Перевод с английского Сергея Сухарева.
ФРЕДЕРИК ФОРСАЙТ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 1997
Перевод Сергей Сухарев
ФРЕДЕРИК ФОРСАЙТ
И К О Н А
(Фpагменты pомана)
В то лето буханка хлеба стоила больше миллиона.
Это было третье подряд неурожайное лето: деньги неудержимо обесценивались.
Тем летом в глухой провинции начали умирать от недоедания.
Летом президент России потерял сознание в лимузине, а помощь подоспела не сразу. Тогда же, летом, пожилой уборщик тайком вынес из офиса засекреченный документ.
Избежать перемен стало уже нельзя.
Шло лето 1999 года.
Август- не лучший месяц для привилегированных заведений Сент-Джеймс-стрит, Пиккадилли и Пэлл-Мэлл. Это сезон отпусков. «Уайтс» вновь растворил свои двери в последний день августа. Именно туда сэр Генри Кумз пригласил на обед человека, который был старше его на пятнадцать лет- одного из своих предшественников на посту главного шефа Секретной разведывательной службы.
Сэру Найджелу Ирвину исполнилось семьдесят четыре, от службы он считался свободным уже пятнадцать лет. Четыре года назад Ирвин окончательно удалился на покой в собственный дом близ деревушки Суонидж на острове Пербек в графстве Дорсетшир. Там он читал, писал, прогуливался по пустынному берегу Ла-Манша, иногда ездил поездом в Лондон- повидать старых друзей.
Близкие знакомые сэра Найджела отлично понимали, что свойственная ему старомодная учтивость призвана была маскировать стальную волю, доходившую временами до непримиримой беспощадности. Генри Кумз, несмотря на разницу в возрасте, довольно хорошо изучил бывшего патрона.
Оба они специализировались на России. После ухода Ирвина главенство над Секретной разведывательной службой поочередно переходило к двум востоковедам и арабисту; с Генри Кумзом оно вновь попало в руки одного из тех, кто досконально знал все тонкости борьбы против Советского Союза. Под началом Ирвина Кумз обнаружил блестящие агентурные способности в Берлине, где его изощренный профессионализм противостоял шпионской сети КГБ, которой заправлял шеф восточногерманской разведки Маркус Вольф.
-В России явно что-то затевается,- начал он.
-Затевается там многое, но- если судить по газетам- хорошего ничего,- отозвался Ирвин.
Кумз улыбнулся. Уж он-то знал, что бывший шеф располагает куда более надежными источниками информации, нежели утренние газеты.
-Не стану вдаваться в подробности. Сейчас не время и не место. Изложу дело в самых общих чертах.
-Разумеется,- кивнул Ирвин.
Кумз бегло обрисовал события последних шести недель, происходившие в Москве и в Лондоне. Особенное внимание он уделил Лондону.
-Правительство ничего не намерено предпринимать, и решение это окончательное,- заключил Кумз.- События должны развиваться своим чередом, независимо от исхода- пускай даже прискорбного. Так, во всяком случае, два дня тому назад, оповестил меня наш досточтимый министр иностранных дел.
-Боюсь, вы слишком меня переоцениваете, если полагаете, будто я способен вдохнуть больший динамизм в мандаринов, засевших на Кинг-Чарлз-стрит,- заметил сэр Найджел.- Я состарился и удалился на покой. Как сказал поэт, «все скачки кончены, утихли страсти».
-Хотелось бы узнать ваше мнение о двух документах. Для начала- полный аналитический отчет. Нам удалось проследить события с той минуты, когда отважный, хотя и не слишком гpамотный пожилой уборщик в штаб-квартире Союза патриотических сил украл папку со стола личного секретаря их вождя Игоря Комарова. Насколько обоснованна наша твердая убежденность в подлинности «Черного Манифеста», решать вам.
-А второй документ?
-Это сам манифест.
-Благодарю за доверие. Что я должен делать с этими бумагами?
-Возьмите с собой и прочтите дома. Посмотрим, какое мнение у вас сложится.
Опустевшие тарелки с рисовым пудингом и джемом унесли. Сэр Генри Кумз заказал кофе и два бокала отборного клубного портвейна- «фонсека», обладающего особенно тонким букетом.
-А если я признаю справедливость ваших опасений? И соглашусь относительно подлинности этого жуткого манифеста- что тогда?
-Я думал, Найджел… те люди… вы, вероятно, увидитесь с ними… спустя неделю в Америке…
-Дорогой Генри, даже вам не полагается об этом знать!
Кумз покорно склонил голову, втайне радуясь тому, что не обманулся в своих догадках. Совет все-таки соберется… И Ирвин будет в нем участвовать.
-Согласно освященной веками фразе, мои соглядатаи всюду.
-Счастлив слышать, что с моих времен мало что переменилось… Хорошо, предположим, что в Америке я кое с кем, действительно, встречусь. И что же?
-Полагаюсь на ваше усмотрение. Если документы, по-вашему, ничего не стоят- сожгите их в печке. Если же вы сочтете нужным переправить их за океан… Выбор за вами.
-Надо же, до чего все это увлекательно!
Кумз извлек из портфеля плоский запечатанный пакет и передал его сэру Найджелу. Сэр Найджел опустил пакет в свой портфель, где лежали покупки, только что сделанные им в магазине «Джон Льюис»: образцы трафаретов для леди Ирвин, любившей зимними вечерами вышивать накидки для диванных подушек.
В вестибюле коллеги расстались- и сэр Найджел Ирвин отправился в такси на вокзал, откуда поезд унес его обратно в Дорсетшир.
Сэр Найджел, не сомкнув глаз, просидел всю ночь без сна над двумя документами, которые вручил ему Генри Кумз. Он был потрясен прочитанным. Розыск, проведенный с тех пор, как московский ханыга кинул мисс Стоун пакет через окошко автомобиля, вызвал у бывшего разведчика полное одобрение. Сам он действовал бы точно так же.
Мысли сэра Найджела обратились к содержанию документа. Если русский демагог и вправду намерен осуществить свою программу на практике, вновь облечется плотью страшное воспоминание из его юности.
В 43-м Найджелу Ирвину стукнуло восемнадцать: его зачислили, наконец, в британскую армию и послали в Италию. Раненный во время крупного наступления на Монтекасcино, он вернулся в Британию, а по выздоровлении, невзирая на просьбы об отправке на линию фронта, был откомандирован в военную разведку.
Двадцатилетним лейтенантом Найджел переправился с 8-й армией через Рейн- и здесь столкнулся с опытом, непосильным для восприятия в любом возрасте. По вызову майора пехоты ему пришлось обследовать попавшийся на пути продвижения колонны концентрационный лагерь Берген-Бельзен. Представшая перед ним картина заставила его до конца дней терзаться от ночных кошмаров.
Сэр Найджел отворил калитку и вступил на небольшой участок обработанной земли: летом Пенни выращивала здесь овощи и фрукты. Слабо курился костер, сложенный из веток и сухой травы, однако в сердцевине его тлели раскаленные угли. Чего проще — сунуть бумаги в огонь: и проблема решится сама собой…
Генри Кумз, разумеется, больше об этом и словом не обмолвится. Не заговорит, не спросит, предприняты ли какие-то действия, не потребует отчета. О происхождении этих документов не узнает ни одна живая душа. Жена окликнула сэра Найджела из окна кухни. <…>