Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2024
Об авторе | Сергей Маратович Яковлев (06.10.1964, Москва). МГПИ им. Ленина и аспирантуру Института психологии АН СССР, кандидат психологических наук. В 1997 году пришел в издательский дом «Коммерсантъ» литературным, а затем выпускающим редактором. С 1999 года — главный редактор экономического еженедельника «Коммерсантъ-Деньги», с 2014-го — главный редактор газеты «Коммерсантъ». В июле 2018 года оставил свой пост. В 2016-м выпустил книгу стихов «Август кончен». В 2020 году вышел альбом «Мои легионы» музыкального проекта «Яковлев и Шумилов» (стихи и чтение Яковлева, музыка Дмитрия Шумилова). Предыдущая публикация в «Знамени» — «Ещё не темнота» (№ 9, 2016). Живет в Москве. В эту публикацию вошли стихи 2016–2020 годов.
* * *
В какой-нибудь последней редакции,
Дополненной и исправленной столько раз,
Уже понимаешь, все песни с танцами
Закончились, как в битве — боеприпасы.
Когда желание просто лечь и валяться
Оправдано тем, что здесь и сейчас
Происходит со мной, и не нужно лясы
Часами точить, чтоб сказать: я пас…
Сказать, я так долго ходил со стадами,
Что успел побывать и пастухом, и ведомым,
Безмолвной скотиной, ставшей частью дани,
Человеком, лишённым любимого дома.
Можно путаться в этих избыточных данных,
Затыкать себе рот и ломать кости рук,
Но есть одна беспричинно верная дама
И один предательски близкий друг.
Вот ведь, господи, как ты линии разные
Свёл, и землю придумал, и даже твердь
Приоткрыл, словно окна и двери лабазные,
Чтоб потом уже накрепко всё запереть.
* * *
Год, другой, шестой, десятый…
А потом перестаёшь
Счёт вести — так много всякого,
Что уже, пожалуй, хватит,
Что уже лежать бы в лёжку,
Закатившись в щель кровати,
Потерявшись, как серёжка,
И гадать: отыщут, нет?
Вдруг найдут, а нету мочи
Вновь болтаться в чьей-то мочке
Год за годом тыщу лет.
* * *
Как в лесах всё меньше дичи
С каждым днём, так из меня
Жизнь уходит, словно тушит
За собою свет, и глуше,
Но как будто мелодичней,
Лишь тестикулы звенят.
* * *
Вот мы уже стоим на краю села,
Собаки смертельно устали от долгого бега,
Да они не скрывают — видно, как пёсьи тела
Пластаются и как хвосты касаются снега.
Видно, как утопают ноги людей
В плотном и белом, как трудно шаги даются…
Вот мы стоим, и нет никаких идей,
Что делать дальше на этой лежащей блюдцем
Земле, о которой известно почти что всё:
Где начинается, где переходит в нечто
Иное совсем, и там не то чтобы сёл
Нет, но даже путей и точек конечных.
* * *
В сентябре, в начале второй декады
Провода провисают под тяжестью птиц,
Собираются птицы сделать то, что надо —
Пересечь несколько госграниц.
Проверяют оперение, лапы, клювы,
Смотрят искоса — чего ещё ждать от пернатых,
Сбиваются в группы, чтоб отправиться к югу,
Говорят, там крылатые есть пенаты.
Говорят, там какие-то боги бывшие
До сих пор пребывают в полном сознании,
Надо только лететь дольше и выше,
Чем привыкли глупые эти создания,
Что сидят, вцепившись в провода стальные,
В провода холодные… Но лишь солнце встанет —
Оторвётся какая-то, и все остальные
Превратятся в части исчезающей стаи.
* * *
Ещё одна, и я пойду, пожалуй…
Так надымили, что уже не очень ясно,
То ли расчёт к нам следует пожарный,
То ль это солнце предрассветным красным
Сигнализирует, что ночи наши кратки,
А дни длинны и все — в распоряженьи,
И мы сидим в привычном нам порядке,
И даже в мыслях ни одно движение
Не завершаем, будто время мчится мимо,
Как дым летит, и мы за дымом этим
Почти невидимы, почти неуязвимы,
И так бессмертны, как играющие дети.
* * *
Вот бы мне такой уже свободы,
От которой только пуст и весел,
Чтобы встал на воздух или воды
И почти что ничего не весил.
Я ходил бы по небу, как туча,
И шуршал вдоль берега, как пена,
Я глаза таращил бы и пучил,
И смеялся над собою бренным:
Вот над этим телом неказистым,
Где всего лишь локти да колени,
И над долгим рассужденьем складным,
Где тире — как впаянный резистор
В микросхеме — пусть и очень слабым,
Но является сопротивленьем.
