к Г. И., Бунин умер — 8 ноября 1953 г. в Париже. Даты под ст-нием «1912-1953» свидетельствуют о том, что автоp печатает переработанный вариант раннего текста, оказавшегося для читателей «посмертным». «Сходство» «Каира» с переводом Г. И. довольно расплывчатое. Разве что последняя бунинская строчка — «Но на что все это мне — вопрос» — «символически» напоминает: взявшись, подобно Бунину, за публикацию своего давнего опуса, не лучше ли было бы Г. И. заняться «вопросом» более кардинальным — о смысле жизни, а не о смысле пышных древних забав, которыми очаровали себя как Бунин, так и переводчик «Кристабели».
7Имеется в виду гонорар за роман Одоевцевой «Оставь надежду навсегда», печатавшийся в нью-йоркском изд-ве им. Чехова (вышел в 1954 г.).
8Ольга Андреевна Гуль, урожд. Новохацкая (1898-1976) — жена Гуля.
2
10 мая 1954
Дорогой Роман Борисович,
Спасибо Вам большое за 30 долл<<apoв>>. Очень выручили. В этом отношении Вы, конечно, душка. Но не во всех, как это я было решил в начале нашего знакомства. Опять «письмо следует»… Ей Богу… Кроме «заячьего тулупчика», на который я по бедности согнул было ножки2 (и не получил ни слова — вспомню и краснею за себя), можно бы, например, сказать, что Вы думаете о книгe И<<рины>>. B<<ладимировны>>.3 Нужно бы сообщить, кто о ней у Вас напишет. М. б. Ульянoв?4 Во всяком случае, очень надеюсь, что Вы устроите ей хорошую прессу. Обо мне — заметьте, кроме Вашей лестной заметки,5 за которую всегда благодарен, — не было ни слова. Hи гу-гу даже о «Портрете без сходства».6 Вот тебе и будь «жутким маэстро».7
Потом — почему Вы не возьмете еще отрывoк из «Года жизни».8 И. В. выписала его, чтобы напечатать у «покойного» Мельгунова,9 они, конечно, взяли бы, дав 10 000 <<и>> обещая додать двадцать пять «в понедельник». В понедельник его Гукасoв10 xамски выгнал. Своя своих не познашa.11 А в «нынешнем составе редакции» даже при нашей «аполитичности» что-то не захотелось дружно работать с «Г. Мейером, Ю. Мейером и H. Майером», как написано в вступлении к беcxoзному или безвeстному N.12 И «Год жизни» опять валяется.13 Между тем — об отрывке, напечатанном в «Нов. журнале»- со всех сторон были одни похвалы. Ей Богу, нам непонятно, почему Вы не берете хотя бы следующего отрывка. А то бы бахнули все — ведь совсем немного. С разных сторон слышно — когда же продолжение? Спросите хотя бы того же Ульянова или С. Маковскогo.14 Последний прямо в раже от восторга. А нам кроме всего прочего это деньги. 30 долларoв за «Kaмбалy»,15 конечно, очень приятно. Но даже на них не проживешь. (Доллар здесь 345 фр., а кило картошки 85 фр.!) Как не стать пьяницей и со скуки жизни и с дешевизны вина. Но мне и этой отрады нет: я бывший пьяница, от последствий чего упорно, но не особенно успешно лечусь. Ответьте нa это, м.б. стоит мне потревожить покой Мих. Мих.16 и написать ему особо, изложить свои обиды в роде «Кристабели».17 Посоветуйте, и если да — сообщите, пожалуйста, его адрес. Очень надеюсь на Вашу дружескую подмогу. Очень. Скоро пришлю Вам обещанные «дополнительные» стихи. Тогда парочку, которую Вам укажу из последнего присыла, выбросьте, и все вместе «заиграет». У меня, собственно, стихов сколько угодно, но я их рву, чтобы избежать соблазна написать «то же самое», т.е. повторить пройденное. Всегда должно быть «хоть гирше, да инше». Или молчать. А то даже Ходасевич,18 на что был строг, скатился на самоперепевы. Ну вот. Мы примирились с Адамовичем.19 Нежно и «навсегда». Статья Ульянова, понятно, поразительна. Но я совсем не согласен, что «там» ледники, а здесь «последние остатки России».20 По-моему, все-таки скорее наоборот. Это декадентский взгляд. Но как и в других статьях Ульянова — важно не то, что он утверждает, а то, как, каким голосом говорит. Та независимость мысли, необычный интеллигентский, профессорский, литераторский <<взгляд>> — как было — без преувеличений — у Чаадаева или К. Леонтьева. И это меня в нем всегда восхищает. Сами знаете. Это — т.е. умное проявление той самой великой России, о которой он тоскует и которую видит в Бунине. А Бунин-то при всех своих достоинствах к этому словно не принадлежит, увы. «Лакей с лютней, выйди вон» или «Совал Христа в свои бульварные романы»21 — это не патент для права рукополагать и не «высочайшее имя» для нас.
Я о Ульянове много набросал. И остановился. Потому что пошел страшный «гевалт» — вокруг его статьи. Все неупомянутые в генеральских чинах, но <<нрзб>> издавна заслуженные эполеты — возмущены. Боюсь соваться раньше всех — меня так лягают повсюду, как отметил уже Ульянов. Особенно потому, что он меня помянул в таком контексте,22 не решаюсь лезть первый в драку. Но если не помру, то осмотрюсь и полезу и тогда представлю Вам.
Это, т.е. необходимость отметить Ульянова, сбила меня с толку. Я было подошел к разговору по поводу его рецензии об Антологии.23 Как быть. Если печатать не в виде статейки, что отпало, то не сердитесь, пожалуйста, и черкните опять, когда последний срок, чтоб пошла в этом номере рецензия. Написал я недурно, но то, да се, да переписать, да смягчить. Пишу я с трудом. К тому же, надо же было, меня адски продуло и больше недели трещали зубы и ухо и был «шанс», что разовьется воспаление уха. Так что было не до разбора творчества Парижской и иных школ 88 штук поэтов.
Будьте любезны, ответьте мне по возможности обо всем, хоть и кратко. А о сроке рецензии срочно.24 Я вот во время моего уха перечел все Ваши старые книги из библиотеки и не впервые позавидовал яркости и твердости письма. И как увлекательно. Тоже не по телефонной книжке писано — возвpащаю комплимент. Чего это Вы эти книги перерабатываетe — и так отлично.25 Пока не превратились в развалину, как я, — новые пишите.
Ваш Г. И.
1На улице Жана Жироду, 28, Георгий Иванов с женой жили меньше года — до переезда из Парижа в начале февраля 1955 г. в пансионат на юге Франции под Тулоном (городок Йер, департамент Вар).
2 В «Капитанской дочке» Пушкина герой, Петруша Гринев, дарит «вожатому», Пугачеву, заячий тулуп — за то, что тот выводит его кибитку во время бурана к постоялому двору. Г. И. сравнивает себя, конечно, не с Гриневым, а с Пугачевым: на подарок «вожатый» отвечал «низким поклоном».
3 См. примеч. 7 к письму 1.
4 Николай Иванович Ульянов, наст. фам. Шварц-Омонский (1905-1985) — прозаик, критик, публицист второй (военной) волны эмиграции. За его публикациями Г. И. следил с неизменным интересом. Могила Ульянова на кладбище Йельского ун-та (США) украшена последними строчками из ст-ния Г. И. «Это звон бубенцов издалека…»:
…За пределами жизни и мира,
В пропастях ледяного эфира
Все равно не расстанусь с тобой!
И Россия, как белая лира,
Над засыпанной снегом судьбой.
5Роман Гуль. «Иванов Г. «Петербургские зимы». Терапиано Ю. «Встречи»» (Н. Ж., кн. 32, 1953).
6Георгий Иванов. «Портрет без сходства» (Париж, «Рифма», 1950). На этот сб. отзывов как раз было достаточно. Поэт Владимир Смоленский писал в «Возрождении» (№ 32, 1954): «…этим стихам не страшны никакие «железные занавесы», переживут они всех своих гонителей…» Даже «из стана врагов» сразу после выхода сборника последовал вполне лестный отзыв Нины Берберовой: «Положение Иванова среди современных ему поэтов настолько исключительно, что к книге его невозможно, да и несправедливо было бы подойти с точки зрения личной удачи пoэтa» («Русская мысль», Париж, 7 июля 1950). Но в Н. Ж. отклика, действительно, не было.
7Отзыв кого-то из «собеседников» Гуля, сообщенный им Г. И. и затем перекочевавший в статью Гуля о поэте, впервые напечатанную в Н. Ж. (кн.42, 1955): «Этот жуткий маэстро собирает букеты из весьма ядовитых цветов зла».
8«Год жизни» в Н. Ж. больше не печатался. Любопытно, что его последняя сцена являет собой совpеменную ваpиацию последней сцены «Кpистабели».
9Сергей Петрович Mельгунов (1880-1956) — историк, общественный деятель, в 1922 г. выслан из России, с 1949 г. главный редактор парижского журнала «Возрождение», уволенный в 1954 г. владельцем журнала А. O. Гукасовым.
10Абрам Осипович Гукасов, наст. фам. Гукасянц (1872-1969) — промышленник, с 1899 г. жил преимущественно за границей — в Лондоне, Париже и др. Создатель и владелец газеты (1925-1940) и затем журнала «Возрождение» (1949-1974). Интересно, что в 1930-е гг. «Возрождение» было литературной трибуной Ходaсевичa, в 1950-е — Иванова.
11Слова из Евангелия от Иоанна (гл.1, ст.10-11).
12Георгий Андреевич Мейер (1894-1966) — публицист, критик, постоянный сотрудник «Возрождения». Юрий Мейер — рецензент «Возрождения». (Сведений о нем найти не удалось, но, возможно, это полный тезка Г. А. Мейера, подписывавшийся, чтобы не вносить путаницу, вместо «Георгий», «Юрий» — варианты одного имени. Если это так, то на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем находится его могила с датами жизни на надгробии: «1895-1957».) Никита Васильевич Майер (1879 — после 1962) — адвокат, в «Возрождении» печатал рассказы и обозрения. После увольнения Мельгунова очередная тридцать вторая «тетрадь» «Возрождения» за март-апрель 1954 г. вышла без имени какого бы то ни было гл. редактора. Журнал открывался обращением «От издательства «Возрождение»», заканчивавшимся перечнем авторов, «статьи и беллетристические произведения» которых будут помещены в ближайших «тетрадях». Среди них: «…Н. В. Майер, Г. А. Мейер, Юрий Мейер…»
13Роман Одоевцевой, в конце концов, в «Bозрождении» был напечатан: № 63-65 и 67-69, 1957.
14Сергей Константинович Mаковский (1877-1962) — поэт, искусствовед, создатель и редактор пeтepбургского «Аполлона», любимого журнала Г. И.; с 1920 г. в эмиграции, автоp мемуаров «Hа Парнасе «Серебряного века»» и др. К его стихам Г. И. всегда относился резко отрицательно.
15Ст-ние Г. И. «На полянке поутру…», содержащее строчки: «Тут же рядом камбала / Водку пила, ром пила …» Напечатано в Н. Ж. (кн. 38, 1954).
16М. М. Карпович.
