Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2024
Об авторе | Ирина Николаевна Зорина — историк-международник, специалист по странам Латинской Америки и Испании, переводчик. Составитель книг Ю.Ф. Карякина «Перемена убеждений», «Пушкин. От Лицея до… Второй речки», «Достоевский и Апокалипсис», «Жажда дружбы», «Не опоздать», «Переделкинский дневник». Автор книги «Распеленать память».
Передо мною последняя книга нашего знаменитого поэта, барда, любимого не одним поколением россиян, драматурга и создателя феерических мюзиклов, веселого, ироничного и самоироничного трубадура Юлия Кима «Этапы пути». А на полке давно стоят, прижились и стали полноправными обитателями нашего переделкинского дома другие его книги, «собранье пестрых глав» за многие годы труда и вдохновения.
В январе в Центральном доме литераторов мы снова слушали его. Большой зал был полон. На сцену вышел подтянутый человек «средних лет». Моложав, хотя голова уже заметно тронута сединой. Начинает петь… Приятный, хорошо поставленный голос. Рассказывает байки… И где тот старый дедушка, что рос при патефоне и знал Вертинского? Да он нас разыгрывает, как всегда!
ЗНАКОМСТВО В КОНЦЕ ОТТЕПЕЛИ
Встретились мы на одной московской кухне в доме «сталинской» постройки на Автозаводской: высокие потолки, просторные окна с форточками и широкие подоконники, на которых легко было разместиться. А собиралось на этой кухне очень много народа: сидельцы, прошедшие лагеря, и те, кто был готов бороться против сталинизма и его возможного возрождения. Здесь жил Петр Якир, человек-легенда тех лет, известный правозащитник, сын расстрелянного в 1937-м командарма Ионы Якира.
Четырнадцатилетним пацаном Петр был арестован по обвинению в «организации конной банды» и приговорен к пяти годам заключения как «социально опасный элемент». В 1942 году ему дали возможность повоевать. Как знающего немецкий язык направили во фронтовую разведку. Но вскоре опять арестовали и дали на этот раз восемь лет лагерей.
Четырнадцати лет пацан попал в тюрьму,
В одну из камер номер тридцать восемь — вот бедняга!
Четырнадцать статей предъявлено ему:
Политбандит, вообще семит
И неизвестно чей наймит,
И поджигатель, кажется, Кремля, не то Рейхстага —
Вот это передряга!
Вот это арестант! Наверно, он талант!
В 1955 году Петра реабилитировали и даже дали квартиру в Москве. Скоро в ней появился Юлий Ким. В 1966-м он женился на Ирине Якир, дочери Петра, ставшей с годами активной правозащитницей.
У Юлика тоже было невеселое детство, впрочем, знакомое многим, родившимся в годы Большого террора. Он появился на свет в 1936 году и уже в 1938-м потерял отца и мать. Отца, корейца Ким Чер Сана, переводчика, расстреляли, а мать Нину Валентиновну Всесвятскую, учительницу русского языка и литературы, на пять лет отправили в лагеря, затем еще на два года в ссылку. Юлик узнал свою маму только когда ему уже исполнилось девять лет. Позже Нину Валентиновну реабилитировали, но она находилась под действием закона «101-го километра» и не могла жить в Москве. Семья поселилась в Малоярославце, потом перебралась в северную Туркмению немного подкормиться. И уже оттуда русский корейский юноша в 1954 году приехал в Москву. В 1959-м окончил историко-филологический факультет педагогического института, проработал три года в школе на Камчатке. Писал стихи и сочинял на них песни. Кима уже знали как молодого талантливого барда. У него был свой стиль, своя интонация.
«ДЕСЯТЬ МЕТРОВ НА СТО ЧЕЛОВЕК»
Хрущева сняли. Но Москва еще гудела. Горячо обсуждали гонения на Солженицына, процесс над Синявским и Даниэлем. Слушали Галича, Окуджаву. Все это — на московских кухнях, о чем годами позже спел нам Юлий Ким1:
Чайхана, пирожковая-блинная,
Кабинет и азартный притон,
И приемная зала гостиная,
По-старинному значит — салон,
И кабак для заезжего ухаря,
И бездомному барду ночлег, —
Одним словом, московская кухня:
Десять метров на сто человек!
