Опубликовано в журнале Знамя, номер 7, 2023
В былые годы молодой поэт или прозаик мог обрести известность уже после первых журнальных публикаций, дебютные книги издавались тиражом минимум 10–15 тысяч экземпляров, были и хорошие гонорары. Сегодня всего этого нет, однако в литературу продолжают приходить новые поколения авторов.
В рамках совместного проекта с Ассоциацией союзов писателей и издателей России редакция журнала «Знамя» попросила начинающих поэтов и прозаиков — участников межрегиональных и всероссийских творческих мастерских АСПИР — рассказать, с какой целью лично они идут в литературу. Чего они хотят? И зачем, по их наблюдениям, зная обо всех минусах, приходят в литературу другие молодые писатели?
Аля Карелина
(родилась в 1993 году, Краснодар, поэт)
Мне было пять, когда я с ужасом осознала, что не знаю ни одной песни о любви. Нужно было срочно исправить это недоразумение, и мой выбор пал на «Ветер с моря дул» то ли Булановой, то ли Натали. К песне прилагался танец для глухонемых (иллюстративный). К 15 годам я знала много песен — своих — я писала их для воображаемой рок-группы «Анафема», и об этом не подозревала ни одна живая душа (только мертвые, ух!). Примерно в то же время под влиянием Бодлера, Верлена и Рембо в общих чертах стали прорисовываться будущие стихотворения.
А мотивация впервые отправить подборку на поэтический конкурс была следующая: хотелось доказать, что, хотя я не преуспеваю в школе, это не последнее место, где можно проявить себя. И вот я стала собирать «пряники» — дипломы, кубки с местечковых поэтических фестивалей. Наконец, обставив ими родительское гнездо, выпорхнула (выдохнула), и началась другая история. Иногда я в шутку сетую: «Господи, ну почему я не осталась там, где городские конкурсы, платные публикации, все такое красивое и наглядное?!» Но нет же: узнала про «Липки», «ЖЗ», обрела пожизненный статус «автора, подающего надежды».
Поэтам не то чтобы повезло в плане отдачи. Публикация раз в год, книга раз в два с половиной. На презентации друзья и друзья друзей. Но зато если радости, то с луны, особенные. Вот со мной случилось романтическое переживание этой зимой. Ирина Ермакова сказала, что я иду в поэзии тем же путем, каким шла она. Затем на турнире поэтов в Сочи, где она в числе прочих боролась за победу, я решила так: буду болеть за Ирину Александровну буквально как за себя (раз я иду тем же путем, то могу туда же и прийти). И Ирина Ермакова победила! А я от волнения плакала.
Вообще, самое трогательное в выступлениях — аплодисменты по завершению, я всегда плачу, когда артисты выходят на поклон. Потому что могу себе представить, сколько труда было вложено, сколько бессонных ночей и непонимания со стороны близких пришлось пережить, чтобы стоять там. Я это ощущаю как триумф не-одиночества.
Думаю, для того, чтобы вообще писать, у нас разные причины (моя звучит как моветон), но для того, чтобы показывать написанное, есть общая первопричина: испытать подобный опыт. А уж чем он будет измеряться: слезами в глазах читателя, купленными тиражами или поощрением от того, кого боготворишь, — кому как повезет.
Впрочем, сейчас даже у некоторых из тех, кто не привык быть на виду, появилась мотивация к этому. Честное, смелое высказывание может претендовать на форму бунта. Ведь не писать никак или «в стол» невозможно, когда появилось что-то страшнее перманентного ощущения экзистенциальной пустоты. Те, кому не удается абстрагироваться, создают прекрасные, хотя и горькие вещи. Недавно показала мужу впечатляющий арт-объект, поддерживающий ту же сторону, что и я: мол, хочу соорудить подобное. А он сказал: «Аля, пусть каждый занимается своим делом: художники — арт-объектами, журналисты — репортажами, а ты пиши — это и есть твои арт-объекты». Конечно, лучше бы их совсем не было, этих, теперешних.