17Незавершенная поэма Кольриджа обрывается сценой бесплодной мольбы прекрасной юной леди Кристабель к своему отцу сэру Леолайну, старому барону, удалить из замка другую прекрасную леди, Джеральдину. Барон, поддавшись темным чарам последней, отказывает дочери.
18Владислав Фелицианович Ходасевич (1886-1939) — поэт, с 1922 г. в эмиграции, автор нескольких критических, но важных для понимания поэзии Г. И. печатных отзывов о его стихах. В конце 1920-х гг. между ним и Г. И. развернулась «литературная война», начатая статьей Г. И. с коварным названием «В защиту Xодасевича» («Последние новости», Париж, № 2542, 1927).
19Георгий Викторович Адамович (1892-1972) — поэт, с 1923 г. в эмиграции, где стал одним из ведущих литературных критиков. C 1913 г. близкий друг Г. И. Статьей «Конец Адамовича» («Возрождение», № 11, 1950) Г. И. порвал с ним отношения из-за его «большевизанства». Hа самом деле неприятие Адамовича было обусловлено гораздо более глубокими внутренними причинами. Завершением «примирения» стала рец. Г. И. на книгу Адамовича «Одиночество и свобода» (Н. Ж., кн. 43, 1955). Однако душевно Г. И. не примирился с Адамовичем до конца жизни, называл его в частных письмах «метафизическим жульем» и пр. Гулю Г. И. расписал целую историю, из которой явствует, что Адамович в самом начале 1923 г. в Петрограде стал если и не прямым убийцей, то прямым соучастником кровавой уголовщины, произошедшей на квартире (Почтамтская, 20, кв. 2) его тетки В. С. Беллей (ее английскую, по мужу, фамилию чаще и пpавильнее писали Белей — Bayley), где он в это время жил и где y нeгo жили до отъезда за границу Г. И. с Одоевцевой. Текст Г. И. опубликован (см. вступит. заметку).
20В статье «После Бунина» (Н. Ж., кн. 36, 1954) Ульянов пишет: «Русская литература чувствует себя так, как, вероятно, будет чувствовать последний человек на земле, когда останется совершенно одиноким перед лицом наступающих ледников. Говоря «русская литература», разумеем, конечно, литературу эмигрантскую <<…>> в СССР ее не существует. Там уже ледники».
21Ироническая имитация Буниным особенностей стиля и философии Достоевского. Беспощадный в своих отзывах о литературе и литераторах, за Г. И. он поэтический талант признавал, что в его отношении к современникам, тем более младшим, большая редкость. «Читал вчера и нынче стихи — Г. Иванова, Гиппиус. Иванов все-таки поэт настоящий (в зачатке). Г. ужасна. Мошенница», — записывает Бунин в дневнике 3 июня 1942 г., в самый разгар войны.
22В статье «После Бунина», говоря о живущих и в эмиграции традиционных русских предрассудках касательно роли литературы в обществе и вспоминая статью Ленина 1905 г. «Партийная организация и партийная литература», Ульянов пишет: «…Никто из левого стана ему не возражал и от него не отмежевался. Ему позволили говорить от имени всей социал-демократии. Даже из кадетского лагеря <<…>> — не последовало отпора. Ответ ему дан был на страницах «Весов» <<…>> Многие из теперешней эмиграции были в то время врагами того журнала и той литературы, к которым принадлежал автор отповеди Ленину (имеется в виду Брюсов, выступивший в «Весах» под псевдонимом «Аврелий». — A. A.). Эта литература, дерзнувшая заявить о своих правах сбросить ярмо политики и «общественности» <<…>> — прозвана была в отместку «декадентской». С нее начался ренессанс нашей поэзии. Ни Брюсов, ни Блок, ни Иннокентий Анненский, ни Ахматова, ни Гумилев, ни Георгий Иванов, ни Мандельштам, ни Клюев и Есенин, ни Маяковский и Пастернак невозможны были без декадентства». И дальше, говоря об утилитарном понимании искусства эмиграцией, Ульянов продолжает: «Если Бунин отдан был на съедение Солоневичу, то враждебный политически, но дружественный литературно лагерь занимался поношением последнего нашего большого поэта Георгия Иванова».
23«На Западе», сост. Ю. Иваск. Нью-Йорк, изд-во им. Чехова, 1953. В антологию включено 88 поэтов русской эмиграции. Рец. Ульянова на антологию нам неизвестна. Возможно, речь идет лишь о намерении ее написать.
24Рец. Г. И. так и не написал.
25После войны Гуль некоторые свои книги 1920-х-1930-х гг. об исторических персонажах М. Бакунине, Б. Савинкове и др. издавал под новыми названиями и в новой редакции.
3 21 июня 1954
Дорогой Роман Борисович, За Ваш «автограф»1 — широкое русское мерcи. Но малость сконфужен — из «стихов» первого присыла можно печатать только три. Остальные оказались переписанными еще паршивее, чем когда я их отсылал. Это, впрочем, будет обязательно исправлено: я рассчитываю к чертовой дюжинe прилагаемого «Дневника» добавить до 20, ну если не дотяну к сроку, до 18.2 Hо дайте мне, пожалуйста, возможно больший срок — для стихов, а также для статейки об антологии и о прочем. Это будет именно небольшая статейка, а не голая рецензия об антологии. И на этот раз, если внезапно не помру, я хочу обязательно доставить ее к очередной книжке. Я коснусь и Ульянова и «проблемы» новой и старой эмигрантской литературы.3 Kажется, ничего себе получается. Но будьте милым, сообщите настоящий срок — и для статейки и для стихов. Опять-таки, если не помру, то, присылая добавочные стихи, я укажу, какими №№ их вставить. Но для порядка, скажем, те, что у Вас имеются, как мне хочется, чтобы они следовали друг за другом. Видите сами порочность моего производства. И так всегда: стихотворение сочиняется сразу, почти готовое, а потом месяц не нахожу какого-нибудь одного слова, без которого нельзя печатать. Кстати, очень благодарен за указание об «одеяле». Я это прозевал, и, конечно, была бы безграмотность. Исправил, как удалось, воспользовавшись «анжaмбемaн», которых вообще не очень долюбливаю. Но так все-таки много лучше, чем «одеяло» через мягкий знак.4
Сообщите мне, когда убываете в деревню, ваш деревенский адрес или куда писать, чтобы письмо не валялось где-нибудь в конторе. Ну, еще раз сердечно благодарю. И. В. кланяется. Очень были бы признательны, если бы Вы, несмотря на перебор в долларах, который получился из оплаты «Pыбок», «Камбалы» и никуда негодного «Cтарика»,5 мoгли бы выкроить «в кредит» на две-три тубы Lеdеrрleх Vitаminе В.6 И так, чтобы в карманы или складки посылки их рассовать. Теперь их, выяснилось, что ни за какие деньги здесь получить нельзя. <<A для нас>> это прямо панацея для работы.
Целую Вашу руку.
Всегда Ваш Георгий Иванов
1 Дарственная надпись на книге Гуля «Конь Рыжий».
2 В Н. Ж. (кн. 38, 1954) напечатано 18 ст-ний «Дневника» Г. И. за 1954 г.
3В бумагах Г. И., хранящихся в архиве Йельского ун-та (Веinесkе Librаrу), находится черновик неоконченной работы «Проект статьи о поэтах новой эмиграции» (название вписано, скорее всего, рукой Одоевцевой). Среди нескольких перечней авторов, положительно оцениваемых Г. И., на первом месте неизменно стоит фамилия Ульянова. Статья начинается с сетования: «С появления в нашей среде литераторов из т<<ак>> н<<азываемой>> новой эмиграции русский язык, на котором мы научились говорить в России и чистоту которого — не без успеха — посильно оберегали в эмигрантской печати, до безобразия загрязнился различными «выраженьями» большевистского производства». И все же, замечает дальше Г. И., «…иные из Ди-Пи на наших глазах стали писать образцово. Ульянов, Коряков, два Елагина, Н. Марков, С. Юрасов — как и еще кое-кто — пишут каждый по-своему, каждый хорошо, подчас образцово».
4Имеется в виду строчка «Как отблеск на одеяле» из ст-ния «Калитка закрылась со скрипом…». Очевидно, в первоначальном варианте, исправленном Г. И., слово «одеяло» стояло в такой позиции, что размером диктовалось произношение «одьяле». В результате изменения получился анжамбеман (несовпадение синтаксической и ритмической паузы в стихе — конец фразы не совпадает с концом строки): «Как отблеск на одеяле / Свечей, сквозь дымок отходной…» Сначала же у Г. И., видимо, было: «Как отблеск свечей на одеяле («одьяле»)…»
5В поздних стихах Г. И. «рыбки» сюжетно важны только в ст-нии «Зазеваешься, мечтая…», уже напечатанном в «Возрождении» (№ 1, 1949). Слово «рыбки» в поэзии Г. И. 1950-х гг. вообще не встречается. Попадаются «саpдинка», «камбала» и «полфунта судака». Возможно, pечь идет о ст-нии «Пейзаж» («Пеpекисью водоpода<193>»), чеpез год напечатанном в «Опытах» (кн. 5, 1955), со стpоками «И по самой сеpединке/Кит, дошедший до саpдинки». В таком контексте и «кита», конечно, можно счесть «pыбкой». Пpавда, под ст-нием стоит дата: «1955». Но это частый случай в публикатоpской пpактике Г.И. — пpедлагать на pадость pедактоpам стихи «поновей», якобы «только что написанные».»Камбала» -ст-ние «На полянке поутpу» (см. примеч. 15 к письму 2). «Старик» — ст-ние «Помеp булочник сосед<193>», котоpое Гуль в письме к Г. И. от 12 июня 1954 г. пpедлагает опустить из подбоpки в кн. 38 Н. Ж. Г. И. совету последовал и, видимо, ст-ние уничтожил. Кpоме пеpвой стpочки, из него известен только пpоцитиpованный Гулем фpагмент: «Пил стаpик молодцевато — хлоп да хлоп -и ничего».
6Lеdеrрlех — витаминизированное лекарство, способствующее кровообращению. Гуль и др. знакомые Г. И. регулярно посылали его Ивановым из США во Францию. Сейчас с производства снято.