И идут на этих кухнях всю ночь до утра разговоры:
— Россия, матерь чудная!
Куда? откуда? как?
Томленье непробудное,
Рывки из мрака в мрак…
Вот сюда и пришел Юра Карякин осенью 1965 года. После пяти лет работы в Праге в редакции международного журнала «Проблемы мира и социализма» он с головой окунулся в эти встречи и сделался легкой мишенью для гэбэшной провокации, которая имела серьезные последствия.
Дом Якира был открыт всем, что позволяло проникать туда и провокаторам. Наверху шла борьба между партийцами, сторонниками Брежнева, и железным Шуриком — Александром Шелепиным, председателем КГБ в 1958–1961 годах. После снятия Хрущева он рвался к власти: должностей главы Комитета партийно-государственного контроля и заместителя председателя Совмина СССР ему явно было мало. Шелепину хотелось убрать из газеты «Правда» Алексея Румянцева, члена ЦК, и поставить на место главного редактора своего человека. А Румянцев только что взял Карякина в «Правду» на должность собкора и привлек к написанию статьи «Партия и интеллигенция». По своей привычке Юра правил написанное до последнего момента и верстку таскал с собой. С версткой в портфеле пришел вечером к Якиру. Уходил ночью немного навеселе, в подворотне его избили (чуть не лишился глаза) и выкрали портфель. А в 8 часов утра верстка статьи лежала на столе Шелепина. Румянцева обвинили в том, что он не согласовал эту статью, не пустил ее «по верхам», как тогда полагалось. У «Правды» появился новый главный редактор, Румянцева же отправили в Академию наук, где вскоре приняли в академики.
НЕ ТОЛЬКО ГОВОРИЛИ
Якир, естественно, вовлек во все дела своего молодого горячего зятя. Юлик ринулся в распространение крамольной литературы, составление и подписание различных писем и обращений и передачи их западной прессе. Принимал участие в знаменитых «Хрониках».
Мы с ним пошли на дело неумело,
Буквально на арапа, на фу-фу.
Ночами наша «Оптима» гремела,
Как пулемет, на всю Москву.
Ходили мы с таким преступным видом,
Хоть с ходу нас в Лефортово вези,
Причем все время с портфелем набитым,
Который дважды забывали мы в такси.
Никаких иллюзий насчет брежневского режима и начавшейся рестанилизации у молодого Кима не было, как, впрочем, и у многих шестидесятников. Но петь так смело и весело мог он один. Вот как Юлик впоследствии расскажет о напутствиях усатого бровастому:
ЛЁНЯ
Никогда! Ни за что!
Нет, товарищ Сталин!
Мы пойдем другим путем:
Зря сажать не станем.
ОСЯ
Ай-ай-ай, Леонид,
Что же ты мне врешь-то?
Вон же рыженький сидит
Ни за что ни про что!
ЛЁНЯ
Джугашвили, дорогой,
Это ж Ося Бродский:
Паразит как таковой
И еврей, как Троцкий!
Однако оттепель кончилась. В 1968-м Пражская весна завершилась горячим кровавым августом: в столицу Чехословакии вошли советские танки. В Москве после разгрома чешской демократической революции уже не стеснялись расправляться с писателями-вольнодумцами, потом и с правозащитниками. Наладили поток тех, кто «неправильно» думает, в психбольницы, а евреев — в Израиль.
На квартире Якира начались обыски, Юлия Кима стали тягать на Лубянку. Вскоре его уволили из физматшколы при МГУ, где поэт и бард преподавал историю и литературу. Не помогло даже заступничество курировавшего ее академика Колмогорова. Люди из КГБ, давно следившие за молодым «Гитаристом» (такова была у них кличка Юлика), решили, что пора переходить к активным действиям. Перспективы ареста и тюрьмы не исключались. Однако меры против «Гитариста» были приняты относительно «вегетарианские»: Киму запретили концертную деятельность, позволив при этом работать в театре и кино, но так, чтобы имя его не появлялось ни в титрах, ни в театральных программках. И стал Юлий Ким Ю. Михайловым на многие годы, до перестройки.