Что касается нового поколения, входящего в литературу, я вижу намечающуюся тенденцию к ранним дебютам. Я в свои 23 едва ли могла внятно объяснить, зачем пишу, зачем еду на семинар Алехина за 3500 километров. «Пишу, значит, что-то надо с этим делать». А ведь поэзия ревнива, требует огромной самоотдачи, ежедневных осознанных признаний в любви. И она зеркалит: делаешь шаг навстречу, и она делает, но отступишь на два шага, и вот вас разделяют уже четыре. Лучше сразу сделать ей предложение. Мне радостно, что молодые литераторы это понимают и уже в начале пути используют свой потенциал с умом.
Я часто слышу, что литсообщество токсично, толстые журналы умирают, самотек не рассматривают, на «Липки» берут одних и тех же — разные страсти. Но еще не встречала человека, который бы отказался быть частью этого мира по какой-то из перечисленных причин. Допустим, так: я не завожу собаку не потому, что у нее блохи. Но если я заведу морскую игуану, это значит, что я очень люблю морских игуан, и я даже перееду на Галапагосы, чтобы моя игуана жила в привычной для себя среде.
Самотек, кстати, не рассматривают не так уж и все, за год появился не один новый журнал, вышла не одна публикация по итогам семинаров для начинающих писателей. Но все это не компенсирует недостатка любви к тому, чем занимаешься. Быть писателем — все равно что быть влюбленным, и повезло тому, у кого эта любовь безусловна.
Екатерина Прямкова
(родилась в 1996 году, Нижний Тагил, поэт)
«Большинство людей, занимающихся литературой, по сути, гробят свою жизнь. Они делают то, что не приносит ничего, кроме некой умственной работы. Это отвлекает от семьи, от неких социальных связей. Какая разница между тем, что ты видишь розовых слонов и не лечишься или что ты пишешь о розовых слонах? Может, это и неодинаково, но равнозначно: писание и сумасшествие».
Совсем недавно мы с товарищами из Тагильской литературной студии обсуждали это высказывание писателя Алексея Сальникова, и я очень категорично протестовала. У меня небольшой писательский опыт, часто я теряю вдохновение и отвлекаюсь на ту самую «повседневность». Но когда я говорю кому-то, что пишу, в большинстве случаев слышу в ответ, что этот кто-то тоже когда-то писал. И каждому я предлагаю пробовать делать это снова. Да, не у всех могут получаться по-настоящему крутые, глубокие и сложные произведения, но каждый имеет право высказаться. Когда меня спрашивают, почему я продолжаю писать, я, честно говоря, теряюсь. Для меня это как воздух, без которого невозможно жить. В литературе я самовыражаюсь, совершенствуюсь, удивляю, это просто приносит мне удовольствие.
На мой взгляд, все писатели — скорее волшебники. Добрые, бескорыстные творцы слова, способные видеть красоту там, где обычные люди ее не заметят. Проблема в том, с чем люди привыкли жить и что вкладывать в свои тексты. Не важно, как давно ты пишешь, публикуют тебя или ты делишься своим творчеством только с узкой аудиторией. Если то, что ты написал, тронуло других — это точно было сделано не зря.
Однажды я читала свое стихотворение одной знакомой… и она расплакалась. Это настолько меня поразило, что я даже не знала, как ее утешить. С тех пор я верю в себя еще сильнее. Я думаю о том, как меня саму до слез впечатляли чужие рассказы и стихи, и представляю, как кого-то тронет очередной мой текст. Дело не в тщеславии, а в желании быть услышанным, понятым и принятым. Вот для чего это все.
А печататься и стараться быть замеченным необходимо для того, чтобы найти друзей. С момента первой публикации я обрела очень много товарищей по творчеству. Мы вдохновляем друг друга и помогаем справляться со ступором. В те моменты, когда вокруг много людей, способных творить, энергией пропитывается буквально все. И не писать невозможно.
