Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2024
Об авторе | Алексей Валентинович Улюкаев в журнале «Знамя» печатается со стихами десятый раз, предыдущие публикации: «Я из вселенной Гутенберга» (№ 10, 2011); «Семь стихотворений» (№ 4, 2012); «Площадной гранит» (№ 3, 2013); «Полграна правды» (№ 1, 2014); «Восемь строк о свойствах» (№ 1, 2015); «Не гул пространств, не божий суд…» (№ 1, 2016); «Пометь на карте: за рекой Аид…» (№ 11, 2022); «Возобновление иллюзий» (№ 4, 2023); «Подальше от злосчастных мест» (№ 1, 2024).
1
Предчувствие сменяет послевкусие,
А чувства, как и вкуса, вовсе нет.
Действительность описана искусством
Примерно как Ньютоном белый цвет:
Волна, корпускула летит через эфир,
На радужку наносит отпечаток,
И солнечные прыгают зайчата
И протирают радугу до дыр.
Вот так и время посылает нам
Как зайчиков свои воспоминанья,
Летят корпускулы из прожитого ранее,
И, будущее взявши на таран,
Пролитым послевкусием ровняет
Его с былым и белым словно дым,
В котором видят папу сыновья
Таким же, как и прежде, молодым.
2
Вся жизнь — всего лишь примечание,
Курсивом набранная сноска,
С трудом читалась поначалу,
Как азбука на древних досках.
Под звёздочкой, внизу страницы
Яснить пытался тайный смысл.
Читатели отводят лица
И не заглядывают вниз.
Казалось, что не будет сноса
Одёжке, для которой нить
Спрядали Парки… Вот уж проседь
Её отбеливать спешит.
Соблазны — многие и разные —
Сотрутся под «Жиллеттом» лет,
Те — постепенно, эти — сразу,
Одни — далече, тех уж нет…
То юноша играет в бабки,
То держит свой костыль старик —
Мгновенья кружат в беспорядке:
Родильный дом, предсмертный крик.
Неумолимая пружина
Толкает стрелочки часов:
Родились и недолго жили —
Где стол был яств, там гроб готов…
3
Тот караулит, этот спит,
Тот спит, в этот — караулит.
Гармонию не повредит
Замена мёда воском в улье.
По обе стороны нуля
Меняются одежды, лица,
Сливаются всего лишь для
Того, чтоб тут же раздвоиться.
Когда устанет караул,
И спящий от дремот очнётся,
Они всего лишь через нуль
Скользнут без компаса и лоций.
И вновь в Багдаде всё спокойно,
По крайней мере, всё на вид:
Пусть ураган, потоп и войны —
Тот караулит, этот спит.
4
Итак, начнём с Итаки. Этот край
Несёт все счастье предвещающие знаки.
И если есть земной на свете рай,
Он, верно, размещается в Итаке.
Он цвёл, плодоносил немало лет.
И не хотелось обнаружить взглядом
Несчастья предвещающих примет…
Нам хорошо, и лучшего не надо.
Улисс затем и ведать не хотел
О гнусной лжи, о горестной разлуке,
Что жил в соединенье душ и тел.
Меж тем уж пробил час покинуть сей предел
Ему, а ей — смотреть, ломая руки,
На след, что время оставляет там,
В волнах, и извлекает память
Как обещанье: «Встреча будет нам
Когда-нибудь на острове Буяне…»
5
Кто в плаванье своём пересечёт экватор,
Начнёт осознавать движения закон.
Пусть волны пенятся и образуют вату,
Пусть утренний туман приносит молоко.
Сквозь материальный мир идёт твоя дорога,
Но компас для неё встаёт над Вифлеемом.
Ты в плаванье своём продвинешься немного,
Лишь если прикуют тебя к веслу триремы.
Есть радость в мерных действиях весла,
И сила есть — наперекор всей проседи.
Ты веришь: будет впереди весна,
Хотя плывёшь уже по шею в осени.
6
Тоска, зелёная, как доллар,
Глухая, словно ван Бетховен,
Крадётся татем, тщится вором.