А Петра Якира на Лубянке сломали. В июне 1972 года его арестовали. Якир начал сотрудничать со следствием и дал показания против более чем двухсот человек. В том числе и против Карякина. Им устроили очную ставку. Карякин сумел отвергнуть «обвинения». Вернувшись, с горечью говорил о том, какой жалкий вид имел этот старый лагерник и хороший человек. На суде в 1973-м он признал себя виновным в антисоветской агитации и заявил о своем раскаянии. Впоследствии объяснял это тем, что боялся расстрела. Был выслан в Рязань. Вернулся в Москву. Сильно пил. Умер от алкоголизма, цирроза печени в 59 лет.
ГЛУХИЕ 1970-е
Роковые семидесятые
Наступали на пятки нам;
За решетку упрятаны,
по психушкам закатаны
вновь почтовыми адресатами
становились наши друзья —
ни спасти, ни обнять нельзя.
(Анна Наль)
Были ли для нас 1970-е годами застоя, как потом их окрестили? Нет. Для многих думающих людей из моего поколения этот период стал временем учебы, временем накопления сил. Карякину тоже наступил «досуг учиться». Он ушел в Достоевского. Начал преподавать в школе, куда его пригласила знакомая учительница давать уроки по «Преступлению и наказанию».
Именно там, в школе, понял, что без «пушкинской прививки» подростку подходить к Достоевскому опасно. Стал рассказывать ребятам о пушкинском Лицее, о настоящей дружбе, о непредательстве. Родилась у него идея сделать о Лицее телепередачу для школьников. В 1965 году на телевидении была создана редакция научно-популярных и образовательных программ. Новый канал стали называть «детским»: мол, для детей, учебный. И цензура к нему не особенно цеплялась.
Для передачи о Лицее нужна была песня. Юра очень хотел, чтобы через весь фильм прошла композиция Булата Окуджавы «Поднявший меч на наш союз…». Не разрешили. Окуджава уже подвергался преследованиям. Юра бросился к своему другу Юлию Киму, рассказал ему о замысле. Киму тема лицейской дружбы была очень близка.
Шел 1973 год. Продолжались аресты, суды, тюремные и лагерные сроки и прочие прелести режима. Его друг поэт Илья Габай только что вернулся из лагеря, но его продолжали тягать на Лубянку, хотели доломать. И доломали. Габай покончил жизнь самоубийством. Друзья не сумели его спасти. Родилась строчка: «И спасти захочешь друга, / Да не выдумаешь как…».
Написал Юлий стихотворение, которое назвал «19 октября», а его друг композитор Дашкевич сочинил музыку. И песня эта живет уже долгую прекрасную жизнь как гимн пушкинского Лицея. Потом она стала гимном московских лицеистов из знаменитой «Школы самоопределения» Тубельского:
Все бы жить, как в оны дни —
Все бы жить легко и смело,
Не высчитывать предела
Для бесстрашья и любви,
<…>
Но судьба свое возьмет,
По-ямщицки лихо свистнет,
Все по-своему расчислит —
Не узнаешь наперед.
Грянет бешеная вьюга,
Захохочет серый мрак.
И спасти захочешь друга
Да не выдумаешь как,
Да не выдумаешь как.
ДРАМАТУРГ Ю. МИХАЙЛОВ
В 1974 году появился драматург Ю. Михайлов. Первая его пьеса — «Иван-солдат. Героическая сказка в двух действиях». Ким отдал ее в Театр Советской армии. Там к пьесе отнеслись благосклонно, но в репертуар не взяли. Наверное, военное начальство смутило, что царь Иван зовет солдата Ивана повоевать за Родину и сулит золото. Это что же, наш русский Иван — наемник? А где наши славные национальные традиции? На что автор намекает?
Уже спустя годы по мотивам этой пьесы сняли художественный фильм «Раз, два — горе не беда!». В финале его Иван-солдат велит царю Ивану и воюющему с ним королю Жан-Жану Заморскому помириться «на вечные времена», потому что в случае новой войны придет новый Дракон и его точно никто не одолеет. Сказка сказкой, да в ней намек: без мирного сосуществования различных государственных систем жить на Земле нельзя. Удивительно, как Ким, который, кажется, все время шутит и балагурит, всегда попадал в цель.
Это кино вышло на экран в 1988 году. А за 11 лет до него на советском телевидении состоялась премьера двухсерийного телефильма режиссера Леонида Нечаева «Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки» с песнями Алексея Рыбникова на слова все того же никому не известного Ю. Михайлова. Песенка Красной Шапочки стала настоящим детским хитом. Да и мы, взрослые, ее распевали:
Если долго, долго, долго, если долго по тропинке,
Если долго по дорожке топать, ехать и бежать,
То, пожалуй, то, конечно, то, наверно, верно, верно,
То, возможно, можно, можно, можно в Африку прийти.
«Но при чем тут Африка?» — задавались вопросом некоторые политизированные умники среди нас. Им отвечали: «Да дело тут не в Африке, а в мечте».
«А не кажется ли вам, — продолжали настаивать умники, — что в этом фильме зашифрованно показана помощь советских военных советников (Красной Шапочки) прокоммунистическим МПЛА (Народное движение за освобождение Анголы)? Толстый волк и Худой волк — это военные наемники. Красная Шапочка изгоняет волков из Леса (Анголы)».
Мы действительно в те годы очень внимательно следили за тем, что происходило в Анголе. Как только страна получила независимость от Португалии в ноябре 1975 года, там началась гражданская война. Это была борьба за власть между двумя бывшими антиколониальными партизанскими движениями: коммунистическим МПЛА и антикоммунистическим УНИТА. Были в Анголе, конечно, советские военные советники, но воевали в основном кубинцы. Их, как они сами говорили, бросали на поле воевать, как русских собирать картошку.
Помнится, как мы в Переделкино на даче Андрея Вознесенского летом 1979 года встретились с колумбийским писателем Габриэлем Гарсиа Маркесом и буквально разругались с ним из-за Фиделя Кастро, которому он верно служил многие годы, и, в частности, из-за его пафосной поддержки кубинцев, воюющих в Анголе за свободу и независимость (непонятно, правда, чью).
ПЕРВЫЙ МЮЗИКЛ И НАЧАЛО БОРЬБЫ ЗА МИР
В 1980 году Юлий Ким с Владимиром Дашкевичем сделали мюзикл «Клоп» по Маяковскому. Поставил его со студентами Гнесинки Олег Кудряшов. Спектакль получился в духе Таганки. И вдруг директор Гнесинки, видимо, узнав, что приемной комиссии из Министерства культуры и горкома партии спектакль не понравился, все отменил. Ким на подмогу вызвал на обсуждение Карякина, которого тогда уже знали в театральных кругах.
И когда директор — как вспоминает сам Ким — «начал что-то бубнить уничижительное», Карякин «так его размазал по стенке, так публично позором заклеймил (что, понятно, способствовало быстрейшему закрытию спектакля — а также его рекламе, когда он возобновился в другом месте)!» Потом мюзикл с хореографией Аллы Сигаловой смотрели в театре «Третье направление» в Москве и других городах СССР, а затем и в Мадриде, Париже, Франкфурте, Нюрнберге.
В 1985 году Юлий Ким даже выступил в роли актера. Исполнил главную роль в спектакле по своей пьесе «Ной и его сыновья». А история была такая… Впрочем, дадим слово автору.
В своем поздравительном письме к 75-летию Карякина в июле 2005 года Юлий Ким пишет: это был «мой посильный вклад в борьбу за мир, которую тогда вы развели с Алесем Адамовичем и Анатолием Беляевым2. Этот несколько неожиданный всплеск мироборчества был вызван, думаю, Афганом, когда опять, как в 62-м, запахло возможным ядерным конфликтом. Это от тебя я услышал: “Оказывается, человечество смертно”, — и эта мысль насквозь меня поразила — так, что породила моего “Ноя”, притчу о Генсеке ООН, пожертвовавшем жизнью сыновей для того, чтобы человечество свою смертность таки ощутило. Ты тогда устроил большущий хоровод вокруг моего опуса, куда вовлечено было немало народу, Бовин в том числе, и пьесу пробили, и представление состоялось (в театре Станиславского, поставил Сандро Товстоногов), а сама пьеса была опубликована у Беляева в журнале “Век ХХ и мир”».
«ТОЛЬКО ДВИГАТЬСЯ ВПЕРЕД!..»
Середина 1980-х годов. В воздухе уже чувствовалось, что грядут перемены. А когда джинна гласности выпустили из бутылки… понеслось:
Ну, pебята, — все, pебята,
Нету ходу нам назад,
Обоpвалися канаты,
Тоpмоза не тоpмозят.
<…>
Ой, что вижу! Ой, что слышу!
Ой, что сам-то говоpю!
<…>
Так что, бpатцы, нам обpатно
Ветеp ходу не дает.
Остается нам, pебята,
Только двигаться впеpед!..
А как Юлий Ким — еще Ю. Михайлов — попал в цель со своей песенкой «Капризная Маша» в декабре 1986-го! Вроде уже свобода, а диссиденты все еще в неволе. Сахаров в Горьком, а многие политзаключенные — в лагерях. Именно тогда после продолжительной голодовки уйдет из жизни Анатолий Марченко.
12 декабря Юлий Ким написал песню и в тот же день исполнил ее на своем выступлении:
— Ах, Машенька, Маша,
Зачем ты грустна?
Грачи прилетели,
Повсюду весна!
— Да!..
А бедный чижик —
Он все сидит в клетке,
Не поет, не скачет,
Плачет!..
<…>
— Ах, Машенька, Маша,
Маруся, Мари!
Ты прям как не наша!
Ты, Маша, смотри!
Ну разве так сложно
Понять про себя:
Что можно — то можно,
Что нет — то нельзя!
— Да!..
А бедный чижик —
Он все сидит в клетке,
Не поет, не скачет…
Я так не могу!..
Спустя несколько дней в квартире Сахарова установили телефон. Ему позвонил Михаил Сергеевич. И первое, о чем сказал генсеку Сахаров: надо освободить всех политзаключенных.
Перестройка началась, «процесс пошел» (знаменитые слова Горби, над которыми многие иронизировали). И вдруг 28 мая 1987 года на Красную площадь сел маленький самолет Матиаса Руста, на что Юлик немедленно откликнулся веселой песенкой:
Здравствуй, киндер дорогой,
Гость, никем не чаемый,
В нашей склоке мировой
Голубок отчаянный!
Прилетел, настрекотал,
Крылышки расправил,
Агромадный арсенал
С ходу обесславил!
<…>
Партия, правительство,
Есть такое мненье:
Отпустите вы его
В виде исключенья.
Это будет торжество
Нового мышленья!
Шутки шутками, но, когда в Союзе писателей СССР начались дебаты, кого считать русским, а кого русскоязычным писателем, Ким откликнулся и тут:
Позвольте, братцы, обратиться робко:
Пришла пора почистить наш народ,
А я — простой советский полукровка,
И попадаю в жуткий переплет.
Отчасти я вполне чистопородный —
Всесвятский, из калужских христиан, —
Но по отцу чучмек я инородный,
И должен убираться в свой Пхеньян.
<…>
А вам скажу, ревнители России:
Ой, приглядитесь к лидерам своим!
Ваш Михалков дружил со Львом Кассилем,
А Бондарев по бабке — караим!
Я тоже благодарна нашему другу: он мне помог достойно выйти из партии, в которой я пребывала «по необходимости». Я пришла в партком и вместо официального заявления просто пропела нашему «парткомычу» в ИМЭМО Владимиру Шенаеву песенку Юлия Кима «Записка в президиум»:
Ну, что вы, братцы, право,
Боитесь глянуть прямо,
Ну хоть раз в жизни будьте вы честны!
Признайте пораженье:
В подобном положенье
Сам Карпов останавливал часы!
<…>
Уходите, ваше время истекло!
Уходите под сукно и за стекло!
Ну поглядите на число или хотя бы за окно
И убедитесь: ваше время истекло!
Песня нашему «парткомычу» понравилась. Он, как и многие наши сотрудники, да, собственно, как и наш директор Евгений Максимович Примаков, перестройку готовили в рамках так называемой системной оппозиции.
