Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2025
Об авторе | Екатерина Сергеевна Малофеева родилась в Чите 24 сентября 1986 года. Профессия: технический переводчик со специализацией «горное дело и геология». Служит на руднике месторождения «Удоканская медь» в Каларском округе Забайкальского края. Живет с семьей в Чите, муж родом из Улан-Удэ, пара познакомилась на строящемся заводе, на урановом месторождении, потом какое-то время жили на два города. Сейчас в семье трое детей. Член Союза писателей России, участница Союза молодых литераторов Забайкалья. Лауреат Национальной молодежной литературной премии Роскультцентра (2020), премии журнала «Сибирские огни». Лауреат губернаторской премии имени М.Е. Вишнякова (2024). Публиковалась в журналах «Перископ», «День и ночь», «Огни Кузбасса», «Сибирские огни», «Москва», «Байкал», «Алтай», «Роман-газета», «Александр», «Образ», «Урал» (в коллективной подборке по результатам поэтической лаборатории) и в других федеральных и региональных изданиях. Автор сборника «Бездомные звезды» (Москва, «Эксмо», 2023). Дебют в «Знамени».
* * *
кто ты будешь такой
царь-царевич король-королевич
сапожник портной айда за мной
в плохом перепеве китовом чреве
в истёртом узоре хной
кто ты мне всё равно
кого позабыли кого воскресили
роняли в цепи домино
кто равен одной человекосиле
кто равен прыжку в окно
кто ты в этой войне
чужак наблюдатель кричащий хватит
ратник строитель кирпич в стене
кто тебя помнит кто тебя тратит
кто возвратит ко мне
* * *
Белым дышали трубы,
неба топили льдинку,
мама кусала губы,
думала о поминках.
С ГРЭСа туман пролился,
кутая стройплощадку,
озеро забелило.
Мы хоронили дядьку.
Свёкр курил и думал,
трогал углы оградки.
В воздухе белым шумом
шёпот стоит украдкой:
где же на них управа,
глянь, ну совсем же дети,
слева — пацан и справа —
тоже две тыщи третий,
возрастом одинаков.
Больше никто не плакал.
Господи, сколько флагов.
Господи, сколько флагов.
* * *
В маршрутке одинокая старуха
пристала с разговорами к мальчишке,
а он кивает, слушая вполуха
былички о потерянной сберкнижке.
«И я спросила (это между нами)
у домового…» Смотрит, смотрит строго.
«Вчера я отстояла службу в храме,
сказала: я хочу увидеть Бога»,
а батюшка в ответ: «Ослепнешь, дура!»
Прислушиваясь, замерли соседи,
рассказчица задумалась понуро,
закончилась нескладная беседа.
Я шла и долго думала об этом,
на солнце щурясь в мареве прохладном.
Цена невелика того запрета.
Ослепнешь, дура. Ну и ладно. Ладно.
* * *
Она была — её не стало.
Где дом стоял — там в небо дым.
Куски горячего металла,
недавно бывшего живым,
дышали в землю мёртвым, мёртвым
неостывающим теплом.
Поблёкли цифры, буквы стёрты,
на фото треснуло стекло,
оврагом взгорок перерезан,
на солнце выцвели цветы.
Где в землю сеяли железо,
давным-давно взошли кресты.
* * *
Сколько их, сколько, о них забыли, сети улов в цифровой могиле
тихо качают, спят в мутном иле самым глубоким сном,
и неразборчиво строки кода вышиты на подоле — исподе
савана, только гниют пустоты там, где целует дно.
Это страницы контактов мёртвых, даже в анкетах на мёртвом что-то,
не прозвонит мегафон и йота стёртые номера.
если ты тоже понёс потерю, хочется смерти себя доверить,
хочется вслед ей да в те же двери
медленно умирать.
Вот познакомьтесь — красотка Нина, ноги — огонь, и ресницы — длинны,
вечно за ней журавлиным клином тянутся мужики.
пума среди городского шума, ладная в строгом идёт костюме,
и депутат Краснодарской думы ест у неё с руки.
Всё б хорошо — отпуска, работа, деньги конторы из подотчёта,
если б однажды её тойота
не потеряла руль.
Он зеркала позавешал в доме, выбил в граните «скорбим и помним»,
горстка холодной земли в ладони — будто бы поцелуй.
В чёрном столе отражалось небо, рюмка накрыта кусочком хлеба,
мысли бессвязно «а я бы…» «с ней бы…»,
вот и к концу сюжет.
Но начинается чертовщина, вайбер пиликнул — и пишет Нина,
(кто-то чужой, притворившись Ниной,
той, кого больше нет?),
пишет:
я помню я помню помню
ночи здесь вечны а дни здесь тёмны
нет ни архангелов ни жаровен
только стеной туман
страшно мне страшно до слёз до крика
в этом чистилище тёмноликом
выведи выведи эвридику
Как не сойти с ума?