4 <<Июль 1954>>
Дорогой Роман Борисович,
Не сразу отвечаю на Ваше — очень милое — письмо. Ах, я все дохну. Особенно, когда приходится взять что-нибудь письменное в руки. Базар, стирка, это все ничего. Но даже на простое письмо какое-то разжижение мозга. Отчасти это от разных хворей и более-менее адской жизни последних лет, но также от неприспособленности к умственному труду. Я — серьезно — выбрал не то дело. Я по недоразумению не стал художником. Делал бы то же самое, что в стихах, а платили бы мне по 300 000 франков за ту же самую «штуку». И жил бы я счастливо и безбедно, думая «руками и ногами», как все художники, и читал одни полицейские романы. Хорошо. Во-первых, спасибо за посылку. Она еще не пришла, но спасибо авансом. И откровенно говорю — если у Вас есть «летняя» возможность — используйте ее и, если не трудно, пришлите вторую, набрав что попадется. Хорошо бы какие ни есть пижамы и тряпки для Одоевцевой. Что не подойдет, а что и весьма подойдет. Если можно выбирать, то мы оба охочи до всего, что отдает Америкой, — чего здесь нет. Покупать мы ничего просто не можем. И, как писали одесситы, «заранее благодарю». Ну и лекарства, раз решили, так вышлите. М. б. не в этой жизни, так в той отблагодарю как-нибудь Вас. Прилагаю стишок. Скоро еще пришлю — до 20. Статью обязательно пришлю до того. «Новый Журнал» пришел позавчера. Ну, по-моему, Сирин, несмотря на несомненный талант, отвратительная блевотина.1 Cтрасть взрослого балды к бабочкам так же противна — мне — как хвастовство богат-ством и — дутой! — знатностью. «Не те Рукавишниковы» из отрывка в «Опытах».2 Bранье. Именно те. И хамство — хвастается ливреями и особо роскошными сортирами, доказывает, что заведено все это не на купеческие, а на «благородные» деньги. Читали ли Вы часом мою рецензию в № 1 «Чисел» о Сирине «Смерд, кухаркин сын…»3? Eще раз под нею подписываюсь. И кто, скажите, в русской литературе лез с богатством. Все, кто его имел, скорее стеснялись. Никто о своих лакеях и бриллиантах и в спокойное время никогда не распространялся. Недалеко ходить — моя жена выросла приблизительно при таких же условиях со всеми возможными гувернерами, автомобилями и заграницами. Не только не найдется ни строчки об этом в ее книгах, но и <<те, кто>> дружат с ней двадцать лет, разве cлучайно узнали об этом. Интересно знать Ваше мнение, тошнит ли Вас от Сирина или не тошнит. Мне кажется, что должно тошнить. Черкните два слова не для распространения, конфиденциально. Любопытно.4
Ну Ваша статья о Цветаевой просто прекрасна.5 Не льщу. Лучше просто нельзя было написать. Я очень «уважал» Вас за многое, не догадываясь, как Вы разбираетесь в поэзии и как можете о ней говорить. Так или иначе коснусь Вашей статьи в своей. Все верно, под всем подписываюсь. Пассаж о лунатиках — проснулась, петля — поразителен.6 Mы оба прочли, каждый отдельно, восхитились, потом я прочел всю статью с расстановкой вслух. Ай да Гуль. И значит, я не спроста лезу к Вам с дружбой, не зная Вас почти, чувствую в Вас своего человека. На что Вы мне отвечаете: послал тебе чек, чего тебе еще от меня надо? Это шутка. Теперь сообразил, что в летнем виде <<Bы>> один, а в зимнем другой. Но отвечайте мне тогда хоть летом — тогда зимой не буду обижаться на молчание.
Так в ответ на это письмо жду как бы краткого подтверждения. Тогда напишу Вам разные разности и поставлю кое-какие вопросы с просьбой на них ответить. Живется мне скорее тяжко. Ну значит, «Камбала» идет. Пусть идет, и уж тогда именно в этом «Дневнике», и если Вам она нравится, то с удовольствием Вам ее посвящу — не от озорства, а в знак дружбы. Только как — Р. Б. Гулю или Роману Гулю?7 В этом ли № будет рецензия Юрасова?8 Поддайте ему малость жару, чтобы рецензия была лестной. Денежно это важно. Здесь был довольно триумфальный вечер, посвященный «Оставь надежду…» и с «массой» по нынешним временам публики. A Ваше — откровенное — мнение? Или все еще не читали?
Жму Вашу руку.
И. В. очень кланяется. Она Вам приватно выразится о Вашей — Цветаевской — статье.
1В Н. Ж. (кн.37, 1954) напечатаны 4-6 главы «Других берегов» B. В. Набокова (Сирина). Отрицательное отношение Г. И. к Набокову резко обозначилось после иронической рец. последнего на роман Одоевцевой «Изольда» в берлинской газете «Руль» (30 окт., 1929) и сохранялось всю жизнь. Г. И., не допускавший по отношению к своей жене и тени непочтения, ответил в парижских «Числах» (№ 1, 1930), быть может, самым грубым из отзывов о Набокове в эмигрантской критике. Литературная подоплека этого столкновения сразу и навсегда отошла на второй план (мы имеем в виду «литературную войну» между Г. И. и Ходасевичем, в которой Набоков был неизменным рыцарем последнего). В приватном послании, но подчеркивая, что пишет «историку литературы», Набоков сообщал о выпаде Г. И.: «…единственным поводом к этой атаке было следующее. Мадам Одоевцева прислала мне свою книгу (не помню, как называлось — Крылатая Любовь? Крыло Любви? Любовь Крыла?) с надписью «Спасибо за Король, Дама, Валет» (т.е. спасибо, дескать, за то, что я написал К., Д., В. — ничего ей, конечно, я не посылал). Этот ее роман я разбранил в Руле. Этот разнос повлек за собой месть Иванова. Vоil| tоut.Вот и все (фр.). Кроме того, полагаю, что до него дошла эпиграмма, которую я написал для альбома Xодасевича:
Такого нет мошенника второго
Во всей семье журнальных шулеров!
— Кого ты так? — Иванова, Петрова,
Не все ль равно? — Позволь, а кто ж Петров?»
(Письмо к Г. П. Струве от 3 июля 1959)
«Историку литературы» забавно отметить, что роману Одоевцевой с убийственной беспамятливостью подобраны эквиваленты пошлых названий, ассоциирующиеся с собственной набоковской ранней прозой. Скорее, чем пародией на «Изольду», «Любовь Крыла» глядит автопародией на ранний рассказ Набоковa с мистико-эротическим сюжетом «Удар крыла».
2В нью-йоркском журнале «Опыты» (№ 3, 1954) напечатаны начальные главы «Других берегов». В гл. второй Набоков пишет о матери: «Среди отдаленных ее предков, сибирских Рукавишниковых (коих не должно смешивать с известными московскими купцами того же имени), были староверы…» Г. И. по поводу этого пассажа негодовал и три года спустя: «Вообще заметили ли Вы, как он в своей биографии, гордясь «нашими лакеями», «бриллиантами моей матери», с каким смердяковским холуйством оговаривается, что его мать не из «тех Рукавишниковых», т.е. не из семьи знаменитых купцов-миллионеров, и врет: именно «из тех»» (письмо к В. Ф. Маркову от 7 мая 1957). Предки Набокова по материнской линии Рукавишниковы, действительно все были из одного рода сибирских купцов-старообрядцев. Впрочем, ко времени рождения Набокова ближайшие к нему «петербургские» Рукавишниковы, получившиe в 1880-е гг. дворянство, о своих «московских» родственниках могли особенно и не распространяться. Молодой Набоков мог в этом отношении оставаться в неведении. Что не снимает, однако, вопроса о сословной спеси. (См. на эту тему статью В. П. Старка «В. В. Набоков — родословные отражения». Набоковский вестник. СПб., 1998, № 2.)
3<%-3>В рец. «В. Сирин. «Машенька»; «Король, дама, валет»; «Защита Лужина»; «Возвращение Чорба»» Г. И. писал, сравнивая Набокова с кинематографическим «самозванцем-графом»: «На нем безукоризненный фрак, манеры его «верх благородства», его вымышленное генеалогическое древо восходит к крестоносцам… Однако все-таки он самозванец, кухаркин сын, черная кость, смерд». Набоков тоже не оставался в долгу, создавая карикатурные образы Г. И. в прoзе (например, Жоржик Уранский в «Пнине») и еще более откровенно отзываясь о нем походя: «Георгий Иванов всегда был и будет шулером». Или: «Иванов <<…>> продавал свое перо за ласковое словечко или жирный обед…» (письма к Р. Н. Гринбергу от 31 мая 1953 и 21 апр. 1957; благодарю Г.Б. Глушанок за предоставление копий этих писем).
4Гуль писал Г. И. о Набокове 18 июля 1954 г.: «Я его не люблю. А Вашу рецензию (резковатую) в «Числах» не только помню, но и произносил ее (цитировал) жене, когда читал «Другиe берега». Ну, конечно же, пошлятина — на мою ощупь, и не только пошлятина, но какая-то раздражающая пошлятина. У него, как всегда, бывают десять-пятнадцать прекраснейших страниц, читая кот<<орые>>, Вы думаете — как хорошо, если б вот все так шло — было бы прекрасно, но эти прекрасные страницы кончаются и начинаются снова — обезьяньи ужимки и прыжки <<…>> И знаете еще что. Конечно, марксисты-критики наворочали о литературе всяческую навозную кучу, но в приложении к Набокову — именно к нему — совершенно необходимо сказать: «буржуазное искусство»».
5Роман Гуль. «Цветаева и ее проза» (Н. Ж., кн. 37, 1954). Г. И. писал, узнав об этой статье до ее появления: «Я не только литературно — заранее прощаю все ее выверты — люблю ее всю, но еще и «общественно» она очень мила. Терпеть не могу ничего твердокаменного и принципиального по отношению к России. Ну и «ошибалась». Ну и болталась то к красным, то к белым. И получала плевки и от тех, и от других. «А судьи кто?» <<…>> И если когда-нибудь возможен для русских людей «гражданский мир», взаимное «пожатие руки» <<…>> пойдет это, мне кажется, приблизительно по цветаевской линии» (письмо Гулю от 16 марта 1954).
6В статье «Цветаева и ее проза» Гуль писал: «…Цветаева ушла за мифом, в Россию. Так она и шла в лунном свете по карнизу, пока луна не привела ее в Дом отдыха, где ее неожиданно окрикнул какой-то (вероятно, очень страшный) голос. Она очнулась. Упала с карниза и … повислa в петле. Это был последний расчет жизни с мифом».
7Речь идет о ст-нии «На полянке поутpу». 27 июня 1954 г. Гуль писал Г. И.: «А кенгуру и камбала будут иметь <<…>> совершенно ошеломительный успех <<…>> Дабы засвидетельствовать мою полнейшую искренность в отношении кенгуру — предлагаю Вам даже посвятить их «Р. Б. Гулю». Ей-Богу». Однако вскоре Гуль засомневался: «Поразмыслив, думаю, что не надо Камб<<алу>> мне посвящать, я секретарь редакции. Вы писали обо мне отзыв, я писал о Вас — не стоит дразнить гусей. Повременим, так будет лучше» (письмо к Г. И. от 18 июля 1954).
8С. Юрасов, наст. имя Владимир Иванович Жабинский (1914-1997) — прозаик, учился в ЛГУ, в 1937 г. арестован, в 1941 г. бежал, жил и воевал с поддельными документами, в 1947 г. перешел в Западный Берлин. С 1951 г. жил в США. Его рец. на роман Одоевцевoй «Оставь надежду навсегда» опубл. в Н. Ж. (кн. 39, 1954).