Не ровен час… И век не ровен.
Узка прогресса нить на шее,
Грудная клетка — всё же клетка.
Тоска всё так же зеленеет,
И хрен отнюдь не слаще редьки.
7
Спасибо Беллу, Эдисону,
Спасибо сборщику-китайцу,
Что мысли, слухи и резоны
Вокруг планеты скачут зайцем,
Что напаяли микросхемы,
Распределили номера,
Составив список поименный, —
И всё работает. Ура!
И голос сына, голос дочки,
И голос матери, жены
Мне полдень делают из ночи,
В которой тонет полстраны.
И это подтверждает снова
На основной вопрос ответ:
В начале было только слово,
Перерастающее в свет.
8
Шум ливня за стеклом,
След молний, отзвук грома:
Конструкция небес идёт на слом,
Но слалом продолжается: весомо
И грубо, зримо — мимо всех ворот
Проносятся, как лейденские банки
Полны энергии, зарницы. Перебранка:
То молньи — грому, то наоборот.
Но воздух станет чище, горизонт —
Яснее. Жизнь приемлемою станет.
Откупорилась склянка — в ней озон.
И жить резоны есть, не ведомые ранее.
9
Для закуски Ивану — селёдку, а Постуму — сливы,
Триумфальную арку оставим Титу.
Примечания нужно набрать курсивом,
Если наврано где — петитом.
Персонажи истории — всё дальше,
А их тени в учебниках — всё длиннее.
А петит — это просто прибежище фальши,
Начиная с самого Птолемея.
10
Смущался дороговизне, да и теперь смущаюсь.
Это Доплерово смещение света ли, звука: скорость
Изменений инфляцию как праща запущает,
Цены растут как тени к вечеру. То есть
Движение как конечная цель имеет свои последствия.
Нам, подследственным, нечего на судьбу пенять.
Дороговизна — просто стихийное бедствие,
И отменяется вместе с жизнью, как буква ять.
11
И белые ночи, и Троицын день,
И время берёзу ломать,
И кепку носить слегка набекрень,
За что и ругается мать.
Скреби по сусекам и память тряси,
Пусть лето превысит все сметы.
Всего два веселья и есть на Руси:
Пить водку и праздновать лето.
Природа и в дверь и в оконце:
Пить водку и греться на солнце.
12
Всё славно в жизни довоенной:
Фонтан, цветы, газон, косилка,
Жара. Меж приступами лени
Глядеть на облаков обмылки
На свежевыстиранном небе,
Потом — как кружит шмель над блюдом,
Жевать травинки сладкий стебель
И думать, что войны не будет…
13
Со скоростью курьерского и даже
Рапид-экспресса прошлое уходит.
И я стою с оскоминой пропажи
Картинок, звуков, запахов, мелодий.
Где мой двадцатый, где его наследство —
Багаж, сполна оплаченный годами?
Где моя юность, отрочество, детство?
Полотен нет, остались только рамы.
А в них — воспетый публикой Малевич —
Пустая геометрия утраты,
Натыренная по карманам мелочь —
Долги персон поистине non grata.
14
Мы можем быть твёрдыми, жидкими, газообразными,
И гадообразными, и по образу Божию,
Одинаковыми и разными,
Вошедшими в раж и не вышедшими рожами.
Меняем свойства с течением времени,
Причёски, протезы, фасоны брюк,
Бываем бесплодны, бываем беременны
Идеями, вызывающими испуг.
И эта изменчивость, эта пластичность,
Умение приспособиться к любой несвободе
Помогает выжить и каждому лично
И всему человеческому роду.
15
Свобода — слабое подобье смерти.
А как она смущает и страшит!
Как океан скорлупку, вертит,
И со щитом не отпускает, и на щит
Не грузит ни тела, ни души.
Она даётся в долг — потом отдашь,
Когда из перенаселённой суши
Харон отправится в последний каботаж
Туда, где свет, туда, где вечный полдень,
Где встречу запланировал отец.
Ты выдохнешь — последней строчкой оды:
Свободен, наконец.