Идти в литературу за «лаврами» и богатством, наверное, можно, но для этого надо либо обладать безумным талантом, либо быть способным удовлетворять массы. Я предпочитаю просто делать то, что мне нравится, и вдохновлять других не стесняться заниматься тем, чем им действительно хочется.
Александр Пятков
(родился в 1993 году, Екатеринбург, поэт, прозаик)
Не помню, чтобы кто-нибудь из моих знакомых сверстников-писателей (да и не только сверстников) задавался вопросом, для чего он пришел в литературу. Во время дружеских посиделок, где бы то ни было — в пансионате под Звенигородом, в ульяновской гостинице, на улицах Москвы, на кухне дома в Екатеринбурге — возникали вопросы другие, часто не касающиеся самой литературы.
Поиск ответа на вопрос, с какой целью/зачем/для чего человек приходит в литературу, кажется мне бессмысленным. Хотя бы потому, что границы того, что называется «литература», очень зыбки.
Живет человек в деревне, пишет стихи, рассказы. Что-либо пишет. Потом умирает. Бумаги сжигают в печи, дом продают — пришел человек в литературу? Не пришел?
Цели как таковой у человека, приходящего в литературу (если мы говорим о настоящем, глубоком творчестве), нет. Скорее — литература приходит к человеку, и он остается в ней жить, писать. Просто остается.
Я начал писать стихотворения, когда учился в школе. Что мной двигало тогда, я не знаю.
Первый рассказ я написал, сидя на вокзале в городе Ревда. Поезд сильно запаздывал, и я подумал: хорошо бы все это запечатлеть, оставить — опаздывающий поезд, старые советские барельефы, пьяниц, не решающихся хлебнуть из бутылки, морозный, снежный день…
Само писательство, каким бы оно ни было, так или иначе является одним из способов познания мира. Тут можно сказать, что смысл жизни человека — познание. Но искать ответ на вопрос «в чем смысл жизни?» мне видится еще большей бессмыслицей, чем искать ответ на вопрос «зачем человек приходит в литературу?».
Что касается минусов современной писательской жизни — не такие уж они и минусы. По крайней мере, пребывание литературы в нишевом состоянии не довлеет над автором, ничего не просит и не предполагает огромной ответственности, когда человек начинает писать. Как было бы, если культура в России являлась литературоцентричной.
С другой стороны, было бы проще, если бы не приходилось заниматься тем, что называется «зарабатывать деньги на жизнь». Один молодой писатель (хороший) в интервью сказал, что работать — это правильно. Я бы предпочел не работать, а просто писать.
Вот так и жить бы, как прилив,
одним сочувствием и плачем,
зачем — ни разу не спросив.
Это написал Владимир Гандельсман. И я с ним соглашусь. Зачем задаваться вопросами, когда можно просто любить, дышать, познавать, читать, писать…
Олеся Тихонова
(родилась в 2003 году, Мурманск, прозаик)
Однозначно ответить на вопрос, зачем я начала заниматься литературой, немыслимо. Хочется самой написать то, о чем еще не было написано? Быть может, и так. Тем не менее, литература для меня — это не только творчество и анализ прочитанного, но и возможность общаться с такими же заинтересованными людьми, узнавать нечто новое, путешествовать и… «вляпываться» в новые приключения, чтобы потом было о чем писать.
На мой взгляд, молодые авторы идут в литературу по нескольким причинам.
Во-первых, это вопрос поиска себя, желание быть успешным, попытка доказать себе и другим: «Я могу! Я умею! Я есть в литературе!» Молодой писатель полон сил и решимости, он, можно сказать, только-только вышел из подросткового возраста, поэтому в его душе живет максималист, стремящийся достигнуть некого идеала в той сфере, которую выбрал. Я уверена, что каждый может творить, то есть создавать что-то свое, неповторимое. В разных областях науки или творчества.