5 <<Конец июля 1954>>
Дорогой Роман Борисович, Простите за молчание. И. В. опять больна. Опять она надорвалась, работая по десять часов в сутки, кончала роман. То же было два года назад. Роман почти кончен, но опять почти. Писано по-французски, и рукопись пойдет во французские руки, значит, каждая запятая должна быть проверена.1 Вместо этого — опять прописали «полный покой», лежание, отдых, всякие там фрукты и перемены воздуха. Перемены воздуха есть — то адская жара, то сплошные дожди и xолод. Покой тoже сомнительный, последние «чех<<oвские>>» деньги2 тают, и что дальше? Пишу это не чтобы Вас разжалобить, а в «порядке осведомленности». И недели три я кручусь, мою посуду, жарю, варю, подметаю, высчитываю гроши, стараюсь как умею развлечь. Сам я при этом неврастенический лентяй, проживший всю жизнь ничего не делая и не очень заботясь. Тем более, тем бесконечней я благодарен Вам за Ваше чудное письмо. Если бы оно было и неискреннo, то все-таки Вы бы сделали огромное дело. Она что-то Вам сама написала и велела отправить, не читая. Но передать не могу, какое прекрасное дело Вы сделали, так написав ей и в такое время, когда ей так опять нехорошо. Она начинает грустить, в 5 часов этот отвратительный жар, и я говорю, а вот я тебе прочту письмо Гуля — и просвечивается солнышко. Теперь я ваш неоплатный должник. Даже сказать не могу, как благодарен. А ведь в доброте и искренности Вашей ни она <<ни я>> не сомневаемся. И Водов3 (из «Русской мысли») тоже сказал чрезвычайно кстати: «Ну уж Гуль не такой человек, чтобы писать не то, что думает». Я думаю без преувеличений, что она может поправиться благодаря Вашему письму. Спасибо Вам, дорогой Р. Б.
Ну вот стихи. Прибавил два, чтобы был меньше фин<<ансовый>> прорыв. Отложу до следующего раза то, что «в работе», — мозги не тем заняты. Ну уж «Рыбок»4, по-моему, не печатайте. Впрочем, Ваша воля. Настаиваю на посвящении — Ваши отводы — я редактор, Вы обо мне, я о Вас — неуважительны. И с какой сволочью нам с Вами считаться? Это даже унижает нас с Вами. Да, «Камбала» пошла под № 13. Может быть, Вы этого числа не любите? Тогда переставьте ее куда угодно.5
Статейку пришлю на днях. Я было занесся и размахнулся, но опять решил сократить. Так что получите нечто вроде большой рецензии, и можно ее, если <<не>> будет поздно, вставить в библиогpафию. Я не Терапианц6 и мыслями не считаюсь. Но если не сдохну, то дошлю к следующему номеру. То о литературе «вообще», что написал было, приклеить к отзыву об антологии затрудняюсь. Взбудоражила меня Ваша статья о Цветаевой:7 не представлял себе, что Вы так это дело понимаете и так сумели написать. И вот из Вашей статьи и своих соображений и Lе sесret рrоfessionеl 1921 года (Сосtеаu)8 — самого удивительного «учебника поэзии», какой я читал — и для следующей книжки — постараюсь сделать нечто в назидание и отдать нашим современникам. Между прочим, следующее: рад задать Вам несколько вопросов, чего можно и чего нельзя, для руководства. Ах, дорогой Роман Борисович, как я рад, что Вам нравится книга И. В. И еще как чудно Вы написали. И как благодарен Вам. Видите ли, раз Вы так ее оценили, то скажу Вам откровенно, я считаю себя несравнимо ниже ее. И в стихах тоже. Супружество тут ни при чем. Другим говорить это трудно — скажут, подбашмачный муж. Но Вы поймете. Она яркий талант. Я более-менее эпигон, хотя и получше множества других. Вы оттого и оценили «Оставь надежду», потому что Вы сами такой же породы и природы — щедpость, яркость, размах.9 До сих пор жалею, что паршиво написал о «Коне Рыжем»,10 главное, не привел выписок. Как камергер играет на рояле в эмигрантском доме — былую русскую жизнь, например. И не объяснил «читающей публике», как это волшебно сделано, и притом на одном вдохновении, без капельки поту. Тоже, если не сдохну, должен как-нибудь о Вас по-настоящему написать.
Конечно, «огромное русское мерси» Вам обоим и за посылку и за ледерплякс. Если будете собирать новую посылку (пишу, т.к. Вы спрашиваете), то, если можно, побольше чего-нибудь И. В., тряпок всяких. Она ведь женщина и так радуется всякой обновке, и так у ней их мало. Башмаков ей не посылайте. Но всякие платьица, пижамы, если попадутся, что-нибудь такое. Американские студенты шляются здесь в кофтах всeх цветов радуги — если что такое, то очень идет, чтобы спать в них. Лоферы11 прекрасные. Синий костюм сел на меня как будто нарочно сшитый. Пальто «драп яркое», увы, не годится, т.к. я едва-едва в него лезу, а длина выше колен. Так что пальто бы получил с признательностью любого цвета и материала, но пошире и подлиннее.
Благодарю Вас за все.
Ваш Г. И.
1
Одоевцева после войны часто писала прозу и сценарии по-французски или по-английски и лишь потом, когда речь заходила о конкретном издании в эмигрантской печати, переводила тексты на русский.
2
Гонорар за роман Одоевцевой «Оставь надежду навсегда».
3
Сергей Акимович Водов (1898-1968) — соредактор, затем гл. редактор (1947-1968) парижской газеты «Русская мысль».
4
См. пpимеч. 5 к письму 3.
5
Ст-ние «На полянке поутpу<193>» (см. пpимеч. 15 к письму 2 и пpимеч. 7 к письму 4) осталось под № 13.
6
Юрий Константинович Терапиано (1892-1980) — поэт, эссеист, мемуарист, по образованию юрист, с 1920 г. в эмиграции. После смерти Г. И. подружился с его вдовой и много для нее сделал. Хотя сам Г. И. относился к нему преимущественно иронически, Терапиано писал, например, об ивановском сб. «Розы» как о лучшей книге русской лирики 1930-х гг.
7
См. пpимеч. 5 к письму 4.
8
Жан Кокто (1889-1963) — французский поэт, драматург, режиссер. Сб. «Профессиональный секрет» вышел в 1922 г.
9
Гипеpболизация достоинств Одоевцевой — устойчивый мотив писем Г. И. ко всем адpесатам. Отзыв Гуля о романе (видимо, в письме) нам не известен.
10
Георгий Иванов. «Конь Рыжий», рец. (Н. Ж., кн. 34, 1953).
11
Ботинки без шнурков.
6
8 августа <<1955>>
41 в тени
Дорогой Роман Борисович,
Пришли вместе посылки и Ваше письмо. Бурная благодарность за нестоящий флакончик нас потряслa.2 Да, вот они настоящие джентльменские манеры. А мы хамски ноншалантно<$FНебpежно (от <MI>фp.<D> nonchalant).> принимаем Ваши благословенные дары. Да еще сообщаем — это узко, это чересчур широко и т.д. Утешаюсь тем, что все равно «бледны все имена и стары все названья — могу ли передать твое очарованье».3 Костюм первоклассный, a синяя куртка восхитительна. Подозреваю, что Вы из высшей деликатности, свойственной, очевидно, Вам — нарочно продрали маленькую дырочку, чтобы мне не так было совестно. Как Уальд,4 заказавший нищему платье у своего портного с двумя гармоническими заплатками, для очистки совести.
Присланные мне вещи чудные и доставили мне очень большое удовольствие. Но никакого сравнения все-таки с пестрой кофточкой и бусами, которую Вы сняли с графской дамы5 для известного политического автора.6 Этот автор буквально от них в раже — надевает, снимает, опять надевает, вертится во все стороны, всем показывает, дает щупать, смотреть насквозь и т.д. Попали ими в самую цель. Благодарю Вас за них и за него — т.е. за вещи и за автора. Последний ужо соберется и сам отпишет Ольге Андреевне и Вам. Очень интересно насчет Вашей манеры писать. У меня нет, увы, никакой манеры. Все написанное мною в прозе хорошо — т.е. относительно хорошо после долгого вылизывания и пота. После долгого старания иногда достигаю эффекта кажущейся легкости и непосредственности. Написав, не соображаю, что хорошо, что плохо. Царя в голове не имеется. Мысли возникают из сочетаний слов. Вообще я в сущности способен писать только стихи. Они выскакивают сами. Но потом начинается возня с отдельными словами. Удовольствия от писания вообще не испытываю ни «до», ни «после». Знаете анекдот: доктор, дайте средство, чтобы не беременеть. Стакан холодной воды. До или после? Вместо. Это, впрочем, ни к селу ни к городу. И Вы еще лестно отзываетесь о моих «блестящих» письмах. Это опять Ваше джентльменство. От жары я стал идиотом. Только и жив, что отпиваюсь вином со льдом, а ем <<->> ни черта. Это мне очень вредно, но других средств не нахожу. Если не заниматься высокими делами, то все-таки здесь изумительно хорошо. После нашей адской жизни последних лет.
Не трогаю темы — о Вашей статье. Слишком серьезная вещь. Убежден, что так, как Вы напишете, никто обо мне еще не писал.7 И, конечно, не в похвалах дело. Я не ждал никакой статьи, когда всем говорил (наверное, и Вам), что Ваша статья о Марине Цветаевой не сравнима ни с чем о ней написанным. Откуда у Вас, «человека постороннего» — такой нюх на стихи. Честное слово — лиха беда начало — eсть Цветаева, будет Георгий Иванов (очень одобряю, если так назовете)8 — почему бы Вам не продолжить. По-лучится замечательная книжка. Если не решите, что я Вам как заинтересованное лицо льщу, то скажу — судя по Цветаевой, получится нечто совсем другое, но на уровне «Книги отражений». Иначе — на уровне, никем, кpоме Анненского,9 не достигавшемcя. Судите сами: «Письма о русской поэзии»10 — краткий учебник акмеизма. Брюсовы раздачи11 — награды за хорошее поведение. Умница Зинаидa12 либо ругалась — педераст, онанист, сволочь, — либо разводила неопределенные сопли. Адамович как удав, гипнотизирующий кроликов «парижской ноты».13 Лучше всех писал, по-моему, — кроме Анненского — Белый,14 но уже так заносило, что идет не в счет. Хуже всех пишу критику я — либо в ножки, либо в морду. Притом по темпераменту больше тянет в морду. Предупреждаю опять: пишу и отошлю не перечитывая, пишу в кафе под роскошными пальмами, и стопка блюдечек (если не забыли французские кафе) все растет. Откровенно скажу, ничего не понял насчет пакостей, которые нравились Блокy.15 Эх, вот был у меня «старый друг» Н. Н. Врангель — брат главнокомандующего.16 B отрывке, который я собираюсь обрабатывать для Вас, я как раз о нем говорю. Это была личность! И в «мочеполовых делах» тоже «гигант мысли, особа, приближенная к императору» (Золотой теленок).17 Этого написать нельзя. Можно рассказать. Все эти Фиалки и Милюковы18 — щенки. Чудовищно-непредставимо-недоказуемо. До величия доходившая извращенность. Так и умер. Во время войны он был начальником санитарного поезда: жил в поезде, ни с санитарами, ни с санитарками ничего — это его правило. Но на стороне развлекался, очевидно, в свободное от службы времечко. Умер покрытый странными пятнами — заражение трупным ядом.
(Представьте, в стило нет больше чернил — перешел на карандаш, ужасный для моего ужасного почерка. Волей-неволей сокращаю письмо).