* * *
Череду приключений,
Всё, что с нами случалось смешного
Или страшного в юности, в детстве, снова и снова
Повторяем, в привычный чертёж добавляя детали,
Чтобы помнить, какими могли быть, но так и не стали
По причинам таким и сяким, и по поводам разным,
То дела отвлекали, то снова на белых и красных
Всё делились, считались, сбивались в отряды, ватаги,
И потратили времени больше, чем писчей бумаги.
Вот лежат наших дней пожелтевшие ровные стопки —
Если б жили при печке, имели б запас для растопки,
Если б жили у речки, могли без конца эти воды
Укрывать кораблями, армадой своих пароходов.
* * *
Любви как она есть —
Без всяких ходов и придумок,
Не нужен ни ум, ни лесть,
А только чтоб ты, как придурок
Стоял и во все глаза
Смотрел, чтоб глаза таращил,
Как будто весь опыт за
Спиной — не настоящий,
Будто вся жизнь до,
Как после дождя — лужа
Исчезла, и дом — не дом,
А просто кровать и ужин.
* * *
В доме твоём я бы был сквозняком,
Позволяя себе трогать разве что шторы,
Был бы сад у тебя, на листе слизняком
Я застыл бы и ждал, что вот-вот, уже скоро
Ты придёшь посмотреть, как за ночь кусты
И смородины красной, и смородины чёрной
Опустились под тяжестью ягод, и ты
Вдруг увидишь меня — не такой уж никчёмный.
* * *
Отнесём в сарай байдарки и каноэ,
Вёсла сложим и на гвоздь повесим крылья —
Осень, кажется, согласна стать зимою,
И на это время снег нам будет пылью.
Будет всем, что мы вдыхаем и едим,
И скрипим, когда идём куда-то,
Что ни делай с ним, он всё един,
Хоть метлой мети, хоть загребай лопатой.
Он покроет тело и сравняет сушу
С тем, что мы водой недавно звали,
И внутри дрожим мы, и снаружи
От предчувствия, что в этот раз едва ли
Мы его переживём и укатаем
До таких фигур, что даже ангел некий,
Наблюдающий за нами сквозь пургу,
Скажет Господу: я больше не могу
Видеть это — пусть уже растает,
Пусть опять текут хотя бы реки.
* * *
Ох, кузнечики кривоколенные,
Ох, сверчки мои чёрно-зелёные —
Всё трещите телами нетленными,
Не по чину совсем окрылёнными.
Ни за что вам даны эти лопасти,
Просто так — эта лёгкость искомая
Всякой тварью, что виснет над пропастью
И завидует насекомому.
* * *
Вечно сверху какой-то орнамент:
То созвездия, то облака
Неотрывно висят над нами,
Как приклеенный к небу плакат.
На рисунки глядишь, на знаки —
Всё какие-то письмена,
Или просто светлая накипь
Вроде той, что несёт волна.
Смотришь, тучи уже набухли,
Рвётся с треском лиловый бок…
Вроде — линии, вроде — буквы.
Или, страшно подумать, Бог
Сам выводит свои узоры,
Будто гонит овец стада,
И стоишь, и считаешь их взором,
И сбиваешься иногда.
* * *
Иногда я работал страшным —
Подчищал, так сказать, убитых.
Уносил их с полей, с пашен
Под какой-нибудь куст ракитовый.
Бог проснётся, посмотрит — счастье:
Ни единого мёртвого тела…
Он не станет шарить по чащам —
Не божие это дело.
Столько всяких занятий прочих
Неотложных и повседневных —
И скользит над землёю отче,
Как речная вода сквозь невод.
* * *
Дни случились такие ясные,
Как же вымерз я, как замёрз,
Вот и мыкаем горе, и лясы мы
Точим сутками, лишь бы морс,
Что струится отсель досель,
От макушки до самых стоп,
Тёк всё так же, плескался чтоб,
Не сбиваясь в густой кисель.
* * *
Я всё время что-то считаю:
Этажи, машины, прохожих…
Будто есть какое-то тайное
Число, которое может
Одним своим начертанием
Объяснить, из чего собран
Этот мир, чему он равен,
Какая такая особая
Притягательность в нём, что днём
Он влечёт даже бледной тенью,
А когда в темноте уснём,
Так нам локти слагает с коленями,
Как я сам никогда б не сложил
Машины, людей, этажи…
* * *
Когда б правитель слишком часто не был пьяным,
Он мог бы стать вторым Октавианом,
Не оттого что сжал в горсти низовья Нила,
И царств других бесхозные осколки,
А просто потому, что прожил столько,
Что всех ровесников смог проводить к могилам:
Врагов, друзей, далёких, близких, прочих —
Кому-то место подлинней, кому короче.