«КАК КИМ ТЫ БЫЛ, ТАК КИМ ТЫ И ОСТАЛСЯ»
Наступили трудные 1990-е годы. Их называют «лихими», ухватившись за яркое словечко. И называют, на мой взгляд, совсем не верно. Просто никто в обществе не был готов к переменам, реформам, ни у кого не оказалось программы. Готовы были действовать только бандиты, вышедшие на волю.
Общее настроение 1990-х — полное отрицание прошлого. Что будет? «Да все что угодно, но только не это!» Как только общая идея сопротивления безгласности вдруг сменилась свободой, гласностью — сразу все прежние расхождения обнажились. Лучше не стало. Стало по-другому, стало труднее.
И задумал Ким в 1999 году, по его собственным словам, перетащить сочинение Брехта «Трехгрошовая опера»3 на нашу почву. Дикий капитализм Запада в изображении Брехта один к одному аукался с нашим беспределом.
Ким сочинил «Оперу нищих на русский мотив». И сумел, на мой взгляд, с иронией и вовсе не злобно рассказать о том, что стало с нами к началу нулевых. Плетется наша старая кляча привычно по кругу, очерченному для нее графом Уваровым: Православие, Самодержавие, Народность (последнее претерпело свою эволюцию — «пипл все схавает»). И заворачивает наша лошадка в сторону своей исторической матрицы: культ силы милей ей прелестей правовой свободы. А ведь были мы на важной развилке нашей истории в начале 1990-х, да кажется, опять свернули не туда…
В новом XXI веке наш трубадур раскрылся вовсю, став сочинителем мюзиклов. Оказалось — это его истинное театральное призвание.
В 2002 году Ким написал русскую версию франкоязычного мюзикла «Нотр-Дам де Пари». С 2008-го в Московском театре оперетты идет его мюзикл «Монте-Кристо». В 2012-м всех поразил музыкальный спектакль «Граф Орлов». И недаром он получил столько премий: «Звезда театрала», «Гвоздь сезона», премию Москвы в области литературы и искусства…
2016 год — «Анна Каренина», снова в содружестве с композитором Романом Игнатьевым, режиссер-постановщик — Алина Чевик. Опять на сцене театра «Московская оперетта». По мнению критиков, «Анна Каренина» стала жемчужиной из трио мюзиклов Кима.
Но при всех своих порой фантастических успехах на театральной сцене Юлий Ким остался прежде всего поэтом и мыслителем. Карякин как-то назвал его инопланетянином. Тот даже не понял. Это в каком смысле?
Юра объяснил это в своем дневнике так: «Юлик для меня — инопланетянин: сколько кровей национальных, сколько кровей социальных, духовных… и он этими кровями связан. Он стоит на какой-то точке (я это только чувствую), с которой видно все куда глубже, шире, точнее, чем нам всем сегодняшним и тутошним. Да, у него другая точка зрения, точка видения… Ему куда труднее и смешнее на нас глядеть и грустнеть. Он отсюда и — оттуда. История человечества, с его точки зрения (да так и должно быть), и смешна, и трагична».
Юлий Ким остается гражданином и настоящим патриотом России-матушки. В сентябре 2014 года он написал сатирическую песню «Марш пятой колонны»:
И вот опять нас мало,
Неправильных ребят.
Кого телеканалы
Никак не охмурят,
Кого Россия-мама
Готова съесть живьем.
Опять нас, братцы, мало.
Что делать, так живем.
А позже, уже в другой песне, подчеркнул, что рвать отношения с нашими близкими соседями не станет, и озвучил пожелание, «чтоб быстрее промчались эти злые дни».
Таков путь Юлия Кима, одного из самых талантливых «неправильных ребят», который не уехал из России, хотя и не всегда был ею обласкан. Он по-прежнему творит, шутит, балагурит и всегда попадает в цель.
1 Музыкальная пьеса «Московские кухни» была написана Юлием Кимом в 1988-м.
2 А. Беляев — главный редактор журнала «Век ХХ и мир».
3 Премьера музыкального спектакля по пьесе Бертольта Брехта «Трехгрошовая опера» состоялась 31 августа 1928 года в Берлине в театре на Шиффбауэрдамм.