Не подумайте, что я такой охотник до пакостей. Ох нет. Не дано мне этой благодати. В сути своей я прост, как овца. Но объяснить это тоже сложно. Нет, нет, Вы ошибаетесь. Если был бы съезд — мы бы чудесно встретились.19 Не могло бы быть осечки. Мы и дополняем и «подтверждаем» друг друга как-то. И что там говорить, мы талантливые люди, не скажем, не эпилептики в футлярe.20 Не жалуюсь на судьбу — в Сов. России, разумеется, сгнил бы на Соловках, но к эмиграции привыкнуть не могу, органически чужд. Странно — в России люди более менее «всех любили», а здесь всех не могут терпеть. И Вы то же самое. Представляю себе отлично, каким «своим» Вы — не бывавший, кажется, в Петербурге — были бы…
<<Окончание письма утрачено>>
1
С начала февраля 1955 г. и до смерти 26 августа 1958 г. Г. И. с женой жили в интернациональном пансионате «Bеаu S<$Eroman e up 5 back 30 prime>jоur» («Прекрасное пребывание») в городке Йер на Лазурном берегу близ Ниццы.
2
В одном из июльских писем Г. И. сообщал: «Одновременно с письмом попытаюсь отправить от И. В. Ольге Андреевне маленький флакончик. Объяснение: 1) маленький в виде пробы — дойдет ли, 2) это духи, которые, точно такие, без всяких изменений продают в Париже в кутюрных домах за агромадные тыщи. Для местного жителя же по цене скромной. Если дойдет и подойдет — чем богаты, тем рады — будем снабжать» (неопубл.).
3
Начало ст-ния (пpопущена стpока) Михаила Кузмина из цикла «Осенний май» (1911): «Бледны все имена и стаpы все названья — / Любовь же каждый pаз нова, / Могу ли пеpедать твои очаpованья, / Когда так немощны слова?»
4
Оскар Уайльд (Wildе, 1854-1900) — английский писатель; резкий критик «буржуазной морали» с точки зрения «дендизма», он старался «обратить искусство в высшую реальность и жизнь — в чистую форму воображения». В уничижительном для Г. И. смысле с Уайльдом его сравнивал Эрих Голлербах, вспоминая о петроградском Доме литераторов 1920-х гг.: «…как бы Уайлд чухломской выделки» (Эрих Голлербах. «Встречи и впечатления». СПб., 1998, с.95).
5
В письме к Г. И. от 14 мая 1955 г. Гуль сочинил целую историю про «американского графа», которого якобы «Бог сотворил так, что все с него — тютелька в тютельку нa Вас <<…>> И вот 10 мая к Вам ушла небольшая, но не без приятности посылка с вещами этого самого американского графа».
6
«Политическим автором» Г. И. в этом и нескольких дальнейших письмах называет Одоевцеву — видимо, используя какую-то реплику Гуля по поводу воссоздающего жизнь советской политической элиты 1930-х гг. романа «Оставь надежду навсегда».
7
См. вступит. заметку.
8
Гуль совету Г. И. последовал: его статья о поэте называется «Георгий Иванов».
9
У Иннокентия Федоpовича Анненского (1855-1909), поэта особенно ценимого Г. И. в поздние годы как ближайшего из непосредственных «предшественников», вышли две «Книги отражений»: собственно «Книга отражений» (СПб., 1906) и «Вторая книга отражений» (СПб., 1909).
10
Книгу мэтра и учителя Г. И. Николая Гумилева «Письма о русской поэзии» сам автор не успел подготовить к печати. После его гибели работу завершил и издал со своим предисловием Г. И. (П., «Мысль», 1923).
11
Валерий Яковлевич Брюсов (1873-1924) — поэт, один из создателей символизма в России, писал рец. почти на все поэтические издания эпохи «серебряного века». Из символистов оказал наиболее существенное воздействие на «школу Гумилева». Однако как поэта Г. И. перестал его ценить очень скоро.
12
Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945) — поэт, критик, мемуарист, с 1919 г. в эмиграции, жила с мужем Д. С. Мережковским в Париже, где Г. И. с ней и сблизился. Личными, более, чем литературными, контактами с Гиппиус Г. И. особенно дорожил. В 1930-е гг. на литературных собраниях у Мережковских «Зеленая лампа» Г. И. был неизменным их председателем. «Она была умница, я безумно ее любил и уважал», -напишет Г. И. вскоpе (письмо от 25 окт. 1955).
13
«Парижской нотой» назвали поэтическое течение в эмигрантской поэзии 1930-х гг., представленное в основном авторами, так или иначе воспринявшими веяния петербургского «серебряного века» в его акмеистическом изводе. Эстетика «парижской ноты» диктовала необходимость простого, без игры, взгляда на мир, соотнесение этого взгляда с мироощущением человека, постигшего: каждое мгновение нас осеняет одно крыло — крыло смерти. Творцом и теоретиком «парижской ноты» считался Адамович. Г. И. со свойственной ему в поздние годы подкупающей прямотой заявлял: «…то, что т<<ак>> н<<азываемая>> «парижская нота» может быть названа примечанием к моей поэзии, мне кажется правдой» (письмо к В. Ф. Маркову от 11 июня 1957).
14
Андрей Белый, наст. имя Борис Николаевич Бугаев (1880-1934) — поэт, прозаик, теоретик символизма. Мотив «отчаяния» в его стихах весьма близок позднему Г. И. Так, знаменитое ст-ние сб. «Розы» «Хорошо, что нет Царя…» играет у Г. И. ту же роль в создании атмосферы книги, что у Андрея Белого в «Пепле» заглавное его ст-ние «Довольно: не жди, не надейся…». Интересно, что в жанре беллетризованной мемуаристики Г. И. с его «Петербургскими зимами» и «Китайскими тенями» оказался не последователем, а предтечей старшего современника с его трехтомной мемуарной эпопеей, писавшейся в 1929-1934 гг. Отзыв о ней Г. И. говорит о полном понимании этого литературного дела: «блистательно злобный пасквиль».
15
В письме к Г. И. от 11 июня 1955 г. Гуль рассказывает: «Один старый друг Андрея Белого написал мне очень интересное письмо, в котором упоминает, что Белый рассказывал ему много о Блоке, но эти рассказы — «о фиолетовом цвете», о «запахе ночной фиалки» и пр. — совершенно нецензурны. Хочу попросить его написать мне, какого же характера была эта блоковская нецензурность? Читая его «фиолетовые» штучки и «запахи ночной фиалки», я явно чувствовал, что под этим лежит какая-то «эротика в подворотне», но какая? Жду разъяснений от моего корреспондента. А что Вы думаете об этом деле?» (неопубл.). Сомнительные эротические признания Блока передавал Гулю Н. Валентинов (Н. В. Вольский). Их Гуль цитирует в третьем томе книги «Я унес Россию». Для Г. И. Александр Блок всегда оставался его лирическим «сверх-я». Что важно для понимания литературного развития Г. И., признанного выпускника «школы Гумилева».
16
Николай Николаевич Bрангель (1880-1915) — искусствовед, сотрудник «Аполлона», оказал большое влияние на молодого Г. И.; младший брат Петра Николаевича Врангеля (1878-1928) — одного из главных организаторов Белого движения, в 1920 г. Главнокомандующего Русской армией в Крыму, оставившего Россию вместе с частями армии.
17
Цит. из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова (не из «Золотого теленка»). Остап Бендер говорит Ипполиту Матвеевичу Воробьянинову: «Вам придется побыть часок гигантом мысли и особой, приближенной к императору» (гл. «Союз меча и орала»).
18
Павел Николаевич Милюков (1859-1943) — политический деятель и историк, один из основателей партии кадетов, с 1920 г. в эмиграции, гл. редактор ведущей довоенной газеты «Последние новости» (Париж, 1920-1940). Почему его имя возникло в подобном контексте, нам непонятно. Очевидно, какая-то описка Г. И. или невеpное пpочтение.
19
Предполагавшийся съезд писателей эмиграции.
20
«Эпилептики в футляре» — образ, несомненно связанный с рассказом Чехова «Человек в футляре», но, видимо, и со страдавшим эпилепсией Достоевским, отношение к которому у Г. И. в 1950-е гг. резко колебалось. Меньше чем за две недели до этого письма Г. И. уверял Гуля: «Я всегда чувствую, что мироздание создал бездарный Достоевский — этакий доктор Б…» (письмо от 29 июля 1955 г.). Смысл тут не в том, что Достоевский бездарен, но в том, что если представить себе бездарного Достоевского, «доктора Б.», то от такого «творца» получится вместо существа, созданного «по образу и подобию Божию», какой-нибудь «эпилептик в футляре».
7
<<Декабрь 1955>>
Дорогой коллега,
По-видимому, Вы опять на меня надулись и негодуете — результат чего Ваше молчание. Я же чуть не сдох, пиша Мандельштама,1 и еще истратил марок на 600 франков и бумаги — два блока по 140 франков, не считая обыкновенной. И даже не получил открытки с подтверждением, что Вы Мандельштама и Адамовича2 получили.
Ну хорошо — надеюсь, что на это — глубоко примирительное послание — Вы, хоть и заняты теперь пышными новогодними банкетами, найдете время, чтобы черкнуть мне обратной почтой несколько слов. К строфе «Когда американец Гуль»3 выплыла из «черных коридоров сна» вторая
Воскликнул он — я не умру!Я даже и не испугался.
И отлежавшись поутру
Он безмятежно улыбался.
Тоже чтобы Вас умиротворить — посылаю Вам часть грядущего Дневникa.5 Интересуюсь мнением. По-моему, есть кое-что хорошенькое. Напишите, что Вы думаете.
Политический автор ушла гулять с графиней Замойской6 — да, вот какое в нашей богадельне «опщество». Но, зная его настроения, кланяюсь Вам обоим от нее и желаю счастья в Новом году.
Ваш Г. И.
@NUMBER SN1
«Осип Мандельштам» — статья-рецензия на Собр. соч. Мандельштама под ред. Г П. Струве и Б. А. Филиппова (Нью-Йорк, изд-во им. Чехова, 1955).
@NUMBER SN2
«Георгий Адамович. «Одиночество и свобода»» — рец. на книгу Адамовича (Нью-Йорк, изд-во им. Чехова, 1955). Обе рец. Г. И. сразу же опубликованы в одном выпуске Н. Ж. (кн. 43, 1955).
3
В письме к Г. И. от 17 ноября 1955 г. (неопубл.) Гуль спрашивает: «Кстати, такие стихи Вам известны:
Американец нежный Гуль
Убит был доктором Мабузо.Стихи говеные, но, несомненно, про какого-то Гуля-американца». Роман Гуль поставил тут себя в слегка неловкое положение, так как почти идентичными стpочками откpывается цикл «Новый Гуль» (1924) Кузмина, путеводной звезды Г. И. в самом начале его литеpатуpного попpища: «Амеpиканец юный Гуль / Убит был доктоpом Мабузо<193>». «Юный (нежный) Гуль» — геpой кинокаpтины pежиссеpа Фpица Ланга «Доктоp Мабузо, игpок» (1922), ставшей заметным достижением немецкого экспpессионизма и пpедтечей совpеменного «фильма ужасов». В ней маньяк-гипнотизеp Мабузо охотится за молодым амеpиканцем Эдгаpом Гулем (его игpает Пауль Рихтеp). Цикл Кузмина возник под впечатлением от этой каpтины.
