Опубликовано в журнале Знамя, номер 12, 2024
«Крестным отцом» журнала «Дружба народов» обычно называют Горького, который еще 22 августа 1934 года в заключительной речи на Первом съезде писателей заявил, что «необходимо издавать на русском языке сборники текущей прозы и поэзии национальных республик и областей в хороших переводах».
И, конечно, Сталина — это его словами в марте 1939 года открылся первый номер пока еще альманаха: «Дружба между народами СССР — большое и серьезное завоевание. Ибо пока эта дружба существует, народы нашей страны будут свободны и непобедимы. Никто не страшен нам, ни внешние, ни внутренние враги, пока эта дружба живет и здравствует».
Предназначение и стартовые установки нового издания, таким образом, понятны.
Не очень, правда, понятно, почему с введением в строй постоянно действующей трибуны (и витрины!) многонациональной советской литературы мешкали так долго: до двадцать второго года Октябрьской революции как-никак. Попытки заглянуть на иноязычные окраины державы если и предпринимались раньше, то очень какие-то неуверенные, робкие, во всяком случае, без большевистского фанатизма и большевистской последовательности. То в 1927 году затеют альманах художественной литературы и искусства народов СССР «Советская страна» — и на третьем же номере это начинание бросят. То вознамерятся заменить его серией переводных книг в Госиздате, выпуском, как тогда выражались, «братских могил» типа «Дагестанской антологии» и «Таджикского сборника», «Узбекистана» и «Казахстана», «Антологии грузинской прозы» и «Поэзии горцев Кавказа» — но и тут без особого азарта и должной систематичности. Что говорить, если даже с одобренным на Первом съезде писателей планом издавать альманах, а еще лучше журнал «Творчество народов СССР» валандались добрых пять лет: нет классных переводчиков, нет толковых организаторов-энтузиастов, нет, наконец, неотступного хозяйского догляда со стороны директивных органов1.
Прошли, однако же, и эти годы, первый номер альманаха с названием «Дружба народов» на обложке увидел-таки свет, заявив своей главной темой всенародное празднование 125-летия Тараса Шевченко: его стихи в новых переводах, стихи, новеллы и статьи, ему посвященные, повесть М. Зощенко «Тарас Шевченко». Однако — то ли материала, связанного с украинским классиком, на весь выпуск не хватило, то ли демонстрация национального многоцветья с самого начала входила в число задач, — но тут же были представлены и другие культуры: стихами Г. Леонидзе, С. Чиковани, П. Маркиша, С. Вургуна, главами из романа С. Зорьяна, армянским, грузинским, туркменским и таджикским фольклором.
И все бы ладно, но где же набрать переводчиков, не просто владеющих языками, но еще и талантливых? И в начале 1940 года Президиум ССП принимает постановление, фактически легализующее переводы по подстрочникам: «Так как подготовка кадров, владеющих языками, <…> потребует известного (и немалого) времени, а потребность советского читателя в художественных переводах с языков народов СССР должна удовлетворяться безотлагательно, может допускаться как временная мера практика художественного перевода путем организации предварительного подстрочного перевода».
Само собой разумеется, что эта временная мера на все последующие десятилетия становится нормой, и в оглавлениях дружбинских номеров уже к 1941 году появились имена Б. Пастернака, М. Цветаевой, Н. Тихонова, С. Липкина, П. Антокольского, В. Державина.
Дела тем не менее шли ни шатко ни валко. И с периодичностью, и с тиражом, и с кандидатурой главного редактора власть никак не могла определиться. Планировались сначала шесть, потом четыре номера в год, но в 1939-м появилось всего три номера, первый из которых был подписан заместителем главного редактора Гослитиздата Георгием Ржановым, а еще два вышли под редакцией Петра Павленко. В мае 1941-го выходит 8-й номер альманаха. Затем на два с половиной года пауза. С октября 1943-го по 1946-й ежегодно выходит по одному номеру, который фактически готовил редактор Гослитиздата Аркадий Деев, так как официально числившийся главным редактором П. Павленко в это время безвылазно лечился в Крыму.
