Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2024
У башни Монтеня
Наталья Мавлевич. Сундук Монтеня, или Приключения переводчика. М.: Иллюминатор, 2024.
У читателя этой книги есть уникальная возможность заглянуть в творческую лабораторию выдающегося современного переводчика французской прозы Натальи Мавлевич и ощутить, насколько трудно и одновременно восхитительно переводить на русский язык произведения Мишеля де Монтеня, Лотреамона, Луи Арагона, Ромена Гари, Марка Шагала и других именитых авторов, каждый раз создавая хрупкий и величественный мост между разными культурами и историческими эпохами. Наталья Самойловна с почтением и юмором вспоминает о своих учителях и коллегах — известных переводчиках, преподавателях и ученых: Э.А. Халифман, Л.З. Лунгиной, Ю.Я. Яхниной, А.М. Ревиче, Г.К. Косикове и др.
Особенно ценно свидетельство автора мемуаров о том, как тепло, весело, а порой и театрально проходили занятия на переводческом семинаре Лилианны Лунгиной (1920–1998). Это была не просто совместная обучающая работа, но и своего рода школа жизни, островок настоящей свободы и человеческого участия посреди тоталитарного государства: «И, может быть, главное, что мы усвоили, это ее убежденность в том, что личность переводчика отражается в его переводах. Видно, какой он человек: искренний или лицемерный, свободный или трусливый. Да и сама профессия требует честности, добросовестности и не терпит самолюбования. Ведь суть перевода в том, чтобы понять своего автора и помочь ему — ему, а не себе — раскрыться перед другими людьми».
Мавлевич стремится понять не только тех, кого переводит, но и у кого учится, с кем сотрудничает. В 2003 году она записала воспоминания переводчицы Юлианы Яхниной (1928–2004) о большом терроре, которые цитирует в своей книге: «В нашем доме был дворник Павел Сиротин. Порядочный человек. Ему в 1937-м почти каждую ночь приходилось в качестве понятого присутствовать при арестах наших жильцов — а дом небольшой, сто квартир, все друг друга знали. Он говорил отцу: “Не могу я! Днем говорю с ним, как с известным, уважаемым человеком, а ночью иду с обыском и присутствую при аресте”. Павел запил, а в конце концов сам попал в тюрьму. <…> Настал день, когда арестовали мою тетю, мамину сестру. Это произошло на моих глазах, мы втроем — тетя, ее внук и я — были на даче, здесь ее и забрали. Тогда мама все мне рассказала… Ну, насколько это было возможно объяснить девятилетней девочке. Потом она говорила: “Я решила: пусть лучше моя дочь усомнится в справедливости того, что происходит вокруг и что ей рассказывают в школе, чем будет думать, что кругом одни шпионы, и считать своих близких врагами народа”».
Одна из удач автора — перевод романов Ромена Гари (1914–1980), в одном из которых главный герой размышляет о том же, о чем думает большинство образованных мужчин и по сей день: «Я думал об упадке Римской империи. Каждый знает по себе, что такое упадок Римской империи, но воображает, будто это несчастье постигло его одного». Далее он делает неутешительный прогноз относительно другой вечной темы, связанной с закатом Европы: «Что ж ты хочешь, — объясняет он сыну. — Европа подходит к бесславному концу. Ее жизнетворные силы иссякли. Восемьдесят процентов сырьевых ресурсов мы заимствуем у других. Серое вещество у нас, что и говорить, имеется. Котелок еще работает. Но источники энергии, так сказать, запасы спермы, находятся не у нас, а в третьем мире».
Поразителен рассказ Мавлевич о переведенном ею «Дневнике» еврейской девушки Элен Берр (1921–1945), мученицы периода нацистской оккупации Франции. Несмотря на то что этот «Дневник» посвящен одной из самых мрачных сторон истории XX века — Холокосту, в нем содержится очень много света, надежды и любви, исходящих из самого сердца юной Элен, вынужденной носить желтую звезду, указывающую на ее еврейское происхождение. В тяжелейший период своей жизни она читает биографию Достоевского и играет Бетховена, а на нарах лагеря смерти напевает соседкам «Бранденбургские концерты» Баха. Как замечает переводчик: «Я уверена, что и читать “Дневник” лучше всего, слушая музыку, которой она дышала».
Последняя глава воспоминаний Мавлевич посвящена писателю Мишелю де Монтеню (1533–1592), в честь которого и названа ее книга. Мое внимание привлекло фото Натальи Самойловны, сделанное в 2022 году в коммуне Сен-Мишель-де-Монтень рядом с сохранившейся башней Монтеня, в которой он жил и создавал свои знаменитые «Опыты». Мавлевич признается, что перевести их заново полностью — ее давняя мечта, и называет писателя своим «лучшим собеседником». «И я повторяла и повторяю про себя: “В развращении своего века каждый из нас принимает то или иное участие: одни вносят свою долю предательством, другие — бесчестностью, безбожием, насилием, алчностью, жестокостью; короче говоря, каждый тем, в чем он сильнее всего; самые слабые добавляют к этому глупость, суетность, праздность, — и я принадлежу к числу этих последних. И когда нас гнетет нависшая над нами опасность, тогда, видимо, и наступают сроки для вещей суетных и пустых. В дни, когда злонамеренность в действиях становится делом обыденным, бездеятельность превращается в нечто похвальное” («Опыты», том III, глава VIII “Об искусстве беседы”)».
В 2021 году в переводе Мавлевич вышел монтеневский «Дневник путешествия в Италию», благодаря которому можно узнать множество мельчайших подробностей жизни итальянцев и путешественников второй половины XVI века. Монтень воспел путешествия еще в «Опытах», указывая на то, что при таком времяпрепровождении «душа непрерывно упражняется в наблюдении вещей для нее новых и доселе неведомых», а «тело не остается праздным, но вместе с тем и не напрягается через силу, и это легкое возбуждение оказывает на него бодрящее действие». В числе прочего, в 1580 году Монтень вместе со своими спутниками посетил в День всех святых Верону. Там он обошел все церкви, «не преминув заглянуть в синагогу, где любопытный автор “Опытов”, потомок марранов, расспрашивает местных евреев об их обрядах. А про “Ромео и Джульетту” никто тут пока не слыхал, Шекспир напишет свою пьесу лет 10–12 спустя».
Чрезвычайно интересны и проходящие через всю книгу Мавлевич ее рассуждения о том, что такое вообще быть настоящим переводчиком, который вынужден путешествовать по закоулкам мировой культуры, каждый раз погружаться в новые области истории культуры, языка и повседневного быта. «Так или иначе, переводчик должен играть в шамана, а нет ничего более рассудочного, чем такая игра. Он должен быть мыслящим зеркалом, un miroir qui rflechit», — заключает автор.