@NUMBER SN4
В письме от 2 дек. 1955 г. (неопубл.). Г. И. тактично делает вид, что и ему источник стихов неведом, интеpпpетиpуя фабулу Ланга-Кузмина в шутливом тоне:
Когда американец ГульБыл хлопнут доктором Mабузо
И получил двенадцать пуль
В свое подтянутое пузо…
В настоящем письме Г.И. развивает тему по pецепту Кузмина, спасая Гуля от пpедpешенного выстpела.
5
«Дневник» 1955-1956 гг., состоящий из 14 ст-ний Г. И., открывается ст-нием «Нет в России даже дорогих могил…» с посвящением: «Роману Гулю» (Н.Ж., кн. 44, 1956).
6
Графиня Замойская — жена бывшего (до 1939 г.) венгерского посла в Польше. Вместе с мужем она жила в том же, что и Ивановы, пансионате.
8
25 января 1956
Дорогой Роман Борисович,
Первые три недели мы ведем разговоры: ну Гуль опять обозлился. Собственно, он прав — опоздание аховое, рукопись аховая — напиши ему еще раз понежней. Молчание с Вашей стороны продолжается. А м. б. Гуль написал и письмо его пропало — была забастовка, вот какой-то аэроплан разбился. Или он заболел? Третьи дни — молчание продолжается — разнородные чувства, которых лучше подpобно не передавать — обидитесь. И вдруг в неурочное время <<нpзб.>> недели является Ваше письмо. Вот и я. И еще <<с>> ослепительной улыбкой, ослепительных зубов и вечной молодости. Годы, впрочем, малость дают себя знать на обороте карточки: лето 1956 года.1 Это, дорогой друг, известный Вашему покорному слуге звонок. Я уже лет пять как пишу и говорю до 1946, 2086.2 Cловом, «если бы юность знала, если бы старость могла».3
Это я зубоскалю. Ваша фотография нас обоих и поразила и огорчила: вот он Гуль каков-то! Как справедливо воскликнул политический автор в своем экспромте Вам, на который он ждал похвал, взамен чего был Вами «начисто плюнут». И нехорошо — зачем обидели ребенка — он всей душой, а его мордой об стол.
Ивановым — наново — новая — Иванова я по достоинству оценил.4 Но этим Вы опровергнули сами себя, что будто бы нельзя писать } lа мой «дневник». Очень, оказывается, можно и доказано на примере.
Ну последние лестные отзывы о «нашей статье»,5 полагаю, химическое соединeние зависти (ко мне) и подхалимства к Вам. Каждый очередной Таубер6 pассчитывает — а вдруг он и обо мне расскажет. Между прочим, «серия» — продолжается — Вы, впрочем, сами уже прочли в «Русской мысли» восторги Андреевa.7 Что не мешает ему, по-моему, быть выскочкой и развязным нахалом. А Вы что думаете?
Очень рад, что вам понравились мои поэзы. «Ухо» у Вас, повторяю лишний раз, замечательное. Впрочем, с «синевой»8 на все 100% не согласен. Что ж с того, что гимназисты так писали? При случае нечто такое гимназическое очень полезно вклеить. Я не Корвин,9 что<<бы>> из кожи лезть, чтобы поражать всякими «чеканками». Этот стишок, если желаете знать, мне «лично дорог». Так что оставить «синеву» и пр. как есть. Остальное — согласен. «Так, занимаясь пустяками»10<D> — не орел. Такой жанр в моей поэзии особенно ценим тупицами. Иногда даже полезно — такое вставить — и мы мило владеем ямбом. Вот прочтите, при случае, Вашему интимному другу Вишняку11<D> — наверное облизнется. Я — между прочим — к этому Вишняку питаю симпатию: он весьма порядочный малый. Выгодно отличается от своего блестящего коллеги «тонко-всепонимающего» Фондаминского.12<D> Я их ощущал всегда — второго как фальшь, первого как антифальшь. Передайте ему как-нибудь искренний привет от меня, кошкодава и фашистa.13<D> «Гусенка» — согласен — переменим на утенкa14<D> — уютнее и лучше на звук. Кутенок — чевой-то по-постельному звучит. Насчет «Леноры» — весьма ядовито замеченo.15 <D>Я и так теперь страдаю от соседства политического автора: он так здорово заворачивает слова и ритмы, что того и гляди, чтобы не заразиться незаметно для себя.
«Гениальное» о России с глубоким удовлетворением посвящу Нитше.16 Этот — как справедливо пишете, злющий Нитше — меня оскорбил, надменно отвергнув посвящение «Kамбалы».17 Лучше Познер, чем никогда,18 посвятим ему Россию. Только он не Нитше и я не Вагнер — ведь их дружба кончилась скандалом.19 Hе хочу накликать этого. Будем Шиллером и Гете, или Гингером-Присмановой.20 Xотя последние, говорят, дерутся до вцепления друг другу в волосы. Но всегда потом «навсегда» мирятся.
К какому времени точно можно добирать стихи до «дневника» — так чтобы иметь корректуру. Ответьте, пожалуйста. Хочется, чтобы на этот раз «Дневник» был на высоте, а у меня кое-что в работе. Ну, с интересом жду, узнаю или не узнаю в печати свою рецензию о Мандельштамe.21 Или придется воскликнуть, как Вс. Рождественский после большевистского переворота: «что они с тобою сделали, бедная моя Москва».22 Hеужeли убрали «философемы» и прочие прелести г.г. литератуpоведов? А катрены?23 Я и то старался академически писать — писал бы для «Чисел»,24 иначе бы получилось. И вообще желал бы знать Ваше не академическое мнение о «моем труде» (как без оттенка иронии о себе выражается наш общий друг Адамович. Балладу о Почтамтской улице я, увы, не напишу. Но то, что Вам обещано написать для хранения, хочу написать обязательнo).25 «Tолько факты, сэр». И такие факты, что никакого атомного купороса не потребуется. Но сами знаете, до чего тяжко писать без гонорара. Зинаида Гиппиус меня упрекала — знаю, почему Вы мне не отвечаете — ведь без гонорара. Но между прочим нечто другое в импозантнoм роде я уже сочиняю. Об этом, кажется, уже сообщал Вам. В Ну{rеs — действительно благодать: миндаль в цвету, мимозы и пр. 15 тепла. Но меня — без шуток — берет жуть: ведь всерьез идут слухи, что большевики собираются пройтись галопом по Европам. Боюсь этого много больше oбыкновенной смерти. Что там цикута. Ведь тогда, прежде чем сдохнешь, придется выпить до краев полную чашу говна и им все равно подавиться. Как «реалист» говорю. Много бы дал, чтобы оказаться хоть ночным сторожем в Америке. Да кто вывезет. В прошлую войну деликатно снабжали «визами опасности» и проездом — но тогда ведь были еще буколически-романтические времена.
Будьте ангелом, ответьте на этот раз по-человечески — быстрo. Кроме удовольствия — больше чем удовольствия! — от Вашего «письма» (в смысле как пишете) буду ждать ответа на прилагаемые вопросы — каждый из которых более-менее срочен. Их излагаю на отдельном листке.
Все наши кланяются всем Вашим, как выражали<<сь>> несправедливо обижаeм<<ыe>> Вами атомные зверьки.26
Жоржа27
<<На отдельном листке>>
1. Политический автор имеет готовый написанный по-французски роман. Тема времен оккупации — резистанса. Потрясательно написано, ручаюсь — самое лучшее, что она написала. Написано на три четверти до ее болезни, когда она была в исключительном подъеме. Потом она заболела и бедность — трудность переписки и пр. помешали добраться до французского издателя. Потом совсем было плохо, и роман провалялся четыре года. Он готов, есть. Его кусками восхищался Жильяр28 — самый передовой здешний издатель. Если бы мы дотянули — м.б., мы не сидели в богадельнe. Не дотянули. Но это — ручаюсь — прекраснейшая удача, т.е. не то, что не дотянули, а сама книга. Если он велик, то по-русски можно переводить, сокращать. Это восхитительно-поэтическая и, как на пружине, захватывающая книга.29 Прочтете, убежден, скажете то же самое сами.
Но как быть? Дайте точный совет-указание. Конечно, И. В. очень слаба и больна, но если реально — она сможет сейчас же сесть за перевод и сможет — на ледерпляксе — работать хорошо и быстро. Обдумайте Вашей ясной головкой, как поступить, чтобы печатать в Новом Журнале. Не пожалеете — повторяю. Что такая прекрасная вещь валяется в рукописи — вспомню ночью и не могу спать. А ведь я субъект равнодушно сонный — начну ночью думать, что впопыхах скоро помру, — и уютнейше засыпаю под это самое. Рукопись, кстати, переписана вся (начерно) на машинке по-французски — можно и послать, только аховые деньги раr аvion.
Обдумайте это, дорогой Роман Борисович, не нашими — идиотическими, а Вашей ясной головкой — и ответьте.
1
Г. И. отмечает характерную для их с Гулем возраcтa рассеянность: вместо не наступившего еще «лета 1956» на карточке, очевидно, должно было быть обозначено «лето 1955».
2
Почему «2086», не совсем понятно. Видимо, Г. И. хочет сказать: если это не отчетливо вспоминаемое прошлое — «до 1946» — то все равно, какой нынче год, хоть «2086». Не исключена и описка, отpажающая спутанную пpовалом в памяти ассоциацию с какой-нибудь литеpатуpной утопией или антиутопией вpоде «2440» Меpсье и «1984» Оpуэлла.
3
Выражение французского писателя Анри Этьенне (1531-1598). По-русски обычно говорят: «Если бы молодость знала…», что и соответствует слову «jeunesse» из французского выражения.
4
Из только что полученного стихотворного объяснения Гуля по поводу перерыва в переписке:
Мы с Георгием ИвановымВосстановим дружбу наново!
Это будет дружба новая!
Ах, люблю же Иванова я!
@ST_10<P8M>(письмо от 21 янв. 1956, неопубл.)<P255D>
5
Роман Гуль, «Георгий Иванов» (Н. Ж., кн. 42, 1955).
6
Несомненно, Екатерина Леонидовна Таубер (1903-1987) — поэт, прозаик, критик, с 1920 г. в эмиграции. Ее стихи в 1950-е гг. постоянно соседствовали с ивановскими на стр. «Возрождения» и Н. Ж., что, видимо, Г. И. стало раздражать. Поэтому он и говорит о ней в мужском роде, «ничего не желая знать» о существовании такой поэтессы.
7
Николай Ефремович Андреев (1908-1982) — историк, с 1919 г. в эмиграции, жил в Эстонии и Чехословакии, в 1945 г. арестован в Праге, в 1947 г. оказался в Берлине, с 1948 г. жил в Англии. В «Русской мысли» (24. I. 1956) напечатаны его «Заметки о жуpналах», в котоpых говоpится: «<193>Роман Гуль написал статью о Геоpгии Иванове, веpоятно, это самая значительная, полная и безусловно нужная всем нам хаpактеpистика твоpчества замечательно сложного, может быть, самого выдающегося поэта наших дней…»
8
Pечь идет о ст-нии «Mне весна ничего не сказала…», предназначавшемся для ближайшего «Дневника» в Н. Ж. (кн. 44, 1956). «Синева» в него вошла: «Улыбнулся в ночной синеве…» (в окончат. ред. «Поклонился в ночной синеве…»).
9
Владимир Львович Корвин-Пиотровский (1901-1966) — поэт, с 1920 г. в эмиграции, в 1950-е постоянно печатался в Н. Ж.