Очередной рывок был предпринят уже при амбициозных редакторах Петре Скосыреве (1947–1949) и Викторе Гольцеве (1949–1955): альманах стал выходить шесть раз в год, тираж поднялся до 20 тысяч, в составе редколлегии появились значимые писательские имена, да и напечатанные в «Дружбе народов» романы туркмена Берды Кербабаева «Решающий шаг», адыгейца Тембота Керашева «Дорога к счастью», казаха Мухтара Ауэзова «Абай», повесть украинца Ивана Рябокляча «Золототысячник», отмеченные Сталинскими премиями в 1948–1949 годах, привлекли благосклонное внимание начальства.
Тем не менее до преобразования альманаха в регулярный журнал было пока что далече. И только в 1955-м Виктор Гольцев успел увидеть свое детище в статусе литературно-художественного и общественно-политического ежемесячника, но в конце того же года скончался, а сменивший его на этом посту Борис Лавренев, оставаясь, что ему льстило, членом редколлегии «Нового мира», своей должностью в «Дружбе народов» явно манкировал. Тираж то поднимался, то снова падал до минимального, и начинанием, себя оправдавшим, явился, вероятно, только выпуск многотомного книжного приложения «Библиотека классиков литератур народов СССР»2.
Что же касается самого журнала, то он не то чтобы хирел, но никак не мог выбиться в высшую лигу отечественной литературной периодики. Тогда Лавренева «по состоянию здоровья» все-таки отправили в отставку, создали редакционный совет числом аж в сорок литературных генералов, а его председателем и, соответственно, главным редактором в ноябре 1957 года был, — как вспоминает Лариса Лебедева, — назначен «человек “выше критики” — А.А. Сурков. В редакции он появлялся редко, в самых необходимых случаях, но “крыша”, как говорят теперь, была надежная»3.
Пробыл Сурков в этой роли всего два с небольшим года. Но за это время — по его ли инициативе, его ли попечением — журнал заметно обновился. Возникли постоянные рубрики — и, например, «Новые переводы» открылись главами из «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели в переложении Николая Заболоцкого. Раздел критики и библиографии стал впечатляюще обширным. Журнал даже попытался зайти на смежную территорию «Иностранной литературы», печатая стихотворные переводы не только с грузинского, татарского, литовского и казахского, но и с арабского, китайского, корейского, хинди, французского, испанского, шведского языков.
Сколько-нибудь устойчивой эта практика, впрочем, не стала. Зато истинно счастливым стало решение представлять русских авторов не только их переводческой деятельностью, но и их оригинальными произведениями. А что, ведь русская литература — такая же неотъемлемая часть многонациональной, и внимания она требует соответственного. Так что «своими» в «Дружбе» стали поэты Николай Асеев, Александр Яшин, Евгений Евтушенко, тогдашние дебютанты Иван Лысцов, Дмитрий Сухарев, Олег Чухонцев, а постепенно начала подтягиваться и русская проза.
У Василия Смирнова, который в феврале 1960 года сменил Суркова на посту главного редактора, представление о русской литературе было, однако же, своеобразным. Писателей-евреев и полукровок, равно как и тех, кто отметился публикациями в «Новом мире» и «Юности», он, мягко говоря, не жаловал. Поэтому если многонациональный ландшафт при нем был вполне достойным — романы Алеся Адамовича «Война под крышами», Юозаса Балтушиса «Проданные годы», пьесы Мухтара Ауэзова «Зарницы», Иона Друцэ «Каса маре», то за русскую прозу отвечал унылый роман Николая Вирты «Степь да степь кругом», а за переводы с чужеземного — контрпропагандистский роман Карло Марзани «Уцелевший» о «разгуле ФБР и ему подобных реакционных организаций в США».
А в январе 1964 года главный редактор и вовсе отличился, напечатав в «Дружбе народов» письмо «Атака в одиночку», подписанное врачом из Пензы Б. Механовым, где оскорбительно резко были оценены и поэма Твардовского «Теркин на том свете», и литературная позиция «Нового мира», который Смирнов и раньше прилюдно называл «сточной трубой нечистот».
Поскольку это письмо появилось на журнальных страницах без ведома не только членов редколлегии, но и большинства сотрудников редакции, заявивших о своем протесте, то было назначено следствие. И выяснилось, что читательское письмо пришло, на самом деле, в журнал «Октябрь», оттуда было передано в «Дружбу народов», где его основательно переписали и идеологически заострили. С этой целью в Пензу был даже командирован сотрудник редакции А. Богданов, который получил половину гонорара, причитавшегося за публикацию, хотя свою подпись под нею не поставил.