и собеседник — седой безумец — тычет курсором иконки в зуме,
шепчет:
«я умер я тоже умер ты подожди меня
слышишь ты слышишь моя ты зая»
шорох помех без конца и края,
в волнах вай-фая, смеясь, купают
демоны демонят.
И, загнивая в болотной тине
слов послесмертья, упрямо Нина
чёрные грузит в вотсап картинки,
жмёт на «отправить всем».
…Небо ушедшим, и память павшим,
тем, кто навеки нас будет младше,
чётные стебли цветов увядших —
астр и хризантем.
* * *
и все гладила, гладила, как зверька, я зелёную чашку для молока.
лето дразнит запахом шашлыка из кафешки за поворотом.
не жалеть, бросая, ненужный хлам, эвересты старого барахла,
отдарюсь, не глядя, другим отдам, сюда скоро заедет кто-то,
будет спать, обедать, и обживать, заправлять небрежно мою кровать,
и любить, и верить, и горевать, и курить с моего балкона,
и дружить с соседкой по этажу.
мне без куртки холодно, я дрожу, я жалею, помню и дорожу,
скотчем клею края картона.
я была привязана — рвётся нить, что опять срастётся — не тронь, ни-ни,
знаешь, Боже, всё же меня храни от внезапного переезда,
я такое снова переживать не хочу ни разу, едва-едва
в этот раз справляюсь, пока трезва, но по-детски внутри — нечестно!
ты на съёмной — пасынок, не родной, только так хотелось к себе домой,
заливает чёрной глухой тоской, но отпустит. и невесомо
нарастёт тенётами память вновь, и побеги пустит, и даст вино
из незрелых ягод,
глядясь в окно
нечужого чужого дома.
* * *
Каёмка блёкнет старенькой картины,
сквозь стёкла солнцем мартовским согретой.
Так зримо прошлое — виниловых пластинок
конверты выцвели — от срока, не от света.
Чернит мне пальцы тьма печатной ленты,
у мамы в ящике — блокноты на пружине
и корешки квитков за алименты.
И не помог ни нурофен, ни сон в машине,
но кошка съела боль, пока на автомойке
в каморке ждали на продавленном диване.
Что белым проводом от старой синей плойки,
что чёрным дымом в деревянной глухомани —
всем отзывается прожитое. Стелите
дорогу мне по непролази тряской,
прямоугольники седых наборных литер,
испачканные типографской краской.
* * *
Света мне дай, человеколов.
Флаг на ветру полощет.
Крутит колки в голове «золофт»*,
делает радость проще.
Буду яснее смотреть на мир,
шайн лайк э факин’ даймонд**.
Так ограни меня, ювелир,
музыки дай мне, дай мне.
* антидепрессант.
** искажённый текст песни «Diamonds» барбадосской певицы Rihanna: «Сияй ярко, как бриллиант».
* * *
глядя из-под криво повязанной косынки
на продуваемое ветром
кажущееся бесконечным пространство
картофельного поля
никак не могла отделаться
от мысли что выкапывание мелких
бедно народившихся горошин
похоже на желание любви
от человека не любящего тебя
вроде и понимаешь
что уже не натолкнётся
слепо ищущая рука
на округлую плотную твёрдость
не обратит её в приятный тяжёлый стук
о стенки оцинкованного ведра
но никак не можешь остановить
отчаянный безнадёжный поиск
того за что можно уцепиться
в осыпающейся из горсти
земле.
* * *
у нашего коллеги Владимира Аполлинарьевича —
сорок шесть лет водительского стажа.
когда он идёт по тротуару
и обгоняет неторопливого пешехода,
то всегда бросает резкий и осторожный взгляд
через левое плечо.
а это — познакомьтесь — Света, она реаниматолог,
у неё иная профдеформация.
Света даже дома по ночам просыпается
каждую тридцать одну минуту,
успокаивает сердцебиение,
смотрит в потолок.
я — переводчик, и я всё время хочу,
чтобы люди друг друга поняли.
пытаюсь примирить, объяснить, донести,
разделить глубинное на уровне коннотации.
жаль, что вне работы
это очень редко получается.
а поэт — это вообще профессия?
всех жалеешь —
и тебе больно.
суёшь на улице побирающейся старухе мятые деньги —
и тебе больно.
говоришь с любимым —
и тебе больно.
не говоришь с любимым —
и тебе больно.
живёшь, встречаешь, помогаешь, провожаешь, прощаешься,
рассказываешь, рассказываешь, рассказываешь об этом —
и тебе больно, больно, больно.
и по собственному —
никак не уволиться.
хотя у Маяковского —
получилось.
* * *
не могу понять — я ещё живу?
или нет,
и не различишь.
если ткань прохудилась — рванёшь по шву,
и так сладостен резкий треск,
слёзы жгучие горячи.
полетим? там весело, вот те крест.
будет страшно — запястья скрести вот так
и кричи, и кричи.
кричи.
не услышит — и ладно, и сам дурак,
будем пестовать тишину.
а споткнёшься — я подниму.