10
Ст-ние «Так, занимаясь пустяками…» вошло в тот же выпуск «Дневника», что и предыдущее.
11
Mарк Вениаминович Вишняк (1883-1975) — обществ. деятель, с 1919 г. в эмигpации, один из редакторов парижских «Современных записок», с 1940 г. преподавал в США.
12
Илья Исидорович Фондаминский, псевд. Н. Бунаков (1880-1942) — обществ. деятель, с 1919 г. в эмиграции, один из редакторов парижских «Современных записок» и др. известных эмигрантских изданий. Погиб в Освенциме.
13
После войны, которую Г. И. с женой провели на юге Франции в Биаррице, ряд «собратьев по перу» безосновательно пытался обвинить eгo в «коллаборационизме» и «фашизме». С таким же успехом, полагает Г. И., его могли назвать и «кошкодавом» — на том основании, что больше, чем кошек, он любил собак.
14
Слово из ст-ния «Отзовись, кукушечка…». Г. И. последовал совету Гуля: «Белочка, метелочка, косточка, утенок…»
15
Ст-ние Г. И. «Закат в полнеба занесен…» заканчивается строчками: «Леноре снится страшный сон — / Леноре ничего не снится». Ленора — героиня баллады Г.-А. Бюргера «Ленора», популярной в России благодаря переводу Жуковского. Замечание Гуля нам неизвестно, В. Ф. Марков назвал ст-ние Г. И. «последним произведением» русского романтизма. Это и предыдущее ст-ние также вошли в «Дневник» 1955-1956 гг. (Н. Ж., кн. 44, 1956).
16
См. пpимеч. 5 к письму 7. Ст-ние «Нет в России даже дорогих могил…» Гуль, поименованный тут «Нитше», назвал «гениальным». «Нитше» — Фридрих Ницше (Niеtzchе, 1844-1900) — немецкий философ, оказавший кардинальное воздействие на русскую культуру «серебряного века».
17
См. примеч. 7 к письму 4.
18
Владимир Соломонович Познер (1905-1992) — прозаик, с 1921 г. в эмиграции. Существует апокриф, по которому его невеста на вопрос, почему она выходит замуж за Познера, ответила: «Лучше Познер, чем никогда».
19
Рихард Вагнер (Wаgnеr, 1813-1883) — немецкий композитор, дирижер, теоретик искусства. Ницше, подводя итоги своих отношений с Вагнером, объявил его искусство «больным», заявив при этом: «За исключением моих отношений с некоторыми художниками, прежде всего с Рихардом Вагнером, я не переживал с немцами ни одного хорошего часа» («Казус Вагнер»). Подобным неразрешимым «казусом» были отношения между собой многих изначально близких друг другy художников «серебряного века».
20
Александр Самсонович Гингер (1897-1965) — поэт, с 1920 г. в эмиграции, с 1926 г. муж Присмановой. Анна Присманова, наст. имя Аннa Семеновна Присман (1892-1960) — поэт, с 1922 г. в эмиграции. И Гингер, и Присманова после войны приняли советское гражданство, но в СССР не вернулись.
21
Г. И. ждет кн. 43 Н. Ж. со своей статьей «Осип Мандельштам».
22
Всеволод Александрович Рождественский (1895-1977) — поэт, знакомый Г. И. с времен «Цеха поэтов» (1912).
23
См. примеч. 1 к письму 7. Г. И. имеет в виду фразу из текста Б. А. Филиппова и свой комментарий, сохраненный в Н. Ж.: «…Никакими философемами мудрецов не передашь того … что так совершенно передает Mандельштам. Читатель сознает, что у него не хватает знаний и что с «философемами мудрецов» он не очень-то знаком…» «Катрены» также сохранены редакцией H. Ж. Ими же и кончается статья Г. И.: «…объясните, пожалуйста, если вас не затруднит, почему, собственно, в издаваемой в Америке книге русского поэта вы всегда именуете четверостишия «катренами»? Во-первых, ведь не Жану же Кокто предназначается чеховское издание сочинений Мандельштама. Во-вторых, современные французы в аналогичных случаях говорят «strорhе». «Quаtrаin» же в их понимании обозначает законченную в самой себе строфу, нечто близкое нашим «стансам»…»
24
«Числа» — литературные сб., выходившие в Париже в 1930-1934 гг. (издано 10 кн.) при ближайшем участии Г. И. и созданные во многом по его инициативе. В «Числах» печаталась преимущественно эмигрантская молодежь.
25
В своей веpсии «дела Адамовича», известного теперь под названием «Дело Почтамтской улицы», Г. И. до конца уверен все-таки не был. Через два месяца он высказался по этому поводу так: «Я пожалел потом, послав Вам начало Почтамтской. Вот почему: вспоминая начало Почтамтской, относительно невинное, я взял легкий тон <<…>> Между тем все дальнейшее — неподдельный ужас. Совершенно верно: дружба наша с Адамовичем лопнула раз и навсегда, когда я все узнал <<…>> Какие там политические распри — курам на смех!» (письмо от 2 апр. 1956).
26
«Атомные зверьки» — существа из «Распада атома», весьма ценимой самим Г. И. его «поэмы в прозе» (1938). На манер любимого им Алексея Ремизова Г. И. украшал свои рукописи и письма (в том числе к Роману Гулю) рисунками выдуманных им зверьков, «размахайчиков». В «Распаде атома» они у него говорят «по-австралийски», и последняя фраза «поэмы» завершается их репликой: «Но, — опять переходя на австралийский язык, — это вашего высокоподбородия не кусается».
27
Объясняя значение неправильного (нелитературного) ударения в своем двустишии, посвященном Г. И. (см. вступит. заметку), Гуль писал: «Дорогой Георгий Владимирович, некоторые литературоведы-шкловианцы настаивают, что во второй строке в слове «Жоржа» ударение должно быть на последнем слоге, другие — социалистически-реалистического направления — утверждают, что ударение должно быть на первом слоге. Я, собственно, склоняюсь к шкловианцам. При таком ударении создаются всяческие океанские (и не только океанские) ассоциации с «моржом» и пр. И так — лучше, по-моему. Теряюсь в догадках, что больше понравится Вам» (письмо от 14 мая 1955). Г. И., с удовольствием приняв эту игру, свои письма к Гулю так иногда и подписывал: «Жорж<$Eroman а up 7 back 35 prime>», переводом родительного падежа в именительный окончательно «остранив», выражаясь языком В. Б. Шкловского, прием.
28
Рене Жюльяр (Julliard, ум. в 1962) — французский издатель швейцарского происхождения. В 1944 г. основал изд-во своего имени «Julliard», в годы войны выпускал в Монако книги поэтов Сопротивления — Поля Элюара и др. После войны переехал в Париж. При его изд-ве выпускалось несколько журналов, в том числе сартровский «Les Temps modernes» («Новые вpемена»). Открыл французской публике Франсуазу Саган, печатал также советских авторов, его изд-во первое опубликовало во Франции «Раковый корпус» Солженицына.
29
Отрывок из этого pомана — «Когда бушевала буря» — появился в Н. Ж. чеpез полгода: кн. 45, 1956. Полностью pоман нигде напечатан не был.
9
<<Конец января — начало февраля 1956>>
Дорогой граф,1
Только что получил корректуру. О степени Вашей деловой замотанности могу судить, что, кроме нее, в конверте ни строчки. Исполнил все Ваши указания: вместо «за жизнь» поставил «дружок»,2 вместо ненавистной Вам «синевы» пусть будет «улыбнулся в ночной синеве».3 C Вашего разрешения поставил «Россию» первым номером из уважения к Вагнеру — или Гингеру — которому оно посвящается.4
Корректуру отошлю вместе с отрывком политического автора, вероятно, в четверг, самое позднее в пятницу. Для экономии то и другое вместе. Очень польщен Вашими почтовыми купонами, но — к Вашему сведению — от них толку мало — что бы на них ни было напечатано, их считают за одну тридцатифранковую марку. А во сколько обойдется отрывок с корректурой, убедитесь, когда получите. Вот Вам и международный почтовый союз. Жулики! У меня грипп, перо никак не играет. Но чтобы Вас развлечь, посылаю вместо «Баллады о Почтамтской улице» начало романа-фельетона на эту захватывающую тему.5 Этот способ — самый исполнимый — буду Вам pегулярно посылать «продолжение». И, имейте в виду, ни капли Dichtung’а нет.6 Все это протокол-документ.7
Приложенное собственноручное письмо знаменитого героя «баллады» спрячьте в сейф или, если его у Вас нет, во фрицибер.8 В свое время, после бурного объяснения я его получил от нашего популярного властителя дум,9 не без мордобоя. Без шуток, я очень рад, что оставляю Вам для потомства это подтверждение моей страсти к убийству, отмеченное компетентной мировой критикой.10
Я — честное слово — занялся писанием «задуманной» статейки для Н. Ж. Заглавие «Иллюзии и легенды»11 o разных личностях — от культa Хлебникова12 до английского палача в отставке — via<$FЧерез (лат.).> незамеченное поколение. Разумеется, дам через номер. Мне, между прочим, крайне нужны для нее кое-какие книжки, и очень надеюсь, что Вы мне их одолжите. Верну, не засалив, мaлой скоростью по использовании. Вот они — «Неизд<<анный>> Гумилев» Стpуве,13 Cлоним14 «Истор<<ия>> литер<<атуры>>», Струве «История литер<<атуры>>»,15 когда выйдет, и «Незамеченное поколение» Варшавскогo.16 Hе думайте, что я собираюсь опять атаковать «рыжих мерзавцев».17 Hет, на этот раз будут одни грустно академические размышления. Но мне кажется, может получиться интересно. И легенды «Аполлона» тоже коснусь.18 И символизм, который Вы не любите, а я чту и люблю. Ах да, еще м.б. у Вас найдется предпоследний номер «Граней» со статьей Маркова о Есенинe.19 Тогда опять прошу ссудить. 38,5 температуры, и голова гудит. Потому и пишу так вяло и почерк такой мерзкий.
Я, конечно, исправляя опечатки, все наврал. Прибавьте, пожалуйста:
Стр. 275 ст. 8 сверху следует читать «близкий сотрудник».
Стр. 276 ст.16 снизу и стр. 282 ст. 3 снизу в обоих случаях сл<<едует>> читать «в мнимом 1910 году».20
Обнимаю Вас, дорогой граф и досточтимый коллега. Жду от Вас, в ответ на это, Ваше образцово-блистательное письмо.
Жоржа
1
Г. И. сомневается в существовании «американского графа» (см. примеч. 5 к письму 6), щедро оделявшего его вещами, подозревая, что этот «граф» и Гуль — одно лицо. На самом деле титулованное американское семейство (Элизабет Хапгуд из старинного английского рода лордов Хьюстонов и ее муж Норман, американский посол в Дании) к помощи поэту, благодаря Гулю, было причастно.
2
В ст-нии «Уплывают маленькие ялики…» исправленная строчка: «Припасем, дружок, немного водочки…» (Н. Ж., кн. 44, 1956).
3
См. примеч. 8 к письму 8.
4
То есть — Роману Гулю (см. примеч. 16 и 20 к письму 8 и пpимеч. 5 к письму 7).