И если землю брал, то в рамках ритуала:
Всего комок, как требует обычай…
Казалось, что и сердце было бычьим,
И жил он долго. Но по нашим меркам мало.
* * *
И ни в землю никакую не пошёл,
Как родился, так и умер нагишом,
В том же городе и в том же околотке,
Словно взял билет в кино, а фильм короткий.
И понятно, как расписаны роли,
И так много табака с алкоголем,
Все о чём-то говорят, будто тексты
Заменяют всё подряд вплоть до секса.
Только, кажется, втянулся, тут и титры,
Посидеть бы, посмотреть, а поди ты…
Свет зажёгся, и пора восвояси —
И сюжет простой, а смысл неясен.
* * *
Когда-то в детстве, я уже не вспомню точно,
Каких был лет, но Новый год пришёл без снега,
Земля черна была, и в трубах водосточных
Текла вода, и я не знал, что надо сделать,
Чтоб всё исправить, чтоб уже покрылся белым
Весь переулок наш и дом напротив
В три этажа, и дом правее — с мезонином,
И тот, что слева, и стоящие за ними
Дома сверкали, убранные снегом
От этажей полуподвальных и до кровли,
Чтоб ближней крыши жестяной и крыши дальней
Искрился скат… И бабушка сказала
Без раздраженья, буднично и ровно:
В приличном обществе не принято так долго
Чего-то ждать за исключеньем манны с неба
Да писем с фронта… Лишь на этих двух явленьях,
По мненью бабушки, печать стояла бога,
Иным задержкам нет достойных оправданий,
Они лишь требуют холодного терпения.
* * *
В детстве хотелось так много — то кота завести, то собаку,
Брата иметь, сестру, и, конечно, чтоб велик был новый…
Столько мыслей роилось, а помнится лишь, что Трёхгорку, Немчиновку,
Баковку
Поезд, что с ним ни делай, проследует без остановок.
В детстве не осень пугает, не зима её утренним мраком,
Мётлы машут, лопаты снег соскребают до самой основы,
До остывших корней, занесённые лишь Трёхгорка, Немчиновка, Баковка
Промелькнут за окном запотевшим: поезд следует без остановок.
* * *
Когда история насытится фактурой:
Делами, днями, мясом, наконец,
Когда крылатые со страшной верхотуры
Своей — бестрепетно, как из гнезда птенец, —
Падут на город мой и пригород невзрачный,
И на совсем неблизкие места,
Не отделяя тучные от злачных,
Чтоб стала вновь безвидна и пуста
Земля, полого уходящая к востоку,
И к западу лежащая земля,
Чтоб реки потекли к своим истокам,
Послушно плавниками шевеля.
Чтоб небо навзничь опрокинулось, и звери
С ума сошли от падающих звёзд,
И ночь впивалась в день подобно змею,
Глотающему свой дрожащий хвост.
Чтоб твёрдый камень и бетон, как пух и перья,
Осыпались, беззвучны и легки,
И в этом безоконьи и бездверьи
Во тьме носились только мотыльки.
* * *
Господи, если я всё же усну,
Храни мою душу ночь напролёт.
Господи, если во сне я умру,
Возьми мою душу — и так идёт
Она в твои руки, спешит как может…
Не торопи её, Господи Боже.
* * *
Может, первый, второй или третий
Ангел нас обошёл,
Облетел, обнёс, не заметил,
И теперь мы не те, и не эти,
А какой-то неровный шов
Между разных совсем материй —
Каждый стежок вкривь да вкось.
То ли навык шитья утерян,
То ль без этих узлов-петелек
Всё разъехалось бы, порвалось.
* * *
Солнце сегодня в шестнадцать сорок
Зайдёт, но свет не сразу погаснет,
Наклон земли здесь такой, что нескоро
Причина со следствием приходят к согласию,
И поэтому глаз продолжает часами
Удивляться тому, как по зрительным нервам
То какими-то пятнами, то полосами
Всё бежит и бежит разноцветное небо.
И так долго смеркается после заката,
И светлеет не то чтобы точно с восходом,
Но пойди придерись, ведь работает как-то
Механизм этот старый — шуршит природа.
И поэтому всё так неспешно, небыстро
Происходит, и даже сигналы свыше,
Что звучат где-то там словно стартовый выстрел,
Здесь становятся чем-то почти неслышимым.