В разборе этого инцидента на писательском секретариате Твардовский принимать участие отказался. Тогда как Смирнов, для порядка признав «допущенное им отступление от принципов коллегиальности», тут же перешел в атаку на поэму, которая, напомним, была опубликована лишь по личному распоряжению Н.С. Хрущева. И более того, заявил: «Неужели потому, что тов. Хрущеву понравилась эта вещь, то нельзя ее и покритиковать? <…> Я не понимаю Твардовского как редактора и считаю, что он ведет ошибочную и вредную для советской литературы линию в журнале»4.
Будь Хрущев по-прежнему силен, смельчаку не сносить бы головы. Однако до «малой октябрьской революции» оставалось всего семь месяцев, так что Смирнова лишь по-товарищески пожурили и оставили у журнального кормила еще на год. Пока в феврале 1965-го на эту должность не пришел детский писатель Сергей Баруздин, и пришел на добрую четверть века.
Срок, что и говорить, изрядный, случалось всякое, и поэтому воспоминания о редакторской стратегии Сергея Алексеевича существенно разнятся. Кто-то считает, что он во всем полагался на проверенных первых заместителей Акопа Салахяна, затем Леонарда Лавлинского (с 1970), Леонида Теракопяна (с 1977) или — сошлемся на небесспорное мнение Геннадия Красухина — вел журнал строго по советам своей либеральничавшей жены Розы Сафаровой5. Тогда как Лев Аннинский утверждает, что «лучшего редактора я до того не знал… а после — все другие варианты редакторства неизменно сопоставлял с его стилем. Благотворный, щедрый, неиссякаемый строй ценностей, вынашиваемый в уникально-многонациональной стране. Для меня это великое время, и оно неотделимо от памяти о Сергее Алексеевиче Баруздине»6.
Все, кто печатался в баруздинской «Дружбе народов», вспоминают, что откликом даже на самую пустяковую публикацию было благодарственное письмо главного редактора, самолично отстуканное дома на пишущей машинке и непременно завершавшееся просьбой прислать свои книги в дар библиотеке Нурекской ГЭС, над которой шефствовала редакция7.
Вот вроде и пустяк, но единственный в своем роде и оттого значимый, передающий личное отношение к делу, которое Баруздин понимал как главное в собственной жизни.
Не все, разумеется, из появившегося в те годы на журнальных страницах выдержало испытание временем. Но связанные с журналом имена Нодара Думбадзе, Абдижамила Нурпеисова, Гранта Матевосяна, Яана Кросса, Максуда и Рустама Ибрагимбековых, Миколаса Слуцкиса, Чабуа Амирэджиби, Светланы Алексиевич, Отара и Тамаза Чиладзе, Анара, Мустая Карима, других национальных классиков и сейчас многое говорят русскому читателю. Особенно в силу того, что их произведения публиковались в одном ряду, в едином контексте с «Уроками Армении» (1969, № 9) Андрея Битова, «Бедным Авросимовым» (1969, № 4–6), «Мерси, или Похождениями Шипова» (1971, № 12), «Путешествием дилетантов» (1978, № 9–10), «Свиданием с Бонапартом» (1983, № 7–9) Булата Окуджавы, «Разными днями войны» (1973, № 1, 2; 1974, № 4, 5, 6, 11, 12; 1975, № 1). Константина Симонова, «Домом на набережной» (1976, № 1), «Стариком» (1978, № 3), «Временем и местом» (1981, № 9) Юрия Трифонова, «Полутора квадратными метрами» Бориса Можаева (1982, № 4).
И со стихами картина не менее выразительна. Сменявшие друг друга редакторы поэтического раздела Ярослав Смеляков, Анатолий Жигулин, Наталья Иванова и Татьяна Бек выбирали лучшее у Андрея Вознесенского, Расула Гамзатова, Владимира Соколова, Юстинаса Марцинкявичюса, а, когда цензура помягчела и жить стало попросторнее, в печать пошли и Геннадий Айги, Всеволод Некрасов, иные нарушители эстетического спокойствия.