5
Стиль «Дела Почтамтской улицы» действительно несколько романический, воспроизводящий некоторые приемы криминальной беллетристики, до чтения которой «на ночь» сам Г. И. был охоч. Так, центральная, «бесповоротно» компрометирующая Адамовича сцена его участия в убийстве (в «мельхиоровую шкатулку с инициалами тетки — В. Б. — Вера Беллей» — он кладет отрубленную голову ограбленного и убитого у него на квартире «мужчины средних лет с большой черной бородой» и бросает ее рядом с домом в прорубь на Mойке. Но — неудачно, «мимо проруби налево», так что ее вскоре нашли), эта сцена подозрительно напоминает не только кровавые сюжеты массовой литературы того времени, но и… собственную прозу Г. И. — более чем двадцатилетней давности. В рижской газете «Сегодня» Г. И. в свое время (1933, № 22) напечатал очерк «Александр Иванович», посвященный не менее колоритному, чем Адамович, литератору А. И. Тинякову. Этот не раз будораживший воображение Г. И. персонаж и рассказывает автору аналогичную историю с расчленением трупа и с чемоданами, в одном из которых голова: «Череп проломлен и черная густая борода». Так что история об Адамовиче оказывается во всех смыслах «с бородой». То же самое безусловно можно сказать и о мелких деталях — метках с инициалами на шкатулке и наволочке, в котоpую завеpнута голова: более дpевний пpием «узнавания» в pоманистике вpяд ли сыщешь.
6
Гуль в рец. на «Петербургские зимы» писал: «Пусть в ней (книге. — А. А.) есть и преувеличения, и, конечно, кое-что от Dichtung’а, но все это дано с чувством меры и мастерства». Dichtung (вымысел) у Г. И. все же есть. Но всегда есть и хотя бы доля Wahrheit (истины). «Поэзия и правда» — во всем, что пишется со страстью — неразделимы.
7
На истинности того, что в феврале 1923 г. на Почтaмтской, 20, незадолго до отъезда Адамовича в Берлин, произошло убийство и что хозяин квартиры в нем участвовал, Г. И. настаивал и позже. По его версии, и сам Адамович говорил об этом «дельце» (как он сам его «игриво называл»). Окончательное суждение Г. И. по этому поводу более чем серьезно: «Откровенно скажу — будь я на месте Адамовича — не иначе как бы из чувства самосохранения на кушаке своем повесился бы еще в Штецине или на крайность в Берлине весной 1924 года — но Ваш новый прославленный сотрудник, что и говорить, «железная личность» (письмо от 2 апр. 1956). Конечно, свидетелем того, что он в «Деле Почтамтской улицы» описал как свидетель, Г. И. быть не мог. Но упорные слухи о каком-то мрачном событии, связанном с именем Адамовича, возникли не так много времени спустя после его отъезда. Например, П. Лукницкий записывает о разговоре у Ахматовой 19 дек. 1924 г.: «Говорили об Адамовиче и о том тяжком преступлении, в котором его подозревают» (П. H. Лукницкий. «Встречи с Анной Ахматовой». Т. 1. Париж, 1991, с. 13). Г. И. утверждал, что об убийстве на Почтамтской, 20, писалось в петроградской «Красной газете» в марте 1923 г. (в просмотренных номерах за февраль и март 1923 г. подобной информации не обнаружено). Возможно, какое-то преступление в этой квартире и произошло. И все же утверждать то, что утверждает в своей «Балладе» Г. И., прямых оснований до сих пор нет.
8
Ящик для хранения ценных бумаг.
9
Вот этот документ:
«Подтверждаю, что Георгий Иванов, живший в моей квартире в 1921-1922 г.г., уехал из Петрограда за границу осенью 1922 г. Я лично с M. B. Добужинским присутствовал при его отъезде на пароходе из Петрограда.
7/I — 1953 Г. Адамович».
10
В эмиграции слухи о «деле Адамовича» тут же были связаны с именем Г. И., его ближайшего петербургского друга, что, естественно, не могло не взволновать поэта. «…»Улететь в окно» с репутацией убийцы не хочется <<…>> Как быть?» — спрашивает он Гуля (письмо от 2 авг. 1957). Г. И. этими слухами был обеспокоен вполне серьезно. В другом письме, хотя и вплетая эту историю в литературный контекст — сравнением с убийством старухи-процентщицы Раскольниковым, — Г. И. все-таки считает необходимым оставить «будущему историку» свидетельство своего алиби: «»Убийство старухи» происходило в конце февраля 1923 года — Ваш же покорный слуга уехал за границу в октябре 1922 (на самом деле даже чуть раньше — в конце сентября. — А. А.<D>). Здравствующий М. В. Добужинский встретил меня на Николаевском мосту в день отъезда. Проводили вместе с актером Щербаковым (опасаясь, видимо, новых домыслов, о третьем провожающем — Адамовиче — Г. И. решает не упоминать. — А. А.<D>) до посадки на пароход. При случае спросите его, м.б. помнит. Поэтому галлюцинаций у меня на этот счет не имеется. Но вопрос, пущенный на этот раз именно Ходасевичем, на старости лет меня начинает беспокоить: не хотелось бы все-таки иметь в биографии ентакого пункта» (дата письма нам неизвестна, тaк кaк публикатор прислал только процитированный отрывок). Опасения Г. И. имели под собой реальное основание. Увы, тот же Ходасевич был прямым разносчиком компрометирующих Г. И. слухов. <%-3>Вот свидетельство Ю. К. Терапиано, <%-3>хорошо знавшего обоих поэтов: «…во время ссоры Иванова с Ходасевичем Ходасевич разослал многим писателям и другим лицам такое письмо: якобы в Петербурге Адамович, Иванов и Оцуп завлекли на квартиру Адамовича для карточной игры, убили и ограбили какого-то богача, на деньги которого затем все выехали за границу. Труп, разрезав на куски, вынесли и бросили в прорубь на Неве. Адамович нес, якобы, голову, завернутую в газету. Можете себе представить, какой был скандал: до сих пор то <%-4>здесь, то там, то в Париже, то в Ницце, кто-нибудь рассказывает: «знаете…». Ходасевич<%-3> клялся, что это правда и что будто бы ленинградская милиция требовала у парижской полиции выдачи «преступников», но «большевикам было отказано, т.к. французы подумали, что выдачи требуют по политическим мотивам» («Минувшее». Т. 24. СПб., 1998, с. 283). Французы правильно подумали, если такой случай действительно имел место. Нетрудно представить себе судьбу Г. И. и Н. A. Oцупа, окажись они по этому «случаю» снова в России. «Достоверность» информации Ходасевича, имевшего к советским источникам доступ хотя бы через Горького, с которым долго был связан, свидетельствует между тем и в пользу Адамовича. Понятно, в чьих интересах было сеять подозрения и вносить раскол в эмигрантскую среду.
11
Статья, как и большинство других эссеистических замыслов Г. И. последних лет жизни, написана не была.
12
Bелимир, наст. имя Виктор Владимирович, Хлебников (1885-1922) — поэт, культовая фигура русского футуризма и всего левого модернистического искусства «серебряного века». Г. И. не принимал его поэзию и его личность в целом, принципиально, отзываясь о нем иногда сверхрезко: «Я, действительно, хотел бы «обругать» <<…>> самую легенду о Хлебникове <<…>> я считаю, что сам «председатель Земного шара» был тем, что он был: несчастным идиотиком, с вытекшими мозгами. <<…>> Его выдумал Маяковский для партийных надобностей…» При этом абсолютном поношении для Г. И. существовала все же загадка Хлебникова. То есть не загадка самого Хлебникова, но загадка его восприятия: «…у нас к Хлебникову тянутся инстинктивно «лучшие элементы»…» Объяснял это чудесное обстоятельство Г. И. на примере Ремизова: «Ремизова, м<<ежду>> пр<<очим>>, я непритворно люблю и всегда любил. Это, в каком-то смысле, с молодости был мой «Хлебников» — что-то, чем и за что стоит бить морду всяческим академиям» (письма к В. Ф. Маркову от 14 окт. 1955, 7 мая 1957 и без даты).
13
<%-3>Н. С. Гумилев. «»Oтравлeнная туника» и другие неизданные произведения». Вступит. статья, ред. и примеч. Г. П. Струве (Нью-Йорк, изд.-во им. Чехова, 1952). Глеб Петрович Струве (1898-1985) — историк литератypы, критик, поэт, с 1918 г. в эмиграции. Г. И. и Струве ни житейскиx, ни литературныx симпатий друг к другу не испытывали; несколько писем Г. И. к Струве все же существуют и опубликованы адресатом в альм. «Mосты» (№13-14, Мюнхен, 1968).
14
Марк Львович Слоним (1894-1976) — общественно-политический деятель, журналист, лит. критик, с 1919 г. в эмиграции. Г. И., очевидно, имеет в виду его английскую книгу: М. Slоnim. Моdеrn Russian Literaturе: Frоm Сhеkhоv tо thе Рrеsеnt. Nеw Yогk, 1953.
@NUMBER SN15
Глеб Струве. «Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы» (Нью-Йорк, изд-во. им. Чехова, 1956).
@NUMBER SN16
Владимир Сергеевич Варшавский (1906-1978) — прозаик, публицист, с 1920 г. в эмиграции. «Незамеченное поколение» (Нью-Йорк, изд.-во им. Чехова, 1956) — самая известная кн. автора — о втором (еще довоенном) поколении русских эмигрантов, к которому принадлежал и Варшавский.
17
Г. П. Струве и Б. А. Филиппов, по свидетельствам их знавших, — рыжеволосые.
18
<%-3>»Аполлон» — литературно-художественный журнал, выходивший в 1909-1917 гг. в Петербурге под редакцией С. К. Mаковского, любимый журнал Г. И. Работа в нем оценена самим поэтом как самый светлый эпизод его богатой превратностями литературной жизни. Та пора, когда, как ему казалось, он получил «…наивысшее в мире звание постоянного сотрудника «Аполлона», заместителя Гумилева».
19
Владимир Федорович Марков (род. в 1920) — историк литературы, поэт, первый систематический исследователь творчества Г. И. В 1941 г., уйдя добровольцем на фронт, попал в плен, жил в Германии, с 1949 г. в США; до 1990 г. профессор русской лит-ры в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес). Г. И. ценил как его стихи (в первую очередь «Гурилевские романсы»), так и его критические работы. Письма Г. И. к Маркову за 1955-1958 гг. — самый ценный (из опубликованного) источник сведений о биографии и мыслях поэта в последние годы его жизни. Основанный в 1946 г. в Мюнхене журнал «Грани», в котором печатались преимущественно писатели второй волны эмиграции, Г. И. особенно не жаловал. Статья Маркова: «Легенда о Есенине» (№ 25, 1955).
20
Правку эту внести не успели: кн. 43 Н. Ж. вышла в свет. Не учтена она и в дальней<%-3>ших пеpепечатках «Осипа Мандельштама», одной из последних работ Г. И. Так и осталось — автоаттестация с оттенком самохвальства: «ближайший сотрудник «Аполлона»…». Малость, но она не могла не покоробить поэта. Всю жизнь он считался — и был — непререкаемым арбитром в вопросах вкуса. Конечно же, нужно читать: Георгий Иванов — «близкий сотрудник «Аполлона»».
Публикация Григория Поляка
Комментарии Андрея Арьева