Осмысление и преодоление имперского и советского наследия в периодике первых месяцев 2023 года
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2023
Вопрос освоения азиатского мира Российской империей хранит в себе много такого, о чем школьная программа упоминает лишь вскользь. Актуальной сегодня как никогда теме «колониальных побед» посвящено исследование «Степные рубежи России: как создавалась колониальная империя. 1500–1800» Майкла Ходарковского. Монографию американского историка, посвященную тому, как «бескрайний юго-восточный фронтир превращался в легитимную часть Российской империи», рассматривает Дмитрий Бавильский в № 2 журнала «Урал» (2023).
Читать это исследование, похожее, по мнению критика, «на роман в духе магического реализма», стоит уже ради того, чтобы «встроить родные просторы, о которых обычно не думаешь как о части целого, в единый контекст становления страны, колонизации и общего развития человечества».
По мнению Бавильского, существует «бесконечное множество подходов к описанию подобных историй: в этой книге процесс перемалывания степных территорий раскрывается Ходарковским, с одной стороны, как история взаимоотношений российской власти с народами, кочевавшими по южным и восточным рубежам России, с другой стороны, как описание земель, поначалу бывших “диким полем” и постепенно, ружьем и крестом, прихватизированных».
Говоря о книге, Бавильский вплетает в короткую рецензию биографические сведения о себе, честно упоминает те фрагменты, что стали для него открытием, и обходит стороной просчеты Ходарковского, если такие в книге нашлись1.
СССР унаследовал от Российской империи, по преимуществу, всю территорию в ее прежних границах — в частности, Среднюю Азию. Закономерно, что во взаимопроникновении европейской и среднеазиатской культур можно найти объяснение некоторых социокультурных процессов уже советского времени. Увидеть, как эти процессы отразились на людях, которые родились, сформировались и творили в этот исторический период.
Размышления над советским опытом, «осмысление того, как, при помощи каких средств создавались специфически советская разновидность человека, присущее этому человеку восприятие себя и мира, свойственные ему модели поведения и что из этого вышло, отражены в автобиографии «Книги, годы, жизнь: Автобиография советского читателя» Наталии Русовой; в книгах «Вещная жизнь: материальность позднего социализма» Алексея Голубева и «Эпоха добродетелей: после советской морали» Леонида Фишмана. Обо всех трех рассуждает Ольга Балла в № 1 «Дружбы народов» (2023).
Первые две книги, как становится понятным из рецензии, говорят «об истоках (поздне)советского человека, об образующих его силах», а книга Фишмана — «о том, что сталось с советским человеком, когда воспитавшая его, понятная ему эпоха кончилась: как он справился с этим».
Название книги Русовой отсылает к эренбурговским воспоминаниям. Балла, прослеживая читательский путь мемуаристки, приходит к выводу, что ценностные установки поколения автора и поколения, следующего за ним, все еще совпадали, что «культурный разлом случился позже», в восьмидесятых. Критик отмечает, что с этого времени «по всей вероятности, книжные стимулы взросления были уже другими. Во всяком случае, читательский маршрут автора выглядит настолько характерным для времени, что, основываясь на нем, можно, кажется, отваживаться на некоторые обобщения относительно читательских практик, ожиданий, потребностей людей общего с нею культурного пласта вообще». Другой вывод, к которому приходит Балла: «К устойчивым чертам читательской практики людей поколения Русовой относится и не раз упоминаемое ею многократное перечитывание (именно вследствие такового книга делалась неисчерпаемой, обрастая все новыми и новыми значениями), и страстные обсуждения прочитанного». Главное, о чем говорит Наталия Русова в автобиографии, а Ольга Балла в рецензии на нее, — думающий человек даже в плохой литературе найдет зерно для плодотворной мысли.
Алексей Голубев, анализируя историю позднего СССР, демонстрирует, как самые разные объекты — от архитектурных памятников до телевизоров — формировали социальную жизнь советских людей, выстраивали их вкусы и предпочтения, определяли отношения внутри коллективов и сообществ.