Роскошный, как видим, набор. Журнал, оставаясь витриной литератур народов СССР, при Баруздине стал еще и одним из перворазрядных представительств русской словесности.
В результате к 1973 году тираж журнала впервые превысил стотысячную отметку.
И понятно, что победы давались редакции совсем не просто. Решение о публикации военных дневников Симонова принималось, как известно, брежневским Политбюро. И сражений с цензурой хватало. Вот, например, автобиографический роман Виталия Семина «Нагрудный знак “ОСТ”». Как рассказывает вдова писателя Виктория Кононыхина-Семина, его «набор дважды рассыпали в “Новом мире” (объяснение: роман о каторге вызывает нежелательные аллюзии)». И годы проползли, прежде чем он появился, наконец, в «Дружбе народов» (1976, № 4–5)8. Да и то, — добавляет Лев Левицкий, — «не будь Лавлинского, который питал слабость к земляку и однокашнику и не пожалел сил, добиваясь публикации его рукописи, неизвестно еще, увидел бы роман свет в “Дружбе народов”»9.
А вот к пуганому-перепуганному Василию Ажаеву судьба отнеслась жестче. Вдохновленный идеями антикультового XXII съезда партии, он еще раз переписал прославивший его роман «Далеко от Москвы», вот только на великую стройку коммунизма отправил уже не вольных энтузиастов, а подневольных зеков. Правда, — как сказано в докладной записке и.о. начальника Главлита А. Охотникова, — «в отличие от повести А. Солженицына, случайно сложившийся коллектив “зеков” возглавляют бывшие крупные партийные и хозяйственные работники, коммунисты, негласная партийная ячейка. Они наводят порядок и защищают заключенных от террора уголовников в пути, а по прибытии в лагерь становятся организаторами трудового процесса на самых важных участках (инженерная, проектная, научно-исследовательская, организаторская работа)».
Замысел, что и говорить, впору эпохе позднего хрущевского реабилитанса. Одна лишь беда: роман «Вагон» был завершен и принят «Дружбой народов» к публикации уже в 1966 году, когда время переменилось и… Продолжим цитировать и.о. начальника Главлита: «На наш взгляд, опубликование романа В. Ажаева на лагерную тему в канун 50-летия Советской власти не принесет пользы идеологической работе партии. <…> Редакции рекомендовано временно отложить опубликование романа “Вагон”, в связи с чем главный редактор тов. Баруздин С.А. снял его из сентябрьского номера»10.
И снял надолго — «Вагон» в «Дружбе народов» появится только в 1988 году (№ 6–8), выйдет вскоре и книжными изданиями, но этого в горячке перестройки не заметит уже никто.
Да и как заметить, если «Дружба народов» в конце 1980-х буквально ослепляет вспышками ударных публикаций: «Исчезновение» Юрия Трифонова (1987, № 1), вторая книга «Любавиных» Василия Шукшина (1987, № 1–4), «Багровый остров» Михаила Булгакова (1987, № 8), «Чевенгур» Андрея Платонова (1988, № 3–4), «Другие берега» Владимира Набокова (1988, № 4).
Но центральным событием, вне всяких сомнений, стала публикация романа Анатолия Рыбакова «Дети Арбата» (1987, № 4–6). Толки об этом романе ходили с 1958 года, журналом «Новый мир» он был анонсирован на 1967-й, журналом «Октябрь» на 1979 год, с рукописью успели познакомиться все, кому ее автор давал на прочтение с условием откликнуться письменным отзывом, и этот отзыв практически всегда был восторженным. Причем Рыбаков, что тоже важно отметить, тщательно следил за тем, чтобы рукопись раньше времени не попала за границу: «Я думал: если я этот роман напечатаю у нас, то этим буду участвовать в преобразовании страны. А на Западе он прошел бы как еще один эмигрантский роман. Резонанс был бы совсем не тот»11.
И потребовалась перестройка всей идеологической жизни в стране, потребовалось личное вмешательство А.Н. Яковлева, по слухам даже М.С. Горбачева12, прежде чем роман прочли уже миллионы. Тираж журнала, и без того высокий, взлетел в самое поднебесье, и это ощущение собственной востребованности поддерживало дружбинцев в годы, когда он, этот тираж, стал мало-помалу опадать, редакция столкнулась с первыми экономическими трудностями, и ее стали все настойчивее изгонять из обжитого флигелька во дворе Дома Ростовых.