Во-вторых, у молодых прозаиков и поэтов, как бы громко это ни звучало, есть желание внести свой вклад в историю человечества. Они верят, что могут исправить мир к лучшему или же донести свою мысль до каждого, населяющего эту планету. Тоже максимализм своего рода, но, тем не менее, это же здорово!
В-третьих (и, вероятно, это самое главное), — абсолютно разные эмоции, чувства, ощущения, жизненный опыт. Молодой автор будто бы хочет сказать: «Посмотрите! Почувствуйте! Услышьте!» На что обратить внимание? Каждый писатель выбирает сам, обычно это то, что ему очень и очень близко… Эмоционально… По душе…
Джордж Оруэлл в свое время сказал: «Когда я сажусь, чтобы написать книгу, я не говорю себе: “Я собираюсь создать произведение искусства”. Я пишу это, потому что есть какая-то ложь, которую я хочу раскрыть, какой-то факт, на который я хочу обратить внимание, и моя первоначальная задача — получить слушателя». Быть может, это и есть та причина, почему люди идут в литературу?
Максим Симбирев
(родился в 2000 году, Саратов, прозаик)
В литературу идут за бессмертием, думаю, так было всегда. Гонорары важны, но вечность важнее. Новые поколения приходят, чтобы остаться в истории. Молодые авторы (и вообще все) пишут о том, что болит. Кто-то рассказывает историю умершего родственника, потому что больше ее никто не расскажет. Кто-то осмысляет прошлое, кто-то настоящее, кто-то будущее, а в литературе как раз и нужно осмыслять. Либо же авторам нравится создавать новые миры, в которые поверят читатели. Важно, что писать начинают бессознательно, с раннего детства в голове придумываются истории, образы. А в осознанном возрасте это превращается в литературу.
Я с шестнадцати лет знаю, что литературой сложно заработать. И еще сложнее стать популярным. Но меня почему-то это не останавливает. Я просто получаю удовольствие, когда пишу, редактирую.
У меня четыре цели. Первая и вторая — реальные, третья и четвертая — моя фантазия. Я молодой, поэтому могу себе позволить быть наивным.
Первая — создать произведение, где герой ухаживает за лежачим больным. Хочу попытаться найти в этой муке что-то светлое или хотя бы надежду на будущее. Люди тратят единственную жизнь на уход за близким, не могут реализовать себя, не могут путешествовать, даже из дома выйти не могут, разве что мусор выкинуть. Я хочу, чтобы моя книга помогла им.
Вторая — создать саратовский миф. Саратов — моя родина, город с богатой историей. В Саратове родились Петров-Водкин, Борисов-Мусатов, Чернышевский, Федин, Слаповский. У нас преподавал Франк, учился Гагарин (здесь же приземлился после первого полета в космос). До революции наш город считался второй культурной столицей после Петербурга. А как много у нас памятников архитектуры! И мало кто об этом знает. Кого ни спросишь — деревня, глушь. Я хочу собрать все воедино и придумать саратовский текст, увековечить город в литературе.
Третья — написать книгу, в которой будет убедительный выход из постмодернизма. Его концепция в литературе давно себя исчерпала. Но как бы ни старался Дэвид Фостер Уоллес в «Бесконечной шутке», постмодернизм продолжает существовать (во всем искусстве). Искусство не только отображает эпоху, но и меняет ее. В эпохе постмодерна человек существует, а не живет, а я хочу жить. Конечно, всегда есть реализм, но мне это не близко. А то, что сейчас называют метамодернизмом (мифопроза, автофикшн-литература травмы и т.д.), похоже на постпост.
Четвертая цель — попытаться создать в литературе то, что хотел создать в «Мистерии» Скрябин. Если соединить все органы чувств (не только основные) и добавить к этому искусство (литература, музыка, живопись, архитектура, кино), то получится новая литература.