Здесь читателю, по мнению критика, предлагается «не то что последовательно выстроенная система, — на то, чтобы описать и охватить единой концептуальной сетью все мыслимые аспекты взаимоотношений советского человека с материальными объектами… автор и не замахивается, намечая лишь несколько подходов к этой неисчерпаемой теме с нескольких (всего-то с шести) разных, весьма удаленных друг от друга сторон». Балла также отмечает, что автор идеологизирует «отношения человека с материальными объектами в их советском варианте». Критику кажется, что «систематическое сравнение аналогичных практик» в других, «желательно как можно более несоветских странах», прояснило бы, что в этих практиках «специфически советское, а что — общечеловеческое». Что, надо думать, сослужило бы книге хорошую службу.
Тому, чем сегодня определяется отношение к советскому прошлому, посвящено исследование Леонида Фишмана. Его книгу «Эпоха добродетелей: после советской морали» Балла характеризует как «самую захватывающую работу интерпретации советского и прямо из него вытекающего постсоветского опыта». В чем это выражается? Автор стремится избежать идеологизации, для этого «выбирает в качестве исследовательского инструмента исторический анализ и прослеживает происхождение советской системы ценностей, а главное — моделирует ее структуру», назвав «советской моральной пирамидой». Выводы, к которым приходит Фишман и которые отмечает критик: «В советской морали было множество элементов, напрямую — и не очень отрефлексированно — заимствованных из столь осуждаемой в советское время морали буржуазной», а также «ценностные установки, что сложились в девяностые и действуют по сию пору… не так уж противоречат советским, а возникли в результате их трансформации, напрямую их продолжают». В своей книге Фишман иллюзий не строит, но оставляет надежду, которая, закольцевав мысль Ольги Балла, отразилась в названии общей рецензии.
Империи запоминаются делами и фигурами.
Важнейшим лицом, определяющим советскую науку, по сей день остается Юрий Михайлович Лотман. Об ученом написано многое, но не все. Недавно серия «Bibliotheca Lotmaniana» пополнилась объемистым томом «Лотманы. Семейная переписка: 1940–1946». Эта книга — комментированное издание переписки семьи Лотманов и их ближайшего окружения периода Второй мировой войны. В № 3 журнала «Звезда» Евгения Щеглова отмечает, что цель этих писем была в том, чтобы «успокоить и хоть как-то приободрить читающих, а то и еще проще — сказать, что… жив и даже не ранен. Хотя и это их наверняка не успокаивало: пуля летит куда быстрее письма».
Щеглова не ограничивается анализом рецензируемого издания. Дополнительно критик пытается передать эпоху, воссоздать атмосферу в семье и стране накануне и во время войны, цитирует книгу Лотмана «Не-мемуары». Местами в рецензию вплетаются личные наблюдения критика, к предмету рецензии имеющие опосредованное отношение: «Вы все, вечно и со всеми борющиеся, исходящие нескончаемым страхом и оттого агрессивные, подозрительные и до невозможности злобные, просто не умеете по-настоящему жить. И в общем-то другим тоже жить не даете. И никак не угомонитесь на тот предмет, что якобы все должны непременно жить только и единственно по вашим правилам». По-человечески понятно, и тем не менее.
Пафос семьи Лотмана видится автору рецензии в умении, а мне кажется, в редком даре — противопоставлять войне, а значит, смерти «счастье общения и радость от того, что литература, наука и искусство все-таки еще окончательно не убиты, хотя и находятся под постоянным прицелом». Противопоставить злобе и узколобости — «широту воззрений, богатство культурных ассоциаций, саму по себе огромность культуры, без которой жизни нет как нет, даже на фронте, где, казалось бы, и вовсе не до культуры, а только до смерти, голода и ежедневных смертельных тягот, — и счастье все время что-то новое узнавать».
Евгения Щеглова пишет: «Жизнь — всегда конечна, тут хоть плачь, хоть нет, а вот культура, в том ее понимании, с каким весь век жил Юрий Михайлович Лотман и что неустанно вбивал в головы нам всем, кто его читал и слушал, — конца не имеет».
Вселяющий надежду вывод. Империи рождаются, живут и умирают. Культура же конца не имеет.
По вере вашей да будет вам.
1 Отрицательная рецензия на книгу по ссылке Галеев К. Россия, Орда и ошибки Ходарковского // URL: https://gorky.media/reviews/rossiya-orda-i-oshibki-hodarkovskogo/