Надежды, естественно, были на уникальную, никем не восполнимую роль «Дружбы народов» как медиатора в культурных взаимосвязях развалившейся державы. И действительно, щедроты со стороны межгосударственных институций над журналом все-таки проливались, пусть и нерегулярно, а позднее, когда редакцию окончательно выдавили с Поварской, ее приютил фонд «Русский мир».
Тем не менее после смерти Баруздина в марте 1991 года для журнала наступило время турбулентности, осложненное, возможно, еще и тем, что его преемники — переводчик и критик Александр Руденко-Десняк (1991–1992), прозаик Вячеслав Пьецух (1993–1995) — сменяли друг друга слишком быстро, так что в рабочий ритм жизнь редакции вошла только с приглашением Александра Эбаноидзе на пост главного редактора.
Рабочий, впрочем, не значит безмятежно спокойный. И трудности с финансированием только нарастали, и давали о себе знать проблемы, связанные с непростыми отношениями между бывшими советскими республиками и их отношением к России. Целевые номера или блоки, посвященные национальным литературам, стало составлять все труднее. Согласие напечататься в Москве требовало от авторов уже изрядного мужества. «Помню, позвонил в Грузию кому-то из известных в конце 90-х. “Вы хотите, чтобы меня распяли на глазах у публики?” — получил ответ», — рассказывает Леонид Бахнов, руководивший в журнале отделом прозы. И понятно, что первыми от соучастия в принудительной дружбе народов отказались писатели Балтии. Единственным значимым исключением стала публикация романа Марюса Ивашкявичюса «Зеленые» в переводе и с предисловием Георгия Ефремова, где речь шла о послевоенной борьбе литовских «лесных братьев» с советскими карателями (2006, № 9–10). Как подвиг писателя, чье имя и чьи книги запрещены в современной Туркмении, был расценен не появившийся на родине, но переведенный Сергеем Баймухамедовым роман Тиркиша Джумагельдыева «Энергия страха, или Голова желтого кота», передающий трагический опыт сопротивления тираническому режиму Туркменбаши (2011, № 4). Да и с Украиной многим ли легче? Например, — вспоминает Сергей Надеев, — «пришлось снять из номера роман украинского писателя о событиях в Донбассе, он шел на Шевченковскую премию и испугался, что публикация у нас ему повредит»13. И уж совсем травматичной стала история с романом Акрама Айлисли «Каменные сны» (2012, № 12).
Принимая решение о публикации, редакция не сомневалась: и у автора репутация азербайджанского классика, и роман по своему нравственному посылу глубоко гуманистичен. Однако в книге рассказывается об армянских погромах в Баку, о кровавых событиях в Сумгаите, где главный герой спасает армянского мальчика, получает ранение, уходит в кому и говорит в бреду: братья, одумайтесь и покайтесь, а его рука силится перекреститься. И этого оказалось достаточно, чтобы писателя на родине подвергли настоящей травле. Его книги стали сжигать на площадях и возить по улицам в гробах, исключили из школьной программы, объявили награду в 10 тысяч манат тому, кто отрежет ему ухо, пытались лишить его азербайджанского гражданства, отобрали персональную президентскую пенсию и звание народного писателя Азербайджана.
Случай в постсоветской истории, конечно, беспрецедентный, но войдите в положение публикаторов: обжегшись на кипятке, поневоле станешь дуть на родниковую воду, соизмеряя достоинства прочитанной рукописи с возможной реакцией на нее. В нынешнем мире исполнять миссию медиатора, посредника в межнациональных литературных отношениях совсем не просто: где-то мешает политика, где-то писательские амбиции и фобии, но часто и элементарное отсутствие квалифицированных переводчиков.
Тем не менее и после ухода Александра Эбаноидзе в 2016 году на творческую работу, когда редакцию возглавил Сергей Надеев, журналу есть чем гордиться. Бреши и пробелы в создаваемой совместными авторскими усилиями национальной мозаике, конечно, заметны. Да и как не заметить, если переводы в журнале стали редкостью и бывшие советские республики теперь чаще представлены не теми, кто пишет на национальных языках, а русскими и русскоязычными литераторами, живущими в этих ныне независимых государствах.