Я пока ничего убедительного не создал, нужно работать и работать.
Маргарита Шилкина
(родилась в 2003 году, Абакан/Москва, прозаик)
Мне кажется, не люди приходят в литературу, а она в них. Во мне слова жили с детства, с детства я начала сочинять — сначала это были комиксы про собак и волков, потом незаконченный фэнтези-роман на девять авторских листов (хватило же терпения!), потом небольшие реалистические рассказы, а после и разрастающаяся повесть. Для чего все это было написано? Наверное, потому что не могло быть не написано, во мне скапливались чувства и их требовалось излить во что-то, иначе они бы меня раздавили. Литература — это способ разобраться в себе, понять, что ты по-настоящему думаешь, ведь врать себе по жизни легче, чем врать себе в прозе и поэзии, ты никогда не опишешь с любовью то, чего не любишь, и наверняка захочешь описать то, что волнует. Тексту необязательно вырастать из личного опыта, но текст всегда должен быть интересен автору, и это единственный вариант. Произведение, вырастающее из желания угодить, например, может закончиться после первых же предложений, а то и слов.
Литература для меня — это возможность выговориться, если я чего-то не досказала, прожить, если не допрожила, это пространство, где могут реализовываться идеи и сюжеты и, по моему мнению, оно безграничнее, чем театр или кино, поскольку может описать то, что снять или сыграть невозможно или крайне сложно, — человеческие мысли. Зритель может догадываться, о чем думает персонаж в тот или иной момент, читатель же это знает.
Я категорически не согласна с людьми, которые говорят, что литература вымирает и в скором времени вымрет окончательно. Пока существуют те, кому интересно читать, литература будет жить, а они будут существовать всегда, потому что визуальные искусства не способны заменить игру воображения. И эмоций, чувств. Что еще может вызвать такое разочарование, как не главный герой, оказывающийся лысым на 319-й странице? Или гордость после прочтения романа-эпопеи, когда из-за количества проведенных за ним часов появляется сопричастность к процессу творения?
Люди, которые приходят в литературу, да и не только в литературу — в искусство — за финансовым благополучием или славой, заранее оказываются в проигрышном положении, потому что в нем первостепенна любовь, а остальное, если повезет, приложится. Можно сказать, что мир меняется, и художнику, а под словом «художник» я подразумеваю творцов всех мастей, необязательно быть голодным и влюбленным, да, необязательно, но зачастую именно так все и складывается. Текстами (картинами, постановками, фильмами) нужно гореть или болеть, или сгорать, заболевая, — другой причины идти в творчество я не вижу. Можно стать юристом, экономистом или психологом и жить стабильнее, реализовываться и получать профессиональное признание.
Литература не только не гарантирует, но и требует. Пишущий человек должен много знать и много читать, чтобы перенимать или отторгать опыт предыдущих поколений и понимать, какое место среди них он занимает и занимает ли вообще, а самое главное, он должен быть восприимчив — пропускать через себя все, что бы ни происходило. Иногда это сложно, иногда оказывается болезненным, но как без надрыва писать о надрыве? Я признаю, что долгов у литературы передо мной нет, а у меня перед ней — огромное количество. Их, конечно, можно не отдавать, но выйдет ли из этого что-нибудь стоящее? Навряд ли, читатель не дурак и, более того, он искушен и полон ожиданий.
Мне кажется, ответа на вопрос «что есть хороший текст?» не существует. Хорошим может быть и что-то постмодернистское, и что-то, написанное традиционно. Лично я ценю работу с языком, мне кажется, удивить содержанием сложно (о чем только не было написано), а удивить или порадовать формой еще возможно. Работу с языком и откровенность, потому что для историй с вывернутой наизнанку душой нужно не только мастерство, но и смелость.
Если бы я давала совет братьям по перу, он бы звучал как: «Пишите». Без этого все теряет смысл.