А.А.ФУРСЕНКО
Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 1997
А.А.ФУРСЕНКО
ГЕОРГИЙ БОЛЬШАКОВ — СВЯЗНОЙ ХРУЩЕВА С ПРЕЗИДЕНТОМ КЕННЕДИ
<…> Роберту Кеннеди никак не могло понравиться то, что он увидел во время путешествия в Советский Союз. Тем более, что по своим взглядам он был убежденным антикоммунистом и его отношение к советскому строю всегда оставалось сугубо отрицательным. Но после того как Джон Кеннеди был избран президентом США, а он, заняв пост министра юстиции, стал его правой рукой в правительстве, «внешне его отношение к СССР,- говорилось в Справке ПГУ,- стало более сдержанным». Тем более, что президент использовал своего брата «для неофициальных контактов с Советским Союзом» (там же, л.286).
За этой малопримечательной фразой стояла одна из самых значительных тайных операций по связи между Белым домом и Кремлем, установленной по инициативе братьев Кеннеди со старшим офицером советской военной разведки ГРУ (Главного Разведывательного Управления Генерального штаба Советской Армии) Георгием Никитичем Большаковым, работавшим под крышей посольства СССР в Вашингтоне в качестве атташе по культуре и редактора журнала «Soviet Life».
Уроженец Москвы 1922г. Большаков вырос в семье служащих-железнодорожников. После окончания школы в 1941г. он поступил на курсы военных переводчиков при военном факультете Московского института иностранных языков. С 1941 по 1943 год- находился на фронте, сначала на Карельском как полковой переводчик, а затем на Северо-Западном в качестве помощника начальника разведки дивизии. С 1943 по 1950 год Большаков проходил обучение сначала на разведывательных курсах усовершенствования офицерского состава (1943), затем в Высшей разведывательной школе Генерального штаба (1943-1946) и, наконец, как слушатель Военно-дипломатической академии Советской армии (1946-1950). После этого он был зачислен в ГРУ, командировавшее его в 1951-1955 годы в США на работу редактора отделения ТАСС в Нью-Йорке и Вашингтоне. По возвращении из командировки Большаков стал офицером для особых поручений при министре обороны маршале Г.К.Жукове, а после смещения Жукова был переведен в аппарат ГРУ старшим офицером. Отсюда он и отправился во вторую командировку в Америку (1959-1962) (Выписка из личного дела Г.Н.Большакова).
Волею судеб Большаков оказался в роли связного между руководителями двух супердержав- Кеннеди и Хрущева и был им на протяжении почти двух лет. Эта беспрецедентная в истории современной дипломатии миссия до сих пор не нашла адекватного освещения, ибо по сей день остается закрытым архив ГРУ. Однако благодаря любезному отношению руководства ГРУ и Министерства обороны были получены некоторые материалы личного дела Большакова и справка о его деятельности в 1961-1962гг.- как раз о том времени, когда установлена была эта связь.
В своих кратких воспоминаниях, опубликованных в январе 1989г., за несколько месяцев до смерти, Большаков поведал о том, как он впервые встретился с Робертом Кеннеди. Организовал эту встречу корреспондент «Нью-Йорк дейли ньюс» Фрэнк Хоулмен, с которым Большаков установил тесные отношения еще во время первой командировки в США.
Большаков писал, что они «дружили семьями, часто ходили друг к другу в гости» и обсуждали «самые острые проблемы» в советско-американских отношениях. Хоулмен находился в дружеских отношениях с пресс-секретарем Роберта Кеннеди Эдом Гатманом, и «самые интересные места» этих бесед передавались ему. Затем Гатман суммировал «наиболее существенную информацию» и передавал ее своему боссу. Хоулмен не скрывал, что делился информацией с Гатманом для передачи Роберту Кеннеди, который «живо интересовался положением дел в американо-советских отношениях».
Однажды Хоулмен спросил своего советского друга, не думает ли он, что ему было бы лучше непосредственно встречаться с Робертом Кеннеди, чтобы тот получал информацию «из первых рук». По-видимому, Большаков к такому разговору не был готов. «Перспектива мне казалась заманчивой,- вспоминал он,- но не реальной и особого внимания реплике Фрэнка я тогда не придал». <…>
Большаков не зря провел бессонную ночь после встречи с Робертом Кеннеди. Как кадровый офицер ГРУ он хорошо понимал, что, не имея инструкций встречаться с братом президента, он перешел грань дозволенного. Забегая вперед, можно сказать, что его тревоги не были напрасными. Этот эпизод отразился на его дальнейшей судьбе.
Однако в тот момент Большаков оказался в исключительном положении. Поэтому какие бы заклинания ни произносили представители военной разведки, Большаков стал своего рода послом по особым поручениям на высшем уровне. К тому же резидентура ГРУ стремилась извлечь для себя всяческую выгоду из его положения, докладывая наверх ценную информацию, которую он сообщал о встречах с братом президента и его окружением.
А что думал Роберт Кеннеди, обращаясь к Большакову? Представлял ли себе он, с кем имеет дело? Нет сомнений в том, что министр юстиции, в ведении которого находилось ФБР, знал, кем является его собеседник, и действовал отнюдь не вслепую. По сведениям ГРУ, за Большаковым в течение длительного периода велась плотная слежка. Представители американских спецслужб, конечно, снабдили брата президента необходимой информацией. Кеннеди знал, в частности, о том, что Большаков уже работал в США в начале 50-х годов, что затем он был офицером для особых поручений при министре обороны маршале Г.К.Жукове. По свидетельству Хоулмена, Роберт Кеннеди однажды в разговоре с ним назвал Большакова майором советской военной разведки (Интервью с Хоулменом Т.Нафтали 16 июля 1994г.).
Следовательно, он точно знал, к какому ведомству принадлежит Большаков. Единственно, в чем он ошибся, так это в воинском звании Большакова. Чин майора ему был присвоен еще в 1950г., накануне первой поездки в США, а ко времени второй поездки в США он уже получил звание полковника (1959г.).
Хоулмен впервые встретился с Большаковым на одном из приемов в посольстве СССР в Вашингтоне в 1955г. Позднее, в июле-августе 1959г. их пути вновь пересеклись. На этот раз- в Москве во время визита вице-президента США Никсона в Советский Союз. Никсона сопровождала большая группа американских репортеров, в том числе Хоулмен. А в сентябре Большаков приехал в США уже в качестве редактора издаваемого в соответствии с межправительственным соглашением советского журнала на английском языке. Они встретились снова и, по данным ГРУ, с того времени стали видеться регулярно. Хоулмен рассказывает, что и тогда, и впоследствии ему приходилось иметь дело со многими советскими репортерами, но ни один из них не был «as personable as» [Таким привлекательным, как… (англ.).] Джорджи» (Интервью с Хоулменом Т.Нафтали 16 июля 1994г.).
Коллеги Большакова по ГРУ, напротив, считали эту его особенность не достоинством, а недостатком. По их мнению, присущая ему излишняя общительность шла в ущерб профессиональным качествам разведчика. Командование, по их словам, считало его заурядным оперативным работником, ссылаясь при этом на то, что Большаков не получил повышения в должности в результате второй командировки в США.
Действительно, ни шефом резидентуры, ни генералом ГРУ он не стал. Однако с задачей «связного» между руководителями двух супердержав в сложный период советско-американских отношений справлялся вполне успешно. Судя по записям в настольном календаре Роберта Кеннеди, за период с мая 1961г. по декабрь 1962г. они встречались либо разговаривали друг с другом по телефону 31 раз, и, вероятно, это далеко не полный перечень их контактов (Архив Роберта Кеннеди. JFKL, Cambridge). Р.Кеннеди вспоминал позднее, что встречался с Большаковым регулярно в среднем один раз в две недели. Иногда эти встречи происходили по инициативе министра юстиции, иногда по просьбе Большакова. <…>
Во время венской встречи непринужденные беседы и шутки за обеденным столом сменялись жесткой конфронтацией за столом переговоров. Хотя по некоторым пунктам и было достигнуто взаимопонимание, в целом конструктивного выхода найдено не было. Хрущев применял прессинг, угрожая, что до декабря найдет способ отторжения Западного Берлина и заключит мирный договор с ГДР. В конце встречи Кеннеди ему сказал: «Я думаю, нас ожидает суровая зима» (Salinger, р.182).
Судя по воспоминаниям Хрущева о встрече в Вене, Кеннеди ему понравился. Он отмечал, что новый президент выгодно отличался от Эйзенхауэра своей живостью и компетентностью суждений. Тем более непонятно, почему он вел себя так во время переговоров. Хрущев отмечал, что после переговоров в Вене Кеннеди выглядел мрачным и опустошенным (Khrushchev Remembers. The Last Testament, p.499).
Отправляясь на встречу с советским премьером, президент США получил заверения, что Хрущев пойдет на уступки и согласится на компромисс. Но этого не произошло. Большаков объяснял потом, что, видимо, Хрущев изменил первоначальное решение. Однако трудно понять, на что рассчитывал советский лидер. Ведь он встречался с руководителем супердержавы, только что избранным на пост президента. Причем тогда мало кто сомневался, что Кеннеди пробудет в Белом доме два срока, то есть восемь лет. С какой бы точки зрения ни оценивать поведение Хрущева, оно не может быть ни оправдано, ни признано разумным. Даже если исходить из того, что Хрущев не верил в искренность американских предложений,- а именно так обстояло дело,- даже при этом условии методы его дипломатии были неприемлемы с точки зрения здравого смысла. Ничего, кроме вреда ходу переговоров, они принести не могли.
Воинственная непримиримость Хрущева «совершенно потрясла» Кеннеди, который, по словам его старого друга Л.Биллингса, «никогда в жизни до того не сталкивался лицом к лицу с подобного рода злом». Впервые в своей практике Джон, по свидетельству Роберта, «встретил человека, с которым оказалось невозможным в ходе переговоров найти разумное решение».
Большаков, через которого президенту США были сделаны вполне определенные авансы, выразил «удивление» тем, что Кеннеди был так «задет и уязвлен». «Если вы залезли барышне под юбку, то можно ожидать, что она вскрикнет, но травмировать ее этим невозможно»,- пытался он оправдаться перед Хоулменом. Этот сомнительный и в общем довольно пошлый аргумент, скорей всего, был подсказан ему его руководством. Трудно предположить, чтобы сам Большаков мог решиться на такую фривольность. Как бы то ни было, в Вашингтоне подобные объяснения приняты не были (Beschloss, р.234).
Единственным представителем прессы, которого сразу после окончания переговоров в Вене допустили к президенту, был Джеймс Рестон, влиятельный обозреватель «Нью-Йорк таймс» и большой друг Кеннеди. Ему просто не могли отказать в аудиенции. Но были приняты меры, чтобы об этой встрече никто не знал. Рестону пришлось провести несколько часов в ожидании президента, скрываясь в служебном помещении американского посольства в Вене, куда Кеннеди прибыл к вечеру. Он вошел в полутемную, с зашторенными окнами комнату и, когда заметил Рестона, тяжело опустился на диван рядом с ним. «Что, очень сурово?»- спросил Рестон. «Самый суровый случай в моей жизни»,- ответил Кеннеди. <…>
Поскольку в Белом доме поведение советских представителей на переговорах вызывало серьезное подозрение, Роберт Кеннеди решил обстоятельно поговорить с Большаковым. 3 июня он пригласил его к себе в загородную резиденцию Хикори-Хилл, чтобы вместе «провести воскресенье». Начав разговор «в осторожной форме», брат президента «интересовался, не имеется ли среди членов советского правительства людей, выступающих за решающее столкновение с США, даже если это может повести к большой войне». Большаков это категорески отрицал. Но Р.Кеннеди «настойчиво» расспрашивал, «действительно ли в СССР важнейшие решения принимаются большинством голосов в правительстве и что военные не имеют особого голоса в этих решениях». «…У нас существует коллективное руководство и военные подчиняются правительству»,- пояснил Большаков.
Он задал Роберту Кеннеди контрвопрос: «Имеются ли в правительстве США сторонники «столкновения» с Советским Союзом?» Р.Кеннеди ответил: «В правительстве нет, а среди военных, в Пентагоне, «не сам Макнамара», но такие люди есть». «Недавно…- сказал он,- военные представили президенту доклад, в котором утверждают, что в настоящее время США превосходят СССР по военной мощи и что в крайнем случае можно пойти на прямую пробу сил». Однако президент, по его словам, более реально оценивает соотношение сил и решительно отвергает какие-либо попытки «не в меру ретивых» сторонников «столкновения» с СССР навязать правительству Кеннеди свою точку зрения» (Телеграмма Добрынина 4 июня 1962г. АП, ф.3, оп.66, д.313, л.96-97).
Сообщение о беседе Р. Кеннеди с Большаковым было передано высшему советскому руководству. Оно вызвало особый интерес, поскольку подтверждало сообщение разведслужбы КГБ о подобного же рода намерениях Пентагона двухлетней давности. Более того, в конце 1961- начале 1962г. резиденты ГРУ получили сообщение о том, на какие именно советские города нацелены американ- ские стратегические ракеты, готовые к пуску в любой момент в случае получения приказа.
Согласно инструкциям Громыко, Большаков получил поручение сделать «соответствующее сообщение» Р.Кеннеди для передачи президенту. Советский эмиссар выполнил поручение, и Р.Кеннеди обещал «доложить президенту». Что же касается «не в меру ретивых голов» в Пентагоне, то они, по словам брата президента, «никаким влиянием в правительстве не пользуются и, как и весь Пентагон, находятся под полным контролем Белого дома». <…>