Журнал теперь вообще берет не традиционной специфичностью, а преимущественным вниманием к фигурам и событиям в сегодняшней русской поэзии, прозе, эссеистике, литературной критике, составляя достойную конкуренцию тому, что печатают «Звезда», «Знамя», «Новый мир» и «Юность». «Дружбе народов» по-прежнему верна нобелевский лауреат Светлана Алексиевич, его публикациями обеспечили себе высокую репутацию Сухбат Афлатуни, Андрей Волос, Александр Снегирев, Дмитрий Стахов, Афанасий Мамедов, Денис Гуцко, и не бывает, наверное, номера, где не появились бы многообещающие новые имена. Привлекательную же для читателей пестроту обеспечивает множество рубрик, как постоянных, так и ситуативных: «Нация и мир», «Проза.doc», «Тонкости ремесла», «Дружба на вырост», «Золотые страницы “ДН”», «Просто жизнь», «Правила игры», «Культурный слой», «Библионавтика», иные прочие.
Читают ли журнал по-прежнему в странах, которые некогда составляли Советский Союз? Подозреваю, что спорадически, от случая к случаю, в зависимости от перемен в государственной политике этих стран. Но то, что российский литературный ландшафт без «Дружбы народов», безусловно, опустел бы, это точно.
1 Вся эта история подробно, с отсылками к архивным источникам изложена в исследовании В. Огрызко «Открыть душу каждого народа: Создание и развитие журнала “Дружба народов”» (М.: Литературная Россия, 2020).
2 Названия менялись, но в этих книжных сериях — «Библиотека исторических романов СССР», «Пятьдесят лет советского романа», «Библиотека “Дружбы народов”», «“Дружба народов”: Избранные страницы», «Библиотека советской прозы» — к концу 1980-х годов вышло более 500 томов.
3 Лебедева Л. Люди уходят — книги остаются // Новое литературное обозрение, 2003, № 63. — С. 218.
4 История одной фальшивки (Эпизод борьбы вокруг «Теркина на том свете»): Стенограмма обсуждения / Публ. и коммент. В. и О. Твардовских // Вопросы литературы, 2007, № 1.
5 «Влюбленный и любивший Розу до конца жизни Баруздин делал все, что она хотела», — сказано в книге Красухина «Круглый год с литературой» (М.: Andronum, 2016).
6 Аннинский Л. Вспоминая Баруздина // Дружба народов, 2016, № 7.
7 Придуманы были и «рабочие» премии Нурекской ГЭС за лучшую публикацию в журнале. Первым лауреатом стал Константин Симонов за документальную книгу «Разные дни войны». Вслед за ним нурекчане отдали свои награды Савве Дангулову за роман «Кузнецкий мост», Витаутасу Жалакявичюсу за киноповесть «Кентавры», Владимиру Тендрякову за повесть «Затмение».
8 Виталий Семин в воспоминаниях, письмах и литературной критике. — Ростов н/Д: Орбита, Ковчег, 2007. — С. 125.
9 Левицкий Л. Термос времени: Дневник. 1978–1997. — СПб.: Изд-во Сергея Ходова, 2006. — С. 15.
10 Цит. по: Огрызко В. Советский литературный генералитет. Судьбы и книги. — М.: Литературная Россия, 2018. — С. 66–67.
11 Волков С. Анатолий Рыбаков и «Дети Арбата» // Чайка, 2001, № 2, 16 мая, https://www.chayka.org/node/4075.
12 Рассказ Горбачева о его участии в судьбе «Детей Арбата» Рыбаков считает ошибкой памяти: «Я ему ничего не посылал. Я вообще никогда не обращался к нашим вождям. Ни по какому вопросу, никогда не искал встречи с ними. Я считаю, что человек, который пишет, должен быть далек от политики и политиков» // Там же.
13 Ефремова Д. Сергей Надеев: «К «Дружбе народов» обращаются, нам доверяют. Этим и живем» // Культура, 2019, 11 апреля, https://portal-kultura.ru/articles/books/250149-sergey-nadeev-k-druzhbe-narodov-obrashchayutsya-nam-doveryayut-etim-i